Мать обещала вернуться с работы пораньше. Витька  отвел близняшек к соседке Аделаиде Эдуардовне, строго наказал им вести себя хорошо и отправился на промысел. Дело привычное, рутинное, хоть и не лишенное определенного риска. Разрешения на оружие у Витьки по малолетству не имелось, охотничьего билета тоже. По закону весь его промысел считался явным браконьерством. Мать ломалась на двух работах, Витька получал в училище повышенную стипендию, но денег все равно не хватало. А близняшкам нужно и молоко и мясо… Они ведь растут еще.

Охотничье ружье, старенькая двуствольная тулка и мешочек пороху достались Витьке от деда. Он же и научил стрелять. Разбирать следы в лесу… Словом, мудреному охотничьему ремеслу. Дедова наука здорово выручала Витьку. Ведь, как ни крути, а он в семье старший. К тому же, единственный мужик. Должен семью обеспечить. Мать день деньской кружится, из больницы в магазин полы мыть бегает. А платят ей копейки. Только что оборванцами никто из них не ходит. Да и то потому, что мать шьет потихоньку. Прибежит с работы и до полночи из старых обносков новые вещи выстрачивает.

Как всегда при мысли о матери у Витьки подкатил к горлу горький колючий комок. Худенькая она, на вид совсем девчонка. Витьке по плечо будет. Поначалу, когда в Вийск переехали ее соседи за старшую сестру принимали и все интересовались у Витьки и девчонок, где же их родители… Витька такие разговоры не поддерживал. Только заикнись кому, что отец их бросил, как девчонок сразу начинали жалеть, а мать пытались познакомить с «хорошим человеком». Новый отец Витьке нужен был  меньше, чем прежний,  а тот еще меньше, чем рыбке зонтик.

Нет, поначалу Витька еще ждал, что отец вернется. Придет домой, как обычно с работы, повесит на вешалку у двери свою кожаную куртку, пропахшую табаком и машинным маслом, и все будет как прежде. Мать всегда будет дома. И на кухне снова запахнет пирожками…

Близняшки отца уже не помнили. Он ушел, когда им и года не исполнилось. Злился ли на него Витька? Сразу – да. А потом… Как сказал дед, подводя итоги материной семейной жизни: «Насильно мил не будешь. Отпусти его, доча, прорвемся…»

Собирался Витька, как и всегда, обстоятельно. Снарядил патроны, сунул в старенькую спортивную сумку фляжку с водой и кусок хлеба. Дед часто говорил: «Идешь на промысел, хоть какой припасец бери, лес шутить не любит». И что с того, что необъятные леса, по которым они с дедом хаживали остались в прошлом? Спички, соль, фонарик, разобранное ружье, тщательно укутанное в старую и замаслившуюся олимпийку. Конечно, если уж остановят и обыщут, ружье найдут. Но Витька всегда был очень осторожен, по главным улицам не ходил…

Если пройти  на окраину города берегом, вдоль неглубокого  обводного канала, перебраться через него по толстым ржавым трубам, пересечь лесополосу, можно выйти к полям. Рожь, кукуруза, ячмень… Поля и поля простираются  до самого горизонта. Но на них лучше не светиться: одинокий пацан с сумкой может привлечь нежелательное внимание. Витькин путь лежит дальше краешком поля, в сторону от реки… Там, где обрывистый речной берег потихоньку превращается в холмы, в старом глиняном карьере привольно раскинулась городская свалка. На свалку Витьке не надо. Его дичь, дикие голуби, витютьни и горлицы, облюбовали для ночлега и кормежки самый край кукурузного поля. От свалки его отделяет небольшая группка деревьев. На глиняной разъезженной дороге к бывшему карьеру почти все время держится большущая лужа. Высыхает только уж совсем в засуху. Голубям тут раздолье. И вода тебе, и корм. Ну а Витька спешит на вечернюю кормежку. Памятуя дедов наказ – брать добычу только на еду, он никогда не убивает больше четырех - шести птиц. И так два раза в неделю. Или реже. Как получается.  Браконьеров Витька и сам не любит. Хуже зверя в лесу нет, чем человек, потерявший совесть… В мыслях у Витьки дождаться совершеннолетия, сдать охотничий минимум и завести наконец  охотничий билет и разрешение на оружие, как у деда… А пока этот не совсем честный промысел потихоньку кормит их семью.

Мать никогда не обсуждала с Витькой охоту. Щипала и потрошила добытых сыном птиц молча, только взгляд у нее был встревоженный и виноватый… Сама из охотничьей семьи, она прекрасно понимала все риски витькиного положения. Но девчонкам нужно мясо…

В этот раз Витька никого не встретил по пути. Что само по себе было хорошим знаком. Собрал и зарядил тулку, тихонечко двинулся в сторону поля, минуя свалку…

Возня, рычание, нетерпеливый визг и жалобное ржание привлекли его внимание.  Свалка уж точно не была местом для безопасных прогулок. Запах, неблагонадежные личности, периодически по ней шнырявшие, а так же стая бродячих собак, обитавшая среди ржавеющих остовов бытовой техники и куч мусора – словом причин обходить свалку по широкой дуге хватало. И Витька ни за что не сунулся бы туда особенно с ружьем в руках… Но ржание… В своих прошлых вылазках Витька не раз встречал в этих местах жеребенка. Щуплый лошадиный подросток обычно пасся вместе с привязанной к колышку матерью на обочине у лесополосы. Лошадей Витька любил и делился с жеребенком хлебом. Гладил доверчивого глупыша по бархатной морде, чесал за ушком. Хозяева у этой парочки разумеется имелись. Иногда кобылу пастись не выгоняли вовсе или привязывали далеко от витькиного маршрута. Взрослая лошадь на свалку бы не пошла точно, а вот не в меру бесстрашный и любопытный жеребенок…

Витька остановился. Дед не раз предостерегал его от бродячих собак, особенно сбившихся в стаю. Собаки – те же волки. Только вот людей они совершенно не боятся. Но испуганное жалобное ржание жеребенка  заставило охотника поменять маршрут. Витька свернул к свалке. Далеко идти не пришлось. Возле груды дырявых покрышек около дюжины  разномастных отчаянного вида собак окружили старого витькиного знакомца и наскакивали на него  с достаточно угрожающим видом. Дюжина… Витька замер. Его верная тулка заряжена дробью. 16 номер… Такая собаку только разозлит, если попадешь. Надежда, что псы испугаются выстрела слабая…  Да и стреляет ружье не так уж громко…

Все недавние истории про загрызенных собаками людей вихрем пронеслись у Витьки в голове. Ладони, сжимавшие приклад ружья вспотели… Одному ему против стаи не выстоять. Это же не домашние брехливые шавки в подворотне, от которых хорошо помогают метко брошенный камень и матерное слово… Инстинкт подсказывал Витьке  бежать, пока собаки заняты жеребенком. Вряд ли малой долго продержится… Вон уже темные маслянистые потеки пятнают  гнедую шкуру… Кровь. Псы – хищники, они своего не упустят. Жеребенок слишком мал, чтобы с ними тягаться. А кобыла привязана далеко и не сможет помочь сыну… Вот же глупый! Угораздило тебя… Витька с тоской оглянулся на близкое поле. Дома мать, девчонки…Он просто не имеет права так рисковать…

Жеребенок заметил знакомого человека. С отчаяньем смертника метнулся к нему прямо через стаю, оглашая окрестности жалобным, почти человеческим криком… Псы в азарте от близости добычи с визгливым лаем бросились за ним…

Витька замахнулся на собак ружьем и рявкнул неожиданно басом: « А ну пошли на…й!»  На глинистой дороге вокруг него даже камней не видно! Чем отбиваться?!

За спиной нарастал рокот мотора. Кто-то мусор привез не иначе… Водитель оказался опытный, враз понял,  в чем тут дело. Раздолбанная «семерка» с прицепом, полным хлама, взревев, точно раненый бык, рванула прямо на обнаглевшую стаю, отсекая собак от помертвевшего охотника. Связываться с машиной псы не посмели. Не добежав до Витьки и жеребенка, они синхронно развернулись и ушли в мусорные завалы.

Ноги ослабели… Витька оперся на ружье и с трудом заставил себя оглянуться. Жеребенок неровным галопом удирал в сторону лесополосы. Какая теперь охота… Хорошо, если водитель не обратил внимание на ружье. Витька побрел к полю, на дрожащих  ногах  стараясь держаться к машине боком и пряча «тулку» за собой. На окрик водителя: «Эй, пацан, с тобой все нормально?» он просто махнул свободной рукой.

За свалку мусора в неположенном месте полагался немаленького размера штраф. Поэтому водитель  ружья «не заметил».  А Витька уковылял помаленьку подальше от опасного места, стараясь по пути успокоить ходившие ходуном руки. Голуби уже кормились  в облюбованном поле и хотя бы парочку на суп добыть следовало. Девчонки, мать… Ну кто еще, если не он?