– Бабушка, покачай меня!

Семенишь ногами мелко-мелко – только бы успеть поскорее, чтоб никто не занял твое, между прочим, любимое место. Падаешь даже, но это ничего – отряхиваешь коленки, ладони и продолжаешь покорять вершины детской площадки. Еще немного – и плюхаешься на скрипучую железную конструкцию, пытаясь раскачиваться самостоятельно, только тебе едва ли это удается. Бабушка улыбается и помогает тебе раскачаться, да так, что дух захватывает – кажется, что вот-вот улетишь невесть куда набивать карманы мягкими облаками. И в этих завораживающих мгновениях, когда ты подпрыгиваешь сначала резко вверх, а потом будто бы спешишь вниз – все детство твое отпечатывается, просто ты еще этого не понимаешь.

Становишься старше. Снова слышишь скрип железных столбов, но в этот раз не стремишься дотронуться рукой до неба, как раньше – теперь ты сидишь на качелях, с кем-то раздраженно обсуждая то, что наболело. Хотя что там могло наболеть в таком юном возрасте? И, сверля глазами пожухлую траву и утыкаясь в куртку, уже успевшую нескромно пропахнуть табаком, ты все еще не понимаешь, что оставляешь здесь часть самого себя. В прямом смысле, разумеется – рисуешь фломастером на перекладине какую-то закорючку, моментально заставляющую улыбнуться тебя и окружающих. Но ты отнюдь не хулиган – всего-то оставляешь свой отпечаток. Материальный, если угодно.

Да, ты часто проводишь время здесь: как бы это ни прозвучало, скрежещущие старые качели видели все твои взлеты и падения – и то, как ты еще совсем ребенком старался на них аккуратно взобраться, и то, как уже совсем взрослым рассуждал о несправедливом устройстве мироздания, в

расстроенных чувствах пиная железный брус, который не так уж и давно служил опорой для маленького тебя.

А когда у тебя надрыв – а в юности у тебя все – надрыв – ты опять наведываешься сюда, уже в сумерки и наедине с собой. Раскачиваешься так, что совсем ничего не видишь – бьющий ветер сметает слезы с глаз, словно крошки, и после десятка минут на таком «аттракционе» будто и не было никакого надрыва. Полет, как говорится, нормальный.

Вот только после взрослеешь и забываешь совсем, что когда-то сюда приходил один, философствовал, насколько мог, или же жарко спорил с приятелями, смягчая обстановку порывом в небеса и обратно.

Проходит еще немного времени. Плетешься по обочине, вдыхая остывший вечерний воздух, смешавшийся с пылью и усталостью города. Оборачиваешься – позади тебя тот самый двор. И вмиг вспоминается все: первая разбитая коленка. Первое неловкое дружеское объятие. Первое разочарование. Первое зерно творческой мысли – все было здесь. Ускоряешься. Спешишь присесть, только бы каждый момент еще раз вспомнить и прокрутить детально. Только бы глазком взглянуть на целый пласт своей жизни, который оставил на этом месте в виде забавной завитушки на перекладине.

А качели снесли давно.