За окном завывал ветер, и над домом сгущались облака. Часы на удивление громко пробили полночь, и я освободился из сладкого плена своих грез.  Я мельком взглянул на уже остывший чай, стоящий на столе. Слишком часто я стал забывать о вечерней чайной традиции и хорошо бы винить в этом свою старческую память, но она тут совершенно не причем.

Осенними вечерами мне становится на редкость тоскливо, не помогает даже вечно говорящий ящик. Я постепенно, словно проваливаясь в глубокий сон, лежа на мягком облаке одеяла, теряю связь с реальностью. Закрываю глаза и всеми своими мыслями устремляюсь туда, где осталось мое сердце, моя душа, моя жизнь.

***

Просыпаюсь, но не хочу открывать глаза. Позволяю себе попробовать заснуть снова, но попытка превращается в пытку спустя десять минут. Поворачиваюсь на бок и протягиваю руку перед собой. Повторяя траекторию падающего лепестка, моя рука скользит по прохладному воздуху и бережно приземляется на подушку, которая лежит рядом.  Спустя какое-то время я встаю с кровати и укутываюсь в промерзший халат. Плетусь на кухню и выливаю вчерашний чай в раковину. Набираю в чайник воду и зажигаю конфорку последней спичкой. Хотел было выбросить коробок, но тут воспоминания проникли в мою голову. Я закрыл глаза, и мое сознание стало беспощадно быстро переключать кадры из той, такой кажется далекой, прежней жизни.

Ее улыбка. Ее запястья. Ее глаза.                           

Чайник неистово завопил, и она исчезла. Выругавшись, я насыпал в кружку две большие щепотки черного чая и залил их кипятком. Пар взмывал все выше к потолку и воздух на кухне стал немного теплее. Есть совершенно не хотелось, да и сделав глоток горячего чая, я обжог язык.

День обещал быть не таким пасмурным, как другие, и я решил прогуляться в парк. Надел рубашку, которую она большего всего бранила и назвала «собирательницей пятен».  С трудом и одышкой втиснулся в брюки, накинул пальто, но все никак не мог найти эти вечно прячущиеся от меня очки. Они словно магическим образом меняли свое положение ровно в ту секунду, как я протягивал в их направлении руку. Негодники… А ведь она находила их с такой легкостью и простотой.

 Можно подумать, что это сумасшествие, но очки плели заговор против меня. Только она могла вступать с ними в переговоры, а иногда и подыгрывать. Я, бывало, начинал сердиться, и бурчать себе под нос, как она подходила, и хватал меня обеими руками за щеки. Я был непреклонен ровно до той секунды, как мои глаза пересекались с ее глазами. Смеху подобно, но еще минуту назад, я - несокрушимая холодная льдина, начинал таять и растекаться в ее горячих руках.

***

Подъездная дверь распахнулась передо мной с такой силой, что подол моего пальто взмыл вверх, а ноги окутал осенний воздух. Спрятавшись носом в шарф, я побрел по нашей аллее. Пусть сейчас она и пестрит яркими красками осени, но больше не радует моих глаз. Все вокруг кажется тусклым и безжизненным. Без нее. Она придавала смысл буквально всему. Даже эти лавочки, играющие в шахматную партию, оживали, когда она касалась их своими тоненькими пальчиками. Я шел вперед, и каждый шаг отделял меня от реального мира и уносил туда, где мы были счастливы. Серая действительность с угрюмыми прохожими и холодными порывами ветра сменялись теплой чередой воспоминаний, которые сопровождались запахом ее волос и яркими красками осени.

Я закрываю глаза, и вот она берет меня за руку и ведет за собой. Переходим на бег, а она немного повернув ко мне голову, улыбается и кричит: «Быстрее, тихоня, опаздываем! Экспресс нашей молодости вот-вот тронется с перрона!». И мы ускоряемся еще сильнее и сильнее. Но мы бежим так всего секунд тридцать и она, жадно глотая воздух, переходит на шаг. Та еще спортсменка. Минуту она старается отдышаться, а ее волосы свисают вниз и качаются из стороны в сторону. Резко поднимает голову и делает выдох. Пар взмывал все выше, а мы завороженным взглядом наблюдаем за тем, как он исчезает. Она смотрит на меня и с абсолютной безмятежностью хватает меня за нос.

Я открываю глаза и стараюсь как можно быстрее ухватить ее руку, пока она не успела раствориться, но не успеваю и лишь тихонькую бью себя по носу. И вот я снова один.

***

Время близиться к полудню и я, будем считать, что по своей старческой рассеянности забывший перчатки, захожу в ближайшую кофейню, чтобы отогреть свои ледышки. До сих пор не понимаю, как ее руки могли оставаться такими горячими все время. Помню, как-то раз она сказала мне в порыве злости, когда болезнь стала все быстрее прогрессировать, что горячие руки у тех людей, которые сердцем холодны и расплакалась. Но я знал тогда наверняка, что ее сердце горело неистовым огнем, который, казалось, мог согреть весь этот мир. Но однажды он погас, и ее руки перестали согревать мои холодные щеки.

На деревянный стол упали две слезинки. Очки, казалось, тоже не могли смириться с тем, что ее нет, и позволяли моим слезам скатываться по лицу, совершая полет до ближайшей поверхности, если я не успевал стирать их тыльной стороной руки. Хорошо, что людей в кофейне было мало, и никто не обратил на плачущего старика внимания. Не хочу, чтобы меня жалели.

Как бы я не любил кофе, чтобы согреться, кружку я осушил очень быстро. Пора возвращаться домой. Как странно произносить это слово…дом… Без нее это место стало мне совсем чужим. Обычная коробка с дырками в виде окон. Мы даже чем-то похожи. Только у меня она одна и большая в области груди.

Не хочется идти домой по тому же маршруту, и я решаю сделать небольшой крюк. Несносное колено начинает, как назло ныть, наверное, вечером ветер усилится и пойдет дождь. Думаю, стоит зайти в магазин и купить ее любимый торт – «Черепашку», все-таки сегодня ее День Рождения.

***

Открываю дверь в квартиру, и мой взгляд падает на последний луч солнца, падающий на стену. Он заставляет меня невольно улыбнуться. Отношу «Черепашку» на кухню и возвращаюсь, чтобы взглянуть на луч еще раз, но он уже скрылся за толстой пеленой туч.  Сажусь на краешек кровати и глажу рукой ту сторону, на которой она спала. Бывало, повернется ко мне и, еще не открывая глаз, начинает шептать «Доброе утро» и, зарываясь в одеяло с головой, снова засыпает. А я, чтобы не спугнуть ее сладкие сны, осторожно поднимался и уходил на кухню, чтобы приготовить ей завтрак. Как мне не хватает тебя.

Она как ребенок каждый раз радовалась своему Дню Рождения и весь день улыбалась, танцевала и уговаривала меня не ходить на работу, чтобы провести весь день дома. Сама готовила «Черепашку» и звала каждые пять минут меня, чтобы попробовать ее фирменный крем. Она не любила свечи в торте и поэтому мы зажигали всего одну на столе и разговаривали долго-долго. Я держал ее за руку, такую горячую и маленькую и, казалось, что так будет всегда. Но вот уже 10 лет я в полном одиночестве этим осенним вечером ковыряю вилкой в магазинной «Черепашке» и думаю о ней.

Мою посуду и выключаю во всей квартире свет. Лежа в кровати думаю только об одном: «Пожалуйста, милая, приснись мне сегодня, я так скучаю по твоим горячим рукам». Закрываю глаза, и снова теряю связь с реальностью. А за окном затихает вой ветра, уводя за собой облака.

Илл.