Василий Белов как проявитель нравственной сущности критиков XX-XXI вв

В истории литературы XX века уникальным явлением стало появление нового направления, которое закрепилось в критике под названием «деревенская проза» и такими значимыми именами как В. Г. Распутин, В. И. Белов, В. М. Шукшин, Ф. А. Абрамов и др.

М. П. Лобанов в статье «Освобождение» отмечал неуместность и ошибочность использования данного понятия. Акцентируя внимание на нравственно-философской составляющей, он назвал ее традиционно-русской прозой [10]. С тех же позиций оценивал это направление и Ю. И. Селезнев, которое он определил как «возрождение в народности» и следование традициям классиков XIX века [16].

Совершенно иные характеристики получили представители, так называемой, «деревенской прозы» от сторонников либерально-демократических взглядов, начиная от Аллы Марченко, Анатолия Бочарова, Владимира Лакшина, Дмитрия Урнова, заканчивая Дмитрием Быковым (признан иноагентом на территории РФ) и Татьяной Толстой. Последние особенно отличились своим ненавистным отношением к деревне, ее жизни и традиционно-православным ценностям, то есть ко всему тому, что является основой и воспевается в произведениях писателей данного направления.

В учебнике «История русской литературной критики. Советская и постсоветская эпохи» в главе под авторством М. Липовецкого и М. Берга оценка «деревенской прозы» представлена в националистической и либеральной критике (наименования даны авторами). Многие утверждения по данной теме вызывают вопросы, например, о том, что в патриотическом дискурсе «критиков-пропагандистов», как их называют авторы, сформировались некие клише в отношении произведений «деревенских» писателей, которые «кочевали из статьи в статью», в то время как представители либеральной критики «напору патриотов» могли противопоставить свои индивидуальные мнения [6]. О каких индивидуальных мнениях говорят авторы не понятно, поскольку примеров таковых не приводится, кроме единственной цитаты из статьи Игоря Дедкова о «Привычном деле» В. Белова. Хочется отметить, что суждения леволиберальной интеллигенции отнюдь не индивидуальны и даже не оригинальны, все они одного поля ягода и произрастают, прежде всего, из эгоцентрического подхода к той или иной проблеме. Симпатии к такому подходу явно прослеживаются у авторов данной работы.

Ю. М. Павлов в статье «Василий Белов: стеснительный и дерзкий» пишет: «Произведения Белова – лучший проявитель космополитического и национального самосознания любого человека» [14]. В этом Юрий Михайлович солидарен с Вадимом Кожиновым, который отмечал, что В. Белов является для него человеческой мерой его мыслей и решений [13]. Поэтому в рассмотрении данного вопроса остановимся на произведениях Василия Ивановича, которые в восприятии советских и современных критиков вызвали наибольшие противоречивые оценки и интерпретации.

Одной из самых глубинных и выдающихся работ о творческой судьбе писателя является книга Ю. И. Селезнева «Василий Белов», выпущенная в 1983 году.

Уже во вступительной части Юрий Иванович говорит о значительной роли В. Белова как проводника к истокам русской культуры: «И если мы действительно хотим знать свою Родину, сегодня нам для этого уже не обойтись без Белова, без его слова о родной земле. Потому что земля Белова — это и вся русская земля» [15]. К подобным мыслям Ю. Селезнев вернется не раз, и все последующие главы книги с рассмотрением вершинных произведений писателя будут только подтверждением этих слов.

Повесть «Привычное дело», вышедшая в 1966 году, вызвала резонанс среди критиков и литературоведов, породив самые разнообразные полярные оценки. В центре внимания оказалась преимущественно характеристика главного героя произведения – Ивана Африкановича Дрынова. В общей сложности критики разделились на два лагеря: те, кто отмечал несостоятельность Ивана Африкановича как личности, и те, кто видел в нем человека, воплотившего народный дух.  

К числу первых относится Игорь Дедков, который в статье «Страницы деревенской жизни» говорит о главном герое как о безвольном человеке, лишенном ответственности, который только «бродит по лесу, любуется лисой, “небушком”, синичками, размышляет о вечности и бренности, о красоте мира» [3]. При описании наиболее значимых моментов, по мнению Дедкова, все его суждения сводятся лишь к описанию внешних обстоятельств, и тому, как действует в них Иван Африканович. Внутренние терзания героя, его отношение к миру, размышления о ценности жизни в последних главах повести, критик почему-то обходит стороной, о стыде и раскаянии Дрынова упоминается мельком, без особого внимания, а о проявлении совестливости, также одного из главных и явных качеств, не упоминается вообще.

Подобным образом предстает перед нами герой «Привычного дела» и в интерпретации Аллы Марченко. В статье «Из книжного рая» автор идет дальше в своих рассуждениях и предлагает на «житие Ивана Африкановича» посмотреть со стороны «жития Рогули». Похожие идеи были высказаны и Анатолием Бочаровым, сравнившим главного героя с коровой Рогулей. А.  Марченко, опять же, не говорит ничего нового и существенного, она в унисон с И. Дедковым поет одну и ту же песню о безалаберности, беззаботности и безответственности героя Белова, вдобавок называя его «пошехонцем»: «Да, Иван Африканович из той прочной и надежной породы людей, на которых, как говорится, земля держится, но при его нетребовательности, при его равнодушии к самому себе и покорности обстоятельствам, при почти полном отсутствии “рефлекса цели” , – одним словом, при его “пошехонстве”, ­– это вовсе не «критерий общественной надежности»…» [12]

Иной взгляд представлен в статье В. В. Кожинова «Ценности истинные и мнимые». Для него герой Белова предстает как «человек в наиболее полном, целостном значении слова». По мнению критика целостность Ивана Африкановича обусловлена его глубокой причастностью к народной жизни, он полнокровно принадлежит этой стихии: «Если бы даже исчезла вся жизнь за пределами того клочка земли, на котором и которым он живет, он все равно остался бы таким, каков он есть, и из него, как из зерна, возродилось бы все богатство общественного мира, ибо он несет в себе цельность человеческого бытия и сознания» [7].

При этом Кожинов не обожествляет героя, не приписывает ему исключительно положительные характеристики, в чем зачастую упрекают левые авторы «правых» критиков, в том числе и самого В. Кожинова. В частности, В. Гусев отреагировал на статью критика следующим суждением: «…вот как рецепт цельности и прочности нам преподносят нечто, не имеющее фактически реального бытия. Мираж во второй инстанции...» [2]. Подобные обвинения в мифологизации можно считать неоправданными и безосновательными хотя бы потому, что в этой же статье Кожинов пишет: «В повести нет, в частности, превосходства человека, живущего па земле, землей, над людьми, ведущими иной образ жизни, нет идеализации “патриархальности” н т. п. Герой Белова нисколько не “лучше” людей, сформированных иными условиями: он только – в силу самого своего образа жизни – обладает единством бытия и сознания – единством практической, мыслительной, нравственной и эстетической жизнедеятельности» [7]. И тем более о каком «мираже во второй инстанции» может идти речь, когда Вадим Валерьянович утверждает прямо противоположное: «Если бы в реальной жизни таких людей, как герой В. Белова, не было раскрытого писателем содержания – все то, что мы налипаем культурой, было бы бессмысленной игрой, фикцией, иллюзией, даже ложью» [7].

В работе А. И. Солженицына «Василий Белов» автор следует своей излюбленной традиции – упускает значимые эпизоды жизни Ивана Африкановича в угоду реализации своего замысла, при этом их трактовка полна фактических неточностей. Герой повести в представлении Солженицына абсолютно пассивный персонаж, который подчиняется всем и вся: «Добросовестный, даже робкий, многотерпеливый, покорный течению событий, покорный властям (“Уж так повелось, его судьбу решали всегда без него <…> Отвоевал войну, уцелел (не сказано нам: воротился ли ещё кто из односельчан...), таким же тихим и смирным, совсем не героем» [17]. Вполне, естественно, в связи с этим возникает вопрос, как Иван Африканович, удостоенный после войны множеством наград – и орден Славы, и орден Красной звезды, остался «совсем не героем» в восприятии Александра Исаевича, и почему даже тот факт, что Дрынов постоянно находился во время войны на передовой уже не может служить основанием об обратном?

В статье «Александр Солженицын о творчестве Василия Белова» Ю. М. Павлов показывает несостоятельность рассуждений Солженицына. Размышления о пресловутой покорности в характеристике героя Юрий Павлов показывает в сопоставлении с эпизодами из мирной жизни: «На призыв разъяренного Дрынова остановиться Мишка отреагировал так: “А-а, подумаешь! Все равно ничего не вырастет”; “И чего ты, Африканович, везде тебе больше всех надо”. Слова “везде”, “больше всех” указывает на то, что Ивана Африкановича отличает совестливое отношение к жизни. Показательны в этом отношении реплики Дрынова, обращенные уже к Митьке: “Привыкли все покупать, все у тебя стало продажное. А если мне не надо продажного? Ежели я неподкупного хочу?» [13]

Также критик отмечает и то, что А. Солженицын, непонятно по каким причинам, обошел стороной очень важный момент, определяющий всю суть произведения: «”Привычное дело” — это прежде всего повесть о любви, поэтичной, глубокой, настоящей, стыдливой, стеснительной, горячей… Любви между мужчиной и женщиной, любви к детям, дому, природе, животному миру, малой Родине посвящены лучшие страницы произведения» [13].

Наиболее точной и полноценной представляется оценка Ю. И. Селезнева. Он, отвечая критикам, видевшим в герое повести социального младенца с неразвитым личным самосознанием, отмечал, что Иван Африконвич коллективная личность, а не автономная: «Иван Африканович разделяет своей судьбой судьбу своего коллектива (колхоз, страна, народ, нация — это ведь тоже разные формы- коллектива в широком смысле), разделяет сознательно, по выбору, не рационально-теоретическому, а всей своей жизнью» [16]. Ю. Селезнев говорит о том, что герой беловской повести – это прежде всего живой человек, не лишенный отрицательных черт, но в то же время это народный тип, и «спрашивать плох он или хорош, значит спрашивать, плох или хорош народ» [16].

Критик отвечает всем обвинителям Ивана Африкановича в пассивности, покорности и безответственности. За недостатками героя они не смогли увидеть ничего больше, чем эти уничижительные характеристики. Юрий Селезнев же обращает внимание на нравственность героя, проявление его внутренних качеств: «И наконец, нельзя не видеть, что его “дело привычное” в иных случаях сопровождается глубоким чувством горечи и стыда... Присуща ему самокритическая оценка своей личности, своего поведения, отношения к миру. Не бездумен он, не безвыборен и далеко не во всем и не всегда пассивен» [16].

На перечисленные Юрием Ивановичем черты героя повести обратил внимание и Игорь Золотусский. Он увидел в повести христианский мотив: «“Привычное дело” — это повесть страданий, но это и повесть любви, веры. Это книга духовная, где земное, телесное возвышается до осознания себя, до прощения и решимости» [5].

Произведением, вызвавшем волну негативных оценок как среди «левых», так и «правых» критиков, стал роман «Все впереди» 1986 года. Основным критерием «провальности» романа стало утверждение того, что Белов принялся изображать несвойственную для него среду – город. Создается впечатление, что авторы не обращались к биографии Василия Ивановича, который на самом деле даже трети жизни не прожил в деревне. В этой связи уместнее говорить о том, что деревня была духовно ближе писателю, поскольку она являлась сосредоточением народной жизни, нежели город, который начал претерпевать значительные изменения, описанные и предсказанные в романе.

Многие критики отрицают пророческий характер произведения В. Белова. Так, Игорь Золотусский и Павел Ульяшов определяют его как «роман-памфлет» и «роман-обличение». Особенно сильно осуждалась ими, как и многими другими критиками и литературоведами, концепция изображения города, явившегося оплотом прогрессивных веяний и идей, как источника разрушения русской идентичности и традиционного уклада жизни. Золотусский в статье «Отчет о пути» берется утверждать, что В. Белов питает ненависть к Москве: «И хотя в романе есть несколько реверансов в адрес этого города — реверансов в сторону Москвы, — Москва Белову не нравится, он раздражен против Москвы и своего раздражения не скрывает» [4]. В отличие от Золотусского приведем цитату из романа, которая данное суждение опровергает: «О, нет! Она была дорога ему как, мать, и хотя ревность иногда просто жгла сердце, и стыд мог в любую минуту в самом неподходящем месте опалить лицо, он все равно бесконечно любил этот город. Все ушибы и вывихи, полученные по ее милости, заживляла она же, его родная Москва, все его радости были связаны с ней — щедрой и бездумно-великодушной! И что же винить ее, станешь ли сетовать на ее неразборчивость, скажешь ли в ее осуждение хотя бы единое слово? Мать есть мать, какова бы она ни была…» [1].

И хочется отметить еще одну вещь. Все то, что Золотусский перечисляет (и звук японской радиоаппаратуры, и гуляющих по бульвару бульдогов) прямого отношения к Москве, как таковой, не имеет и, более того, не является определяющим в отношении к ней. Стоит отметить и то, что Белов не сосредотачивается на конкретной географической точке, будь то Москва или северная деревня, в его внимании всегда вся Россия в историческом ее понимании.

Владимир Лакшин называет Василия Белова «воинствующим архаистом» и отмечает, что автор уже на этапе замысла вступил на «ложную тропу», обосновывая данное утверждение тем, что Белов не смог найти более высокую точку зрения на происходящие перемены: «…к сожалению, глубина его обличений в большинстве случаев  – это глубина мелкой тарелки. Объектом пламенного, “аввакумовского” негодования или иронии героев Белова становятся московские экстрасенсы, вьетнамская мазь, породистые собаки, масоны, лесбиянки, гипнотизеры» [9]. Поражает в данном случае даже не странное сопоставление глубины произведения с тарелкой, а внимательность Лакшина к деталям – перечисляется 22 объекта негодования Белова, и это критики перечислил не все. Но самое главное, что В. Лакшин в данном случае противоречит сам себе.  Он, отказавшийся от идеи отождествления взглядов писателя и его героев, обличения Белова рассматривает как раз через их призму. При этом критик всегда обращается к частному, но никак не хочет замечать общего – все эти объекты лишь внешние проявления тех социальных проблем, которые обозначает писатель в романе.

Так и действуют все критики по отношению к роману «Все впереди», цепляясь за «объекты», приписывают В. Белова и в разряд женоненавистников, и ксенофобов, и националистов, шовинистов, и, конечно же, антисемитов.

В ранее обозначенной работе Солженицына «Василий Белов», автор, делая попытки анализа произведения, не мог обойти проблему русско-еврейского спора: «…как будто вся причина произошедшего в еврейской принадлежности Бриша, – неужели это евреи виновны в беспутстве и развале русских семей?» – задает вопрос Солженицын, давно зачисленный либеральной интеллигенцией в стан «антисемитов». Это показательно для самого Александра Исаевича, поскольку нигде Беловым не ставится акцент именно на происхождение данного героя, показательно, к тому же, и в том случае, что Солженицын пытается выдать желаемое за действительное, так как в романе утверждается совершенно иная мысль, о чем пишет Ю. М. Павлов: «Конечно, Белов не снимает с каждого героя, человека, с каждого русского ответственности за свою судьбу, судьбу своей семьи, народа, государства. В этом, собственно, главный пафос романа «Все впереди», а также многих статей, интервью писателя» [13].

Андрей Мальгин в статье «В поисках мирового зла» идет дальше.  Он буквально лезет вон из кожи, чтобы очернить писателя и выставить его шовинистом. Тут видим и высокопарные фразы, и личное негодование критика как русского человека и патриота: «Скажу откровенно, называя вещи своими именами: мне, русскому человеку, стыдно, горько было читать те страницы романа, на которых, когда намёками, а когда и впрямую поощряется национальное высокомерие, утверждается рознь между представителями разных народов и народностей нашей страны. Нет, никогда не сеяла великая русская литература рознь между народами, никогда не играла на тёмных инстинктах читателя, никогда не унижала представителей других национальностей. Подлинный патриотизм не имеет ничего общего с шовинистической спесью...» [11] Это все конечно верно, но, где конкретно Мальгин увидел проявления шовинистической спеси, где в произведении поощряется национальное высокомерие и утверждается рознь? Отмечу, что в данном произведении, как и во многих других, отрицательных, этнически русских, героев, намного больше.

Также бурное обсуждение вызвал авторский слог и художественные способы изображения героев и обстановки в романе. О. Кучкина, А. Мальгин, П. Ульяшов, В Лакшин в один голос делают замечания Белову в том, что «богатейшее чувство языка драматически изменило писателю» [8]. Все задаются одним и тем же вопросом «Разве это написано Беловым?» За этим углядывается очередная попытка утвердить В. Белова как автора, пишущего хорошо исключительно о деревне, когда же речь идет о городе, в их понимании, художественная сила слова Белова начинает сильно ослабевать. Но ситуация в данном случае обстоит иначе. Василий Белов, человек тонко чувствующий слово, понимал, что городская обстановка требует иного языка, который будет полноценно отражать ее. Ю. И. Селезнев, не успевший застать данный роман совершенно справедливо замечал: «Нет, истинный, глубинный водораздел “по сю и по ту сторону” в творчестве Белова проходит не между «городом» и «деревней», но между “живой жизнью” (любимое определение Достоевского) и жизнью механически заведенной, что и находит в его произведениях воплощение в своеобразной борьбе живого и мертвого слова как отражений этих двух противоборствующих сторон единой жизни, единого мира нашего современника, как в городе, так и в деревне» [16].

Предоставленные выше мнения и суждения характеризуют не столько автора произведений, сколько их самих, их мировоззрение и отношение историческому наследию. Критики, далекие от понимания народной жизни, ее духовно-православных ценностей никогда не смогут понять глубину произведений Василия Белова и других писателей онтологической прозы, которая хранит весь культурный и духовный опыт нашей страны.

Использованные источники:

1. Белов В. И. Все впереди: роман. – М.: Советский писатель, 1987. - 240с.
2. Гусев В. О прозе, деревне и цельных людях. - "Литературная газета", 1968, 14 февраля
3. Дедков И. Страницы деревенской жизни. Полемические заметки. — “Новый мир”, 1969, № 3.
4.Золотусский И. Отчет о пути [Электронный ресурс] //–URL: https://zolotyssky.wordpress.com/2021/02/02/отчет-о-пути/
5.Золотусский И. Тепло добра: проза В. Белова // Литературная газета. – 1968. – 24 января.
6.История русской литературной критики: советская и постсо-ветская эпохи / Под ред. Е. Добренко, Г. Тиханова. - М.: Новое литературное обозрение, 2011. — 792 с.
7. Кожинов В. Статьи о современной литературе. — М., 1982
8. Кучкина О. Странная литература : заметки критика. [Электронный ресурс] –URL: https://www.booksite.ru/belov/single/78.htm?ysclid=m4whpy2uf228104020
9. Лакшин В. По правде говоря… : романы, о которых спорят.  [Электронный ресурс] URL:  https://www.booksite.ru/belov/single/80.htm?ysclid=m4whv6ek8x521103766
10. Лобанов М. Освобождение [Электронный ресурс] // журнал «Родная Кубань». –URL:https://rkuban.ru/archive/rubric/publitsistika/publitsistika_14820.html
11. Мальгин А. В поисках «мирового зла» [Электронный ресурс] //Вопросы литературы. –URL: https://voplit.ru/article/v-poiskah-mirovogo-zla/
12.Марченко А. Из книжного рая Алла Марченко [Электронный ресурс] //Вопросы литературы. –URL:  https://voplit.ru/article/iz-knizhnogo-raya/?ysclid=m52bfyxbw8371145745
13. Павлов Ю. Александр Солженицын о творчестве Василия Белова Электронный ресурс] // журнал «Родная Кубань». –URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/literaturovedenie-i-kritika/literaturovedenie-i-kritika_16558.html
14. Павлов Ю. Василий Белов: стеснительный и дерзкий [Электронный ресурс] // журнал «Родная Кубань». –URL: https://rkuban.ru/archive/rubric/literaturovedenie-i-kritika/literaturovedenie-i-kritika_4087.html?ysclid=m52bbauzov884694805
15.Селезнев Ю. И. С29 Василий Белов: Раздумья о творческой судьбе писателя.— М. : Сов. Россия, 1983. — 144 с. — (Писатели Сов. России).
16.Селезнев, Юрий Иванович (1939-1984). Глазами народа [Текст] : размышления о народности русской литературы. — Москва : Современник, 1986. — 347, [2] с. : 21 см.
17.Солженицын А. Василий Белов [Электронная бибилиотека] // –URL:https://www.booksite.ru/belov/creature/22.htm?ysclid=m52bl3frq1527034646

Иллюстрация

28.12.2024