Нам есть что защищать. Нам есть что дать миру. Апология России – вот альфа и омега нашего времени.

 «Апология России!.. Боже мой, эту задачу взял на себя превосходящий всех нас мастер, который, как мне кажется, выполнял ее до сих пор с достаточной славой. Истинный защитник России – история, <…> разрешавшая в ее пользу все тяжбы, в которой русский народ раз за разом ввергал все это время свои таинственные судьбы…» - писал Ф.И.Тютчев в статье «Россия и Германия».

Так начиналась моя статья о К.С. Аксакове («Родная Кубань», 2, 2022). С не меньшим воодушевлением и душевным трепетом  этими же словами начинаю статью уже о самом Федоре Ивановиче Тютчеве. Не только потому, что уходящий 2023год  в свитке лет особо знаменателен для памяти классика нашей литературы – 200 лет со дня его рождения (5 декабря 1803 года)  и 170 лет со дня его ухода из жизни (27 июля 1873 года). Но прежде всего потому, что наступают (уже наступили) те «минуты роковые» « сего мира», о приходе которых Ф.И.Тютчев пророчески оповестил, суть которых пророчески описал, значение которых пророчески определил. Это, пожалуй, тот самый случай, когда мы имеем все основания заявить: в лице Ф.И.Тютчева наша классика не только живет жизнью современности, но становится фактором русского национального самосознания (а самосознание, по Ф.Гегелю, - основание народа) и – шире – вектором поступательного развития России как государства-цивилизации.

     Очень хорошо и близко знавший Ф.И.Тютчева И.С.Аксаков особо указывал: «<…> любовь к России, вера в ее будущее, убеждение в ее верховном историческом призвании владели Тютчевым могущественно, упорно, безраздельно, с самых ранних лет и до последнего издыхания. Они жили в нем на степени какой-то стихийной силы, белее властительной, чем всякое иное личное чувство. Россия была для него высшим интересом жизни…».

     «Я русский, <…> русский сердцем и душой», - просто, ясно, исчерпывающе скажет о себе сам Ф.И. Тютчев, поэт и мыслитель, геополитик и историософ, «пророк в своем Отечестве» (В.В.Кожинов»).

      «Нам не дано предугадать, // Как наше слово отзовется…» - Уже отозвалось… «Эхом русского народа» (Ф.И.Тютчев, отнесем к нему слова В.С.Непомнящего о Ф.М.Достоевском, «буквально пронизан, прошит Пушкиным»),  звучанием колокола на «башне вечевой» или, скорее, набатом и неумолчным звоном колоколов Невидимого града Китежа.

      Ф.И. Тютчев многогранен и в многогранности своей удивительно человечен. «Лелеющая душу гуманность» - это и о нем тоже. Коснемся отдельных граней его поэтического гения.

                                                ***

Ф.И. Тютчев обладал удивительным чувством весны как ощущения полноты и красоты жизни, ее вечной молодости; весны, дарующей человеку энергию земного бытия.

       Уже в раннем стихотворении «Весна (Посвящение друзьям)» девятнадцатилетний поэт сопрягает «дух жизни, силы и свободы», «лучи любви, восторга и весны» со «сладостью жизни», «младостью» и «светлыми лучами счастья».

      В «Весенних водах»  (1830)  энергия наступа сил обновленной природы буквально завораживает и заражает читателя – на десятилетия энергией жизни. Удивительны «гонцы» «молодой весны» - «высланные вперед» застрельщики славных человеческих свершений:

 Они гласят во все концы:

«Весна идет, весна идет!

Мы молодой весны гонцы,

Она нас выслала вперед!»

       В 1866 году поэт, медленно приближающийся к «роковой очереди», мужественно восклицает:

А все ж Весна не унывает

И говорит: «Черед за мной!..»

                      («И в Божьем мире то ж бывает…»)

      А в следующем, 1867 году, Ф.И. Тютчев напишет одно из самых своих проникновенных, «пушкинских», стихотворений - «Когда дряхлеющие силы…», которое вновь напомнит о тех самых «гонцах» «молодой весны», проводниках вечно обновляющейся жизни.

      А.С.Пушкин, достигший в свои неполные 25 лет благодаря силе художественного гения вершин житейской мудрости, напишет поразительные строки о неизбежности на земле смены поколений. (Помню, моя изможденная болезнью мама за неделю до смерти зачитала их мне со словами: «Ты только послушай, послушай, как Пушкин в таком молодом возрасте сумел проникнуть в душу пожилого человека и сказать всю правду о жизни».):

Увы! на жизненных браздах

Мгновенной жатвой поколенья,

По тайной воле провиденья,

Восходят, зреют и падут;

Другие им вослед идут...

Так наше ветреное племя

Растет, волнуется, кипит

И к гробу прадедов теснит.

Придет, придет и наше время,

И наши внуки в добрый час

Из мира вытеснят и нас!  

                                   («Евгений Онегин», гл. 2, строфа ХХХVIII )

Это пушкинское «в добрый час» многого стоит и  стократ превышает такое понятное и простительное в данном контексте человеческое «увы».

      В возрасте 36 лет, внутренне готовясь к скорому уходу из жизни, А.С.Пушкин - «первая любовь России» - воскликнет:

Здравствуй, племя

Младое, незнакомое! не я

Увижу твой могучий поздний возраст, <…>

                     («Вновь я посетил…», 1835)

      Ф.И. Тютчев дожил до того возраста, до того момента человеческого бытия,

Когда дряхлеющие силы

Нам начинают изменять

И мы должны, как старожилы,

Пришельцам новым место дать <… >

                       («Когда дряхлеющие силы…», 1866)

      Тогда проблема обновляющегося мира, смены поколений уже не может  восприниматься как нечто абстрактно-гипотетическое и будет требовать незамедлительного отклика «старожила», его открытой и честной позиции. И тютчевский герой заявляет такую позицию – по-пушкински,  «в добрый час» - благословляя свое «младое», «незнакомое» «племя» - «пришельцев  новых», «новых гостей». Герой стихотворения понимает и принимает тот факт,

Что нас поток уж не несет

И что другие есть призванья,

Другие вызваны вперед<… >

И в этих «других», «вызванных вперед» неудержимым потоком изменяющейся и обновляющейся жизни, угадываются те самые «молодой весны гонцы», «высланные» ею «вперед» талые воды -  вестники радостного весеннего обновления мира, приход которых когда-то так энергично приветствовал молодой поэт, и которые, конечно же, вспомнились его постаревшему герою в момент приятия им «общего закона» бытия.  (Если бы Л.Толстой на склоне лет захотел оставить свой отзыв об этом стихотворении Ф.И.Тютчева, если бы под влиянием прочитанного вспомнил своего князя Андрея в тот момент, когда на обратном пути из Отрадного на того «нашло беспричинное весеннее чувство радости и обновления», он бы подчеркнул тютчевские строки и в характерной для него манере  оставил помету «Т.Г.», что означало бы  - «Тютчев. Глубоко».)

                                                         ***

       Ф.И. Тютчев, пожалуй, один из немногих (не рискну сказать - единственный) русских классиков, который всегда находится на стороне женщины, особенно если речь идет о глубоко интимной, самой прекрасной, иногда (а, может быть, чаще, чем иногда) болезненно-надрывной стороне отношений мужчины и женщины -  любви.

Судьбы ужасным приговором

Твоя любовь для ней была,

И незаслуженным позором

На жизнь ее она легла!

                       («О, как убийственно мы любим…»)

Не раз ты слышала признанье:

«Не стою я любви твоей».<…>

Перед любовию твоею

Мне больно вспомнить о себе <…>

                         («Не раз ты слышала признанье…»)

Стоял я, молча, в стороне

И пасть готов был на колени <…>

                         («Она сидела на полу…»)

Любила ты, и так, как ты, любить —

Нет, никому еще не удавалось <…>

                      («Весь день она лежала в забытьи…»)

      «О, как она была права, <…> как она верно предчувствовала, что должно было случиться при моем тупом непонимании того, что составляло жизненное для нее условие» (из письма Ф.И.Тютчева А.И. Георгиевскому).

      В стихотворении начала 1850-х с говорящим названием «Предопределение» поэт дает формулу любви, первая часть которой – «гласит преданье» - универсальна:

Союз души с душой родной —

Их съединенье, сочетанье <…>

Вторая – собственно тютчевская:

И роковое их слиянье,

И… поединок роковой…

В «борьбе неравной двух сердец» сердце женщины априори «нежнее», и, в силу этого, последствия поединка для героини неизбежно гораздо трагичнее – ее сердце «любя, страдая, грустно млея», «изноет наконец».

           Однако «роковой поединок», думается, ведется, прежде всего, и по преимуществу, в сердце самого героя, alter ego автора: между его самодовлеющим индивидуалистическим я и пониманием необходимости самоотречения, самопожертвования как залога человеческого счастья.

           Душа тютчевского героя, «бьющаяся» «на пороге как бы двойного бытия», в моем представлении, подобна той «подстреленной птице», которая

Подняться хочет — и не может…

Нет ни полета, ни размаху —

Висят поломанные крылья —

И вся она, прижавшись к праху,

Дрожит от боли и бессилья…

                           («О, этот юг, о, эта Ницца…», 1864)

Буквально Ф.И Тютчев сравнивает с птицей жизнь (в другом варианте - мысль). Но мы понимаем, что речь идет о душе. – Ведь что за жизнь без души и мысль без глубокого нравственного чувства?..

      В стихотворении переданы связанные со смертью Е.А.Денисьевой и достигающие высшей степени экспрессии глубоко интимные, по собственному определению поэта, «невыразимо-невыносимые» мучения, «судороги расстроенного, отчаянно больного организма». Пребывание героя в бездне отчаянья, порожденного личной утратой, усиленного доводящим до самоистязания чувством вины перед любимой – невыносимо. А.И. Георгиевский, которому Ф.И.Тютчев поверял свои душевные терзания, вспоминал: «Сознание своей вины несомненно удесятеряло его горе, нередко выражалось в таких резких и преувеличенных себе укорах, что я чувствовал долг и потребность принимать на себя его защиту против него самого».

       Итак, стихотворение Ф.И.Тютчева «О. этот юг, о, эта Ницца…» - это крик непреходящей, неисцелимой боли, вырвавшейся из истерзанной души поэта. «<…> есть такие болезни, - пишет Ф.И.Тютчев А.И. Георгиевскому, - которые <…>  должны замкнуться и совершить до конца свой процесс внутри человека». Эти строки написаны 10/22 декабря 1864 года. На следующий день, 11/23 декабря, Ф.И.Тютчев продолжает письмо.

      И тут открывается удивительная сторона личности поэта, корнями уходящая в те глубины русского менталитета, которые мы можем соотнести с таким поистине бездонным понятием, как чувство Родины. Эту особенность личности Ф.И. Тютчева подметили такие непохожие друг на друга русские мыслители, как славянофил И.С.Аксаков, русский советский человек В.В.Кожинов, православный литературовед и богослов М.М. Дунаев. Каждый из них эту особенность зафиксировал по-своему. И.С. Аксаков: «<…> любовь к России, вера в ее будущее <…> жили в нем на степени какой-то стихийной силы, более властительной, чем всякое иное личное чувство». В.В. Кожинов: «<…> личность Тютчева, органически связав себя с движением русской и всемирной истории, <…>  была несравненно богаче и мощнее какого бы то ни было индивидуалистического духа.» (Еще: «Тютчев не просто думал об истории, она была в самой его крови, он жил ею.») М.М.Дунаев: «Его я <…> умалялось до исчезновения в виду откровения Божия в истории».

      Вернемся к продолжению письма Ф.И. Тютчева А.И. Георгиевскому: «<…> если бы Божьему промыслу угодно было, после этого страшного удара спасти меня, он взял бы меня – и увез бы в Москву. В Москве только, в этой родственной среде,  я мог бы кое-как выстрадать свое горе. <…> Если в это последнее время <…>, если были для моей мысли редкие  промежутки чего-то живого, светлого, сознательного, <…> я ими обязан – чтению тех статей Московской газеты, в которых так осязательно бьется пульс исторической жизни России.»

      Таким образом, только страдания за Россию, радение за Россию, открывающие возможность сопряжения ее прошлого, настоящего и будущего, дают личности Ф.И.Тютчева, истерзанной невыносимой болью, ту должную силу смирения, которая позволит умалить индивидуалистическое я, выйти за пределы очертанного личной болью страдальческого круга и войти в тот мир, «где жизнь и вера составляют единое целое, <…> открывается величие несравненной поэзии, величие, покоряющее самую ожесточенную враждебность, ибо к чувству столь древнего прошлого неизбежно присоединяется предчувствие грандиозной будущности» (из письма Ф.И. Тютчева  Эрн.Ф. Тютчевой от 14/26 августа 1843 года).

         Удел человеческого индивидуалистического я, по Ф.И.Тютчеву, - обезличиться и исчезнуть, или, скажем мягче, раствориться в безразличной природе, грезить вместе с нею как часть ее. Утверждению этой мысли Ф.И. Тютчев посвятит не одну сотню поэтических строк. Вот, пожалуй, самые показательные:

Все вместе — малые, большие,

Утратив прежний образ свой,

Все — безразличны, как стихия, —

Сольются с бездной роковой!..

О, нашей мысли обольщенье,

Ты, человеческое Я,

Не таково ль твое значенье,

Не такова ль судьба твоя?

                      («Смотри, как на речном просторе…», весна 1851),

Природа знать не знает о былом,

Ей чужды наши призрачные годы,

И перед ней мы смутно сознаем

Себя самих — лишь грезою природы.

                        («От жизни той, что бушевала здесь…», август 1871)

      Спастись от обезличивания можно только в служении, то есть, в отдаче себя великому и высокому делу. Ф.И. Тютчев выбрал для себя всеохватную форму служения – служение России. А, может быть, сама  Россия  выбрала Ф.И. Тютчева для этого поприща. - Россия в единстве ее прошлого, настоящего и будущего – Святая Русь, и Россия «в двойном историческом принципе нашего национального существования» (Ф.И. Тютчев) – Россия православная и Россия имперская.

                                            ***

      Соглашаясь с А.Блоком, В.В.Кожинов совершенно справедливо утверждал: полнозвучна только та творческая личность, которая обращается к политике. И столь же справедливо добавил: «Собственно говоря, Тютчев и не мог не быть политиком, ибо без этого он не сумел бы осуществить смысл и цель самой своей жизни».

      Если под этим углом зрения окинуть беглым взглядом историю России и Русского Слова 19 века, то перед нами сразу же предстают три гения нашей литературы, три славных защитника Русской земли – Пушкин, Тютчев, Достоевский. Именно Ф.И.Тютчеву выпала честь на протяжении более четырех десятилетий отстаивать интересы России на трех фронтах – дипломатическом, публицистическом, литературном (от послания «Императору Николаю I», 1829 до послания «Императору Александру II», 1873).

       Обозначим в общих чертах самую  востребованную на сегодняшней день грань его многомерного гения – тютчевскую геополитику и историософию в контексте прозрения и осмысления поэтом цивилизационной миссии России в момент турбулентности мировой истории.

           Грандиозная будущность России, был уверен Ф.И. Тютчев, рождается в ее настоящем, в борьбе противоположных начал. Если универсальную формулу Ф.М.Достоевского «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей» перевести в плоскость историософии в ее тютчевском преломлении, то можно сказать: «Тут Революция с Россией борется, а поле битвы – сердца людей».

        Зафиксированная  У.Шекспиром на исходе эпохи Возрождения  «гнилость Датского королевства» (Англии), по воле Революции (в тютчевской ее трактовке) начавшаяся с разлагающего влияния протестантизма на духовные основы католицизма (см.трактат Ф.И.Тютчева «Римский вопрос»), стала распространяться на всю Европу и угрожать самоей России. И уже не Гамлету как человеку Запада, вооруженному  «обоюдоострым мечом анализа» (см. И.С.Тургенев «Гамлет и Дон-Кихот»), предстояло «соединять» «порванную» «дней связующую нить» (Б. Пастернак), «восстанавливать» «расшатанный век» (М.Лозинский). (Наверное, я не ошибусь, если предположу, что и М.Лозинский, и Б.Пастернак вкладывали в уста Гамлета, каждый по-своему, характеристику разорванного, разломанного европейского мира, исходя из поэтических характеристик, данных Ф.И.Тютчевым европейской современности в таких шедеврах его политической лирики, как,  например, «Наш век», «Теперь тебе не до стихов…», «Ужасный сон отяготел над нами…», «Два единства» и др.) Восстановить этот мир, соединяя его разрозненные части, история поручила России, русскому человеку. Таким человеком стал Ф.И.Тютчев, созывая единомышленников со всей Европы под знамя апологии России.

       В трактате «Россия и революция» (1848), который требует отдельного, обстоятельного исследования вкупе с такими тютчевскими работами, как  «Россия и Германия», «<Записка Николаю I>», «Римский вопрос», Ф.И.Тютчев называет  центры противостояния в мировой истории последних столетий, достигшего своего апогея в текущий момент  жизни современного человечества: «Уже давно в Европе существуют только две действительные силы: Революция и Россия (в настоящее время носителем духа Революции является Коллективный Запад. – А.Б.).  Эти две силы сегодня стоят друг против друга, а завтра, быть может, схватятся между собой. Между ними невозможны никакие соглашения и договоры. Жизнь одной из них означает смерть другой. От исхода борьбы между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на века вся политическая и религиозная будущность человечества».

      Заключительные строки трактата пророчески и апологетически для нашего Отечества подводят итог ведущемуся на наших глазах глобальному противостоянию мирового зла  в лице Коллективного Запада и России как страны-цивилизации, выполняющей, как и сто, и двести, и триста лет назад свою спасительную историческую миссию: «Тысячелетние предчувствия совсем не обманывают. У России, верующей страны, достанет веры в решительную минуту. Она не устрашится величия своих судеб, не отступит перед своим призванием.

       И когда еще призвание России было более ясным и очевидным? <…>Запад уходит со сцены, все рушится и гибнет <…> - уже давно утраченная вера и доведенный до бессмыслия разум, невозможный отныне порядок и невозможная отныне свобода. А над всеми этими развалинами, ею же нагроможденными, цивилизация, убивающая себя собственными руками…

       И когда над столь громадным крушением мы видим еще более громадную Империю, всплывающую подобно Святому Ковчегу, кто дерзнет сомневаться в ее призвании, и нам ли, ее детям, проявлять неверие и малодушие?..»

       Все так. Россия идет к своей мете. -

В Россию можно  только верить.