«Итак, форум закончился. Дело сделано! Шеф доволен». Петр Григорьевич Калашников в поздний час шел по длинной пустынной улице, кутаясь в воротник драпового пальто, которое вовсе не спасало от колючего, с редким снежком ветра. В свете фонарей снежные заряды хаотично крутило, выбрасывало из светового потока, чтоб через мгновение снова завернуть их в бледно-оранжевый световой сноп. Корявые липки, высаженные вдоль тротуара, ловили невидимые снежинки и качали голыми ветками вслед проносящимся мимо авто. За деревьями прятались мерцающие бледными окнами новенькие многоэтажки. Словно гигантские великаны нависали они над Приморским проспектом и растворялись в мутно-сером небе. Было неуютно, сыро, стыло. Калашникову с каждым новым порывом хотелось еще больше ускориться! Разбежавшись на просторах Невской губы, ветрище пробирал до костей. Бегом – в такую погоду не погуляешь тихим шагом – к остановке автобусной. И домой, в тепло! Только б транспорт не подвел, времени в обрез, до закрытия метро меньше часа. А вдруг последний «бас», как случилось не-давно, на маршрут не выйдет. Только б не сегодня! И без этого третье ноября наполнено событиями по самое горлышко. Форум сделали! Отработали как часики – тики-тики-так! Наконец мероприятие закончено, и шагавшему по мокрому асфальту усталому Калашникову хотелось забыть о работе, но она не отпускала! Застряли в памяти испуганные глаза мальчишек, менеджеров по площадкам. Зудели слова шефа о том, что цель у форума одна, а у организаторов их много! И все главные: заработать максимально, зарекомендовать себя экспертами в области инвестиций, сделать все филигранно!

Кто ж спорит, мелочей в бизнес-центре не было, с первого шага гостей под локотки вели. И очень кстати Калашников поставил на входе именно Дениса и куколку Ляльку! Не подвели, приветствовали участников так, что дамы подтягивали животы, а мужички плотоядно переглядывались.

– Несмотря на то что профессиональный конференционный бизнес зародился в нашей стране не более десяти лет назад, я оцениваю его будущее весьма и весьма позитивно, – монотонно гудел в ушах голос шефа, застрявший в памяти от бесконечных повторов на еще более бесконечных совещаниях. Международный инвестиционный стал первым для коллектива, собранного при администрации области. Калашников, правая рука шефа, числился арт-директором. Опыт работы в подобных мероприятиях у него, конечно, имелся, но здесь, в Питере, все впервые, и заново пришлось доказывать, что ты на своем месте... «Профи! Отработали во славу шефа. Дальше будет легче. А теперь до дома бы доплестись…» Калашников и не заметил, как сбавил скорость. Голову раскалывало. Но хуже того – тупая боль в животе, каждый шаг усиливал ее, будто расходовался, истончался отведенный на сегодня запас сил и движений.

– Объем рынка деловых мероприятий в России освоен не более чем на 15–20 процентов! Это наш шанс, друзья! А если мы… и если качество, и если результативность…

«Если?.. – продолжал внутренний монолог Калашников. – Справились мы, Евгений Сергеевич! И ты почти не мешал», – невольно хмыкнул при мысли о шефе. Будто услышал здравицы в его честь, сейчас на банкете шефу точно поют дифирамбы, хотя сам он, конечно, сидит с«випами» в голубом зале, на пятнадцатом этаже. Вид там открывается… Надо отдать должное, бизнес-центр выбран шефом очень удачно, с панорамой и на восточную часть Финского залива с его песчаными пляжами, и на большой ухоженный парк, сочные оранжево-белые новостройки – иностранцы только бровями двигали. В холле по очереди у чучела медведя фотографировались. Его шеф раздобыл на время форума. «Слава Евгению Сергеевичу, слава…» Калашников шел теперь совсем медленно, дотянуть бы до остановки, а там на автобусе до Новой деревни и метро. Эх, зря двинулся в ночь! Пристроился б на диванчике в комнате персонала, отлежался, пока молодежь гуляет.

В правилах Калашникова и раньше было лишь обозначиться на корпоративах: он обычно звенькал первой рюмкой и по-быстрому ретировался, мол, чего ему с молодыми-то байки травить? Сегодня ушел еще раньше, седьмым чувством понимая, что сил бодро «петь» в общем хоре в угоду шефу у него уже нет. Лучше с глаз долой, чем остаться в глазах окружающих слабаком. Интуиция сработала верно: валялся бы сейчас на диванчике, крючась от боли, пока б не обнаружили и не повезли в больничку.«Хорошо б в больничку…» Он не дошел несколько метров до остановки, фонарного столба с написанной на жестянке буквой «А» и расписанием автобусов. Пришлось приткнуться к железной балке невысокой решетчатой ограды, отделявшей тротуар от придомовой территории. Сидел, согнувшись от боли. «Ночь, улица, фонарь, а где аптека? Хоть бы болеутоляющее… хреновато уж очень. Загнусь на дороге. И ведь никто не хватится!»

Жесткие невидимые снежинки били по лицу, но Калашников не шевелился. Не от боли, от мысли, справедливой и беспощадной: «Никто не хватится… ребята на работе подумают, что, как бывало не раз, дома корплю, тем более выходные впереди. Сыновья в солнечной Анапе и вовсе ни о чем не догадаются, месяца через два, может, вспомнят, найдут номер в мобильнике и кроме как «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети» ничего не услышат. А жена? Ну, какая жена у разведенного? Была Елена Прекрасная – да вышла вся».

Калашников застонал и от боли и от жалости к себе. Его скрюченная длинная тень на сыром асфальте выглядела намного внушительнее жалкой фигурки невысокого узкоплечего лохматого человека, почти воробья на жердочке. «Вот так финал... И случилось в Питере, на пике карьеры». В голове Калашникова уже составилась картинка окоченевшего трупа в нелепо задранном драповом пальто с вывернутыми карманами. «Конечно, ограбят, – скрипел зубами, беспомощно раскачиваясь из стороны в сторону. – В морге рядом с бомжами сложат…» За этим приехал в культурную столицу? Целый год в коммуналке, перебивался с шабашки на шабашку, и вот, наконец, пригласили в солидную контору… Вот оно – начинается! И теперь без него?

Калашникова мутило, спазм от сильной боли парализовал тело. Что с ним происходило, он определить не мог. Раньше такого не было никогда. Пустая холодная улица равнодушно качала жалкую тень, двигалась с нею вместе, норовя опрокинуть скрюченного человека наземь.

И он бы упал! Не на терку асфальта, а назад, на тронутую снежком, укрытую бурыми листьями землю. Но впереди вспыхнули и все ярче горели мощные фары. Светящийся широколобый монстр – автобус плавно двигался к остановке. Мокрый асфальт золотом блестел перед ним. Двигались тени деревьев. И перед глазами Калашникова расплывалась картинка, мало похожая на реальность. В этом позолоченном преображенном пространстве боль, кажется, утихала. Он потихоньку смог разогнуться, потом, не веря себе, медленно поднялся с железной балки, шагнул к остановке. Войти в автобус, преодолев несколько ступенек, у него тоже получилось. Купил жетон у водителя, прошел в салон. И сел! Откинулся на спинку кресла. «Спасен. Не помру вроде?»

Через двадцать минут Калашников стоял на эскалаторе метрополитена на станции «Черная речка», теплый ветер трепал его шевелюру, а он старался не шевелиться и со страхом прислушивался к себе: «Отпустило? Неужели доеду?»

Доехал… Рухнул на диван, даже не сбросив ботинок. Свет из передней припечатался к линолеуму желтым квадратом, резал глаза, пробираясь сквозь сомкнутые ресницы. Встать и щелкнуть выключателем не было сил. Но даже не это раздражало и мешало заснуть Петру Григорьевичу, а осознание собственного бессилия. Меньше всего ему хотелось сейчас валяться в квартире на пятом этаже шестиэтажного дома по Каменно-Островской. Вдыхать тяжелый запах чужого съемного жилья. Нет! Уйти отсюда, двигаться, ехать, лететь! Куда? В Анапу.

Он никогда не был в этом городе, но подобно знамени-тому венецианцу-картографу Фра Муаро, не выходившему из своей мастерской и создавшему потрясающие атласы и карты мира благодаря снам, Калашников «увидел» узкие улочки в колючих «мехах» итальянских сосен, белую анапскую набережную, солнечных рыбок, пляшущих на волнах, темно-зеленые водоросли в прозрачной теплой воде, морщины песка, намытые легким прибоем. Елена Прекрасная, растрепав косы, бежала по пляжу, удалялась. Калашников лишь смотрел вслед. Останавливать не надо, она давно стремилась к этому ветру, солнцу. А главное, она чужая для него. Сильная, уверенная, успешная. Куда бежит? Где сыновья? Почему не с матерью? Ах да, мальчишки выросли, они теперь взрослые и самостоятельные. Главы семейств…

Проснулся Калашников от зуда мобильника. С трудом соображая, где находится, уперся взглядом в черные окна – ночь глухая. Застонал, возвращаясь в реальность: «Кто посмел? Убью!.. Неужели шефу с перепоя не спится?» Нащупал аппарат в кармане пиджака, больше всего хотелось запустить им подальше, медлил, болезненно морщился,разглядывая незнакомый номер. Ткнул пальцем в экран и рубанул грубо, чтоб на том конце все правильно поняли по одной интонации: «Да! Говорите!»

– Па! Папа, это я, Роман! Слышишь меня?

– Ромка? – подпрыгнул на диване, узнав голос старшего, – Роман, что случилось? Где ты?! – в голосе Калашникова звенел страх за сына.

– Все в порядке! Я в Анапе. А ты где?

– В Питере, я ж рассказывал! Работаю здесь, вот первый международный форум организовали. Очень солидно! Ты чего среди ночи звонишь?

– Не поверишь… Короче, мы же с Риткой новоселье справили месяц назад. И я фотку твою на тумбочку поставил. Сегодня сидим на кухне часов в одиннадцать вечера, и вдруг шум из комнаты. Представляешь, портрет твой упал сам! Никого в комнате не было, и не мог он никаким образом сорваться. Полтергейст, слышишь? Упал, но не разбился, даже стекло не лопнуло. А я вот успокоиться не могу. Вдруг случилось что? Пап, я ж телефон поменял, номер этот сохрани! Думаю, вдруг ты дозвониться не смог?

– Я? Да, я не смог… вернее, не звонил, но думал… были проблемы. Как раз в это время, кстати! Спасибо, сынок!Спасибо, что вспомнил меня! Номер поменял давно?

– Давно, все собирался позвонить! Извини, замотался.

– Как вы там?

– Все хорошо! И у Сережки с мамой! Я тебе говорил,что у нее агентство по недвижимости? Крепнет! Вполне! Вы у нас люди успешные! Будем надеяться, что и мы с Сережкой в грязь лицом не ударим! Ладно, пап, извини,что потревожил! Не волнуйся за нас! В гости приезжай! В Питере у тебя кисель, а не погода! Приезжай!

Калашников кивал, улыбался растерянно… Мобильник уже лежал рядом, а Петр Григорьевич продолжал прислушиваться к отзвукам прозвучавшего из трубки. В конце концов зацепился за слова сына про «успешные». Ему льстило и в тоже время беспокоило признание Ромки. «Да… успешные. Всегда стремились! Сыны точно не подведут. Но… как же я не сказал ему… не предупредил!» Перезванивать Калашников не решился, заснуть не смог. Под утро сочинил фразу и вбил ее в СМС: «Сынок, стремясь к большему, очень прошу – не потеряй главное!» Читал, перечитывал, добавлял слова, потом стирал их. «Не поймет, — скорбел Калашников. – Я б в его возрасте точно не понял! Хотя…» Короткое СМС улетело в туманный ноябрь.