5

В конце октября скончалась моя бедная мама.

Её похороны собрали вместе почти всю некогда дружную нашу семью. Тут были Юрий Николаевич в строгом костюме, Вера Фёдоровна в чёрном ажурном платке, Галя и Сергей Сорокины, ссутулившийся отец, поддерживаемый под локоть Логиновой в солнцезащитных очках. Много людей, знавших покойную по работе. Соседи…. Провожали маму в закрытом гробу. Так посоветовали врачи. Из эстетических, видимо, соображений.

Бабушка Клава при прощании буквально лежала на гробе, вцепившись в крышку и пугая присутствующих своей неподвижностью.

Что сказать о себе, не знаю. Я был отрешённо захвачен мысленным разговором с маминым портретом, обрамлённым чёрной ленточкой по уголку. Мама грустно улыбалась мне из рамки и, казалось, что она не только слышит моё горячее и молчаливое признание в любви, но, не касаясь, отирает мне слёзы и легонько гладит по волосам.

Было знобко и ветрено…

Сороковой день памяти мамы ознаменовался ещё одним грандиозным событием – 7-го декабря 1991года прекратила своё существование великая держава, именуемая Союз советских социалистических республик, или СССР. В Кремле был спущен красный флаг и водружён красно-сине-белый.

Подобные пертурбации припоминаются аж из 18 века. Поднимающийся по лестнице в покои императрицы Потёмкин, увидев спускающегося навстречу Григория Орлова, спросил:

- Что нового при дворе, князь?

- Ничего особенного. Только вот ты поднимаешься, а я иду вниз!

Пусть по малолетству мне было и не дано понять грандиозности случившихся событий, но бабушкина реакция на распад Союза врезалась в мою податливую память на всю жизнь:

- Давно надо было расселить эту «коммуналку». Родни-то навалом, а своих никого!

Наблюдая ныне метаморфозы мироустройства России с бывшими союзными республиками, всё чаще вспоминаются бабушкины слова.

Наступил Новый 1992-й год! Страна гудела в ожидании перемен.

Но мы с бабушкой никакие изменения на себя примерять не брались. БаКла, как аккомпаниатор, была занята на новогодних ёлках и утренниках. Моя задача везде её сопровождать, с плеча на плечо бросая громоздкий кофр с методичками и партитурами детских спектаклей.

Домой мы являлись поздно вечером, падая, что называется, с ног. Однажды, по возвращении с очередного представления, мы обнаружили в подъезде Сорокиных, явно нас поджидающих.

Уже за чаем Галя поделилась с нами очередной бедой.

- Клавдия Эрнестовна, Ира стесняется к вам прийти, поручила нам…

- Какая ещё Ира?

- Ну, Логинова.

- А, комитетчица?

- Да. Она нам сообщила тревожную новость об изменениях в психике Александра. В его поведении стали проявляться болезненные странности. Он, например, стал заговариваться. Иной раз не узнаёт окружающих. Однажды напугал Ирину попыткой суицида. Еле отняла у него верёвку…

Мы с Серёжей не особо поверили её словам и решили сами убедиться.

Пригласили Сашу просто погулять, пообщаться в непринуждённой обстановке. Он с удовольствием согласился. Ходили, болтали о разном. Никаких особенных изменений в его речах не отмечалось. Что спрашивали –внятно отвечал. Мы, было, подумали, что Ира просто преувеличивает его переживания и угнетённость от навалившихся событий.

Но тут, повстречался на пути один наш приятель, и мы отвлеклись. Ну, буквально, на минуту. Поздороваться, справиться о делах.

Обернулись – Саша исчез.

Но, велик ли наш околоток? Мы нашли его на месте пожарища. Он стоял, прижавшись лбом к уцелевшей части забора, стучал костяшками пальцев по закопчённым доскам и тихонько просил:

- Аня, открой, пожалуйста! Открой, Анечка, это я, Саша…

^{Иллюстрация}