Погорельцы

Повесть

Меня настойчиво тормошит тревожное предчувствие.

Сон дробится на фрагменты: высотные дома, незнакомые лица, озёрный окоём с камышами… Затем, леденящий испуг от ощущения, что невесть откуда натягивает запахом гари.

Беспокойство мгновенно срывает с меня тяжёлую, как ватное одеяло, сонную хмарь. Вскакиваю, словно лось, вспугнутый с лёжки внезапным выстрелом, и в необъяснимой панике озираюсь ошалело посреди комнаты. Плотный предрассветный туман, непостижимым образом проникая сквозь окно, густым сизым дымом стелется по комнате, а запах горелого только усиливается. В смятении мчусь коридором на кухню! Но там, ещё с вечера, царит умиротворённость последнего чаепития. В одних трусах выбегаю на крыльцо, (может снаружи какой непорядок?) но, ничего похожего…

Сырая прохлада сентябрьского утренника мерно раскачивает бесформенный массив тумана, силясь растрясти его без остатка хотя бы к полудню. Влажный озноб, словно пригоршня снега падает мне на загривок, стекая по плечам.

От топота моих босых ног просыпается бабушка и, судорожно сжав в кулак сорочку на груди, в испуге смотрит из-за двери:

- Что случилось, внучек? Что, Миша? – Надо лбом у неё мелко дрожит бумажная папильотка.

- Ты знаешь, ба, мне привиделось, что загорелся наш дом.

- Фу ты, как напугал! Ну это всего лишь сон, Мишель. Грёза и морок! – Баба Клава гладит меня по спине и басит, успокаивая. - Такое случается с юными фантазёрами. Смотрел, небось, накануне какой-нибудь «ужастик», вот и результат. Ты не видел, случайно, где я дела свой мундштюк?

- Но ведь явный запах горелого, ба! И дым… чуть не до слёз!

- Остынь и успокойся. Ложись снова в постель, ночь ведь ещё. И тебе сегодня не в школу, выходной.

Голова моя никнет и со стороны может показаться, что я даже удручён тем, что беды не случилось. Вроде как подавлен тревожным и необъяснимым предчувствием по чему-то несбывшемуся. Или грядущему…

                                                             1  

В молодости у моих родителей не было и малейшего шанса к тому, чтобы не встретиться друг с другом. Ну, посудите сами.

Добротный деревянный дом в ближнем Подмосковье, где жила симпатичная девушка Аня со своей мамой Клавдией Эрнестовной, стоял буквально на задах нового микрорайона из четырёх высоток.

В одной из них недавно отыграла новоселье семья весёлого черноглазого юноши по имени Александр, по фамилии Руднев. Средняя школа здесь одна на район, на занятия молодые люди ходили вместе, правда, учились мои будущие мама и папа наособицу. Саня в 11-м классе, Анюта в десятом.

Школьные соревнования, турпоходы, танцевальные вечера – всё это давало молодёжи простора и времени, чтобы присмотреться друг к другу. Хотя, неужели есть люди до сих пор не ведающие, чем обычно заканчивается первая школьная любовь? В большинстве случаев так и случалось.

Но, нет правил без исключений, и мои родители ярчайший тому пример. Молодую красивую пару знала в лицо почти вся округа. Их чрезвычайно редко видели поодиночке. Александр был высок, черноволос, строен и с такой безоглядной нежностью ухаживал за Аней, что та влюбилась в него, что называется, без памяти. Сашка буквально парил орлом над любимой, и она ценила эту верность.

Видя такое обоюдное пристрастие, многие девчонки тайком покусывали губы от зависти. И одна, нельзя не сказать, в особенности!

Анина мама, Клавдия Эрнестовна, вдовая импозантная женщина лет пятидесяти от роду. Всегда элегантна, как ведущая концерта симфонической музыки. Впрочем, не без налёта, что называется, «академического загара». Работает педагогом-аккомпаниатором местной музыкальной школы, но представляясь, всегда именует себя - концертмейстер. Обыденно поясняя, что эти профессии не тождественны. Православного исповедания и присущей большинству истово верующих особ категоричностью суждений. Любит повторять студентам изречение старца Варсонофия:

«Когда у вас будут дети, учите их музыке. Настоящей музыке, а не танцам и песням». Последнему они научатся и без вас!

В манере поведения и в общении с окружающими, за ней угадывалась едва ощутимая надменность пополам с непрактичностью, что в обиходе зовут богемностью. Ну, musikerin *, что вы хотите!

В силу врождённой прямолинейности она изначально была против так стремительно завязавшейся любовной истории дочери, считая, что это может помешать её успеваемости в школе. Всеми возможными способами она пыталась держать настырного Сашку на расстоянии. Со временем, видя тщетность своих попыток препятствовать молодым людям гулять допоздна, перешла к мерам радикальным.

На ближайшие выходные заперла изнутри калитку на амбарный замок и спрятала ключ. Аня, запершись в своей комнате, злилась на маму молча.                             

Сашка же, подставив под ноги какой-то чурбак, грудью лежал на заборе, свесив голову внутрь двора, и укоряющим тоном обосновывал Клавдии Эрнестовне ошибочность её действий. Та развешивала на верёвке простыни и своим упорным молчанием пыталась сбить юного Ромео с толку.

Но не тут-то было! Когда доводы о бесполезности запретов желанию молодых быть вместе подошли к концу, в ход был пущен убийственный аргумент. Сашка перекинул ноги через забор, вихрем взвился у хозяйки прямо перед лицом, сжал её музыкальные пальцы в своих кулаках и прошептал с придыханием:

- Будь бы это в какой-нибудь другой жизни, - прожигал он свою визави прищуром чёрных искромётных глаз, - мимо такой красавицы, как вы, Клавдия Эрнестовна, клянусь, я бы не прошёл!

Она расхохоталась так заливисто, что Аня выскочила на крыльцо, вся в недоумении и любопытстве.

- Маленький негодяй! – Хлопала себя по худым бёдрам просиявшая от удивления Клавдия Эрнестовна. – Нет, вы посмотрите на этого нахалёнка! Знаешь, кого ты мне напоминаешь?  Моего покойного мужа! Он также вдохновенно врал и признавался в любви, особенно, когда являлся в подпитии. Аня, ты слышала, что сказал этот ловелас? Я буквально в изумлении! Просто фортиссимо какое-то, доложу я вам!

Вдруг, помолчав, ссутулилась и, отирая выступившие от смеха слёзы, проговорила голосом, заниженным от курения едва ли не в октаву:

- Дети, я, наверное, постарела, если взялась тратить свои нервы на такую безделицу, как попытка влиять на чью-то судьбу. Пусть этот краснобай и не во всём меня убедил, но, что поделаешь? Ставь, Анечка, чайник! Продолжим дискуссию в домашней обстановке. Как говорится, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами…

Когда мил-дружка Санечку призвали в армию, Аня словно исчезла с горизонта видимости. Рано утром электричкой уезжала в Москву, постигая в техникуме сложную науку бухгалтерского учёта, аудита и финансовой аналитики. Вечером домой, и только!

Письма в Германию Александру (он служил в войсках ГСВГ) и ответные от него, шли непрерывным реверсивным потоком. Подружки, по старой памяти, пытались вытянуть Анюту в прохладное времяпрепровождение, но, встретив решительный и отчуждённый взгляд, отступились.

Пришло время испытаний.

Для кого-то, может, два года и не срок, но попробуйте сказать это девчонкам, которые честно ждут своих парней из армии. Там целый калейдоскоп душевных переживаний и волнений. И даже опасений! А сбудется ли всё так, как мечтается? Ведь уехавшие мальчики возвращаются повзрослевшими, возмужавшими, с изменившимся характером и взглядами на жизнь. Настоящими мужчинами! Ну, в большинстве своём, скажем так.

Александр ничьих ожиданий не обманул.

Долгожданной осенью, украшенной пылающими клёнами, вернулся статный красавец-воин прямиком к своей ненаглядной Анечке. На широких плечах погоны старшего сержанта, полна грудь знаков воинского отличия.

По роду службы смышлёному парню пришлось тесно контактировать с местным населением, так что овладеть разговорным немецким он сумел, практически, в полном объёме. В манере поведения обнаружилась основательность. В суждениях стал несгибаемо прям и категоричен. От вредных привычек далёк. Кандидат в члены КПСС.

Ну, просто готовый портрет на первую полосу газеты «Красная Звезда»!

А когда под Новый Год по району разлетелась весть о свадьбе, никто и не подумал удивиться. Кому же ещё, как не Саше с Аней, пришло время заключить друг друга в супружеские объятья! Также не стоило удивляться и тому обстоятельству, что, через известное время, у них появился первенец, Мишка. И, вы не поверите, это был я.

Своё самое первое письмо мама написала мне буквально на следующий день после моего рождения. Это послание, равно как и все остальные, довелось прочесть тогда лишь, когда я стал взрослым. И в этом, очевидно, был свой резон, иначе как бы мне удалось выстроить для себя всю последовательность событий жизни нашей семьи? Только лишь с помощью маминых писем.

Отец постоянно занят на партийной работе, а в свободное время он бывал исключительно малоразговорчив. «Да. Нет. Хорошо». Вот и всё. Будто постоянно думал какую-то тяжёлую думу.  Я иногда задавался вопросом, может папа и не любит меня вовсе? Да нет. Так, пожалуй, не бывает. Детей же любят всегда!

По воспоминаниям мамы, в ответственный момент появления на свет, я заливисто кричал, пребывая в недовольстве от новой, открывшейся мне, обстановки, за что и был заключён в кувезу-инкубатор по причине учащённого сердцебиения.

А нечего было показывать характер с первых минут жизни!

Ближе к вечеру я успокоился, принял окружающий мир как неизбежную данность, и меня принесли маме под грудь, кормиться. На утро, едва придя в себя и сумев встать с постели, счастливая роженица выпросила у дежурной медсестры бумагу и ручку. Этот, вдвое сложенный листок в клетку, до сих пор надёжно хранит в синих разводах строчек слёзы восторга и глубинной материнской радости.

«Ты пришёл в этот мир, сынок, и поэтому, здравствуй! Мой дорогой, мой долгожданный, мой любимый, мой первенец!

Ты так громко заявил о себе, что акушерки смеялись хором! Закричал, когда лишь головка вышла в белый свет и настойчиво требовал родить себя остального как можно скорее. Мы справились, но для своего дебюта ты немного перестарался, чем задал врачам нелёгкую задачу.

Слава Богу, всё обошлось!

А сейчас я с нетерпением жду встречи с тобой, мой мальчик. Знаешь, когда я даю тебе грудь, меня окутывает ощущение неведомой ранее блаженной ауры. Словно я тоже заново родилась, в ином, незнакомом, но безгранично щедром и жертвенном качестве.

Покажется невероятным, но с момента родов во мне поселилось такое чувство отчаянного бесстрашия и отваги, что за тебя, мой родной, и жизни своей не пожалею!

Вот такая, сынок, «героическая» у тебя мама! Прости.

Знай, малыш, пока ты ещё несмышлёныш, пока дорастёшь хотя бы лет до десяти-двенадцати, я буду писать тебе письма. Став взрослым, ты возможно, с интересом прочтёшь историю нашей семьи, неразрывно связанную с тобой. Что будет в тех письмах, какие постигнут нас радости или утраты, покажет время.

Единственное, что останется неизменным, это моя любовь к тебе, сынок! Никогда, ни при каких обстоятельствах мы не расстанемся с тобой!

Добро пожаловать, Мишутка, в новый, ещё неизведанный мир!»

Мамины письма хранятся у меня в квартире в железном мини-сейфе.

И совсем не потому, что в распечатанных конвертах содержатся какие-то невероятные секреты, нет. А затем, что личное послание есть, в известной мере, интеллектуальная собственность. Причём, характера интимного и не предназначенная для стороннего глаза.

Я тоже, знаете ли, не люблю,

«… когда чужой мои читает письма, заглядывая мне через плечо».

Благоприятной случайностью сейф, (небольшой металлический ящик, постоянно мешающий моей жене, и сейфом-то назвать сложно), сохранился ещё с той поры, когда бухгалтерский учёт являлся маминой профессией. В те, перестроечные годы отчётность велась ещё на бумажных носителях и нуждалась в строгом хранении.

Основные документы: договоры, контракты и иные юридические доказательства хозяйственной деятельности предприятия мама предпочитала хранить дома. Это, должно быть, противоречило требованиям ведения дел, но в своё время такой порядок сыграл определённую роль в её судьбе.

Письма пространны и удивительно щедры на подробности, так что, невзирая на первые несмышлёные годы, бытийная картина отдельно взятой советской семьи Рудневых сложилась в моей голове довольно чётко.

А с некоторых пор я и сам прекрасно помнил всё происходящее, хотя и не всегда верно происходящее оценивал.

Руководствуясь этими посланиями, мне будет нетрудно рассказать нашу семейную историю от начала и до конца.

Там не будет ничего придуманного праздно.

Да и, собственно, зачем?

    * Музыкантша (нем).

Иллюстрация

07.09.2024