14.11.2022
Кормилица
И только после взглянут на мамины морщинки,
Попросят время назад вернуть без единой слезинки,
Поблагодарят Бога за беззаботное детство,
Чуть позже построят планы на ближайшее непосредство,
Вспоминая, как лежали в траве сочной зеленого цвета,
Мечтали с травинкой в зубах в разгар лета,
О чем-то большущем, огромном и смелом,
Смотря на солнце
И щурясь в лучевом ожерелье.
1
Апрельское солнце осветило всю комнату. На выбеленных штукатуркой стенах танцевали две светло-желтые полосы. От дуновения теплого ветра их раскачивало в разные стороны – вправо, затем влево, и так по новой. Им в такт голубоглазый мальчик Коленька качал головой и старался не сомкнуть глаз. Полностью непроснувшийся, взъерошенный он зевал и пристально смотрел в сторону теней на стене, заставляя себя встать с теплой постели.
Еще минуту пролежав под щекочущей простыней, Коля поднялся и сразу же пошел будить младшенького Ваську. День новый, а забот не поубавилось. Вчера дрова готовили на зиму, косили траву для скота на соседнем заброшенном участке, а сегодня нужно было новое место покоса искать. Баба Нюра заподозрила мальчишек, тягающих тележку, дополна набитую чужой зеленой пищей. Грозилась в следующий раз за палку взяться.
Коля улыбнулся, вспомнив, как прошлым летом им удалось обхитрить старуху и притащить за недоуздок коровку прямо на запущенный соседний двор. «Манюша хоть от сорняков его освободила», — успокоил он себя.
Пахнуло свежим хлебом и еще кислым молоком. Проходя мимо кухни, Коленька остановился и посмотрел на разложенный диван. Подушки взбиты и аккуратно лежат друг за дружкой на тяжелом одеяле в синий горох, словно рука человека их и не касалась. За ним в углу широченная тумба, выстроганная из массива северной сосны, а на ней стоит, упершись в стену, большой килевидный крест – вся память о родичах из Квазеньги.
Вот уж десять лет как семья Тихоновых переехала на Кубань. Бросив все, Егоровна с мужем и годовалым ребенком на руках отправилась невесть куда строить быт. Тосковать по родным не давали заботы, а после смерти мужа хлопот стало еще больше - кормить три рта приходилось самой, да еще в такое нелегкое время в необжитом месте. С работы погнали – большинство виноградников вырубили, оставив голые поля и людей без хлеба. Приходилось Егоровне выкручиваться и хвататься за любую работу. Две головы дома и обе без маминой ласки.
Глядя на забытые в сторонке виноградные чубуки, Коля затосковал. В последнее время тяжело ему давались мысли о матери, вынужденной одной тянуть на себе хозяйство. Хотелось облегчить ее ношу, понять, почему так происходит и как сделать, чтобы всем в мире было хорошо…
2
Коля отломил веточку от черенка и поднес к носу. Тут же проскочил едва уловимый запах свежести и чего-то кислого. Мальчику вдруг захотелось попробовать на вкус виноградный саженец — такой ли он сладкий, как яблоневый. Коленька надгрыз черенок и продолжил его обсасывать, двигаясь к печи, служившей постелью младшенького.
— Вставай, Василек, не лентяйничай, — мягко приказал брату Коля, отодвигая в сторону лоскутную шторку, — канителиться времени нет.
Васька тут же перевернулся с одного бока на другой и потянулся с открытой улыбкой на лице. Вчера брат без него корову обхаживал. Проснулся младший от разразившегося мычания. С обидой вскочил и рванул в сарай, придумывая, как брата обругать за то, что без него всю работу сделал. Но как только столкнулся с ним взглядом вдруг заревел.
— Ты опять, опять не позвал, — заныл Васька и топнул ногой.
В сооруженном отцом хлеву над горевшими свечными фонарями, подвешенными на прибитые в дощатые стены гвозди, сидел Коля у копыт старенькой Манюши и осматривал их, поглаживая скотину за тонкие ноги.
Обернувшись к брату, Коленька принялся утешать лежебоку. Предложил Ваське достричь копыта самому. Тот сразу ободрился, подбежал к Манюше и начал жалеть скотину, гладить по пятнистой спинке.
— Потерпеть придется, милая, иначе рог копыта вырастет, подошва боль принесет.
В голосе его звучала уверенность. Было видно, что мальчишке не в первой приходится ухаживать за животиной.
Вооружившись садовыми ножницами, Вася надкусил ими излишки рога на правом копыте. Привязанная за ноги Манюша тут же зарыдала, забрыкалась, показывая свое недовольство.
— Глупая, само не обломается, — заворчал Коля и продолжил наблюдать за младшеньким, следя за тем, чтобы оба копытца их кормилицы были ровно подрезаны.
Наступали теплые дни. Хорошо бы животину выпустить на траву, но Тихоновы не спешат. Ранней весной дернина еще непрочная, Манюша копытами повредить ее может да так, что на ней одни кочки и останутся. Но корову к выгулу на пастбище мальчишки все равно готовят. Корма заготовленного еще летом не так много осталось, в дождливые дни запасы пригодятся. А пока пущай Манюша ест свежую травку, но как только земля просохнет.
3
Солнце высилось в небе. Его лучи уже прогрели воздух, осушали они и влажную почву. Вокруг щебетали ранние ласточки, ютились среди людей – под крышами домов сооружали гнезда для своих птенцов. Манюша стояла в маленьком дворе у своего деревянного сарая и жевала пустоту, смотря на птиц с равнодушием.
Вася задрал голову и сосчитал всех ласточек, ухватившихся лапками за ветки, лежащие на крыше небольшого коровника. Закончив, тут же начал метелить вокруг себя хворостиной. Напуганные касатки разлетелись в разные стороны – кто куда. Одна перламутрово-синяя решила спрятаться за коровой. Пролетев под ее животом, запутала Манюшу так, что та попятилась и упала на задние ноги, громко замычав.
На звук прибежал всполошенный Коленька. Увидев перепуганный взгляд младшего брата, еще более ужаснулся.
— Ласточка под животом Манюши пролетела, нынче беде быть, — протараторил Вася.
От страха глаза его округлились и налились слезами. К суевериям братья относились серьезно, как и их отец. Одна Егоровна всегда считала любые знамения вздором, отвлекающим человеческое сердце от пробуждения. Но искоренить веру в приметы не так уж просто, из детской головы – и подавно.
4
Как ни странно, но и без того уставшая Манюша после еще более захворала. Шел ей уже седьмой год. Она ничего не ела, отказывалась и от воды. Молча лежала на теплом сене в сарае и тупо смотрела в стену ангара, тяжело и редко дыша. Мальчишки к ней забегали, надеясь вновь застать ее бодрой и на вид здоровой, но, кроме боли и тоски, в глазах ее ничего больше они не видели, да и не могли. Маня была не из долгожителей, и Тихоновы это понимали, но позволить себе еще одну корову не могли. А потому провела всю жизнь Манюша в загоне одна – без быка, без телят, но с человеком, которому верно служила и помогала, не давая умереть с голоду.
Одна она была покорна жизни и семье Тихоновых. Исправно жевала сено, угрюмо мычала, но все же рада была подпускать к себе и Егоровну, и ее мальчишек. Видела она и первые ушибы, и первые седины, и слезы от настигшего семью вдруг горя – потерю отца и мужа. Да, может быть, и сама бы она заплакала и завыла, ежели бы умела. Но, кроме тоски, в глазах ее ничего более не было.
Взгляд Манюши и вовсе потух, когда перестала заходить к ней в сарай Егоровна. Подумаешь, беда. Но животина тосковала по рукам и запаху своей хозяйки. Ей хотелось прильнуть к ней увесистой головой, вытянуть свою длинную шею. И не объяснишь ведь глупой, что за неимением меры в делах Егоровне своих телят спасать приходится. Но так уж устроена природа: то, что однажды в сердце живом оказалось, потом силком не вытащишь.
5
Однажды все же издохла Манюша, отмучилась. Тихоновым пришлось зарыть свою кормилицу подальше от дома. Младший Васенька, немного успокоившись от горя, соорудил из найденной в сарае балки памятную доску для своей любимицы. Долго ломал он голову над тем, что выпаять на тщательно отшлифованном детской рукой дереве, что сказать ей напоследок. Хотелось и отблагодарить, и наругать, рассказать, как постарела мама, осунулась, как пришлось несчастной умолять соседа взять старшего на работу. Но больше всего хотелось ему, чтобы Манюша разделила его боль, незаживающую.
Коленька Тихонов повзрослел раньше времени. Заботы о семье постепенно вытеснили и память о Мане, и детский вздор. Стал он строг и серьезен. От одного взгляда брата Вася вдруг замирал, но не от страха и ропота, а от тоски по нему, по их общему прошлому. Случайно брошенная Колей улыбка так много говорила его сердцу! Хотелось повернуть время вспять, бегать по обрывам, а позже без сил падать на землю и хохотать. Лежать в тишине бок о бок и подолгу молчать, протягивая ладони к солнцу, защищаться от его обжигающих лучей. Но Вася понимал – надолго отошли от брата беззаботность и веселье. А потому попросил он у Манюши только одного: «Ты с неба присмотри за мамой и братом, а я тут один справлюсь. Скучаем и благодарим за службу. Вася Тихонов».
Одна голова дома осталась, и та без маминой ласки и братского догляда.
Илл.: Сергей Басов
14.11.2022
