На лето, на долгие лета. До леты
ВОСВОЯСИ
Восвояси хочу, восвояси.
Чтобы там, в деревенской глуши,
Бесполезное дерево ясень
Поливать и растить для души.
Восвояси хочу, восвояси.
Там не страшно ходить босиком.
Там любой мне понятен и ясен,
Потому что с рожденья знаком.
Восвояси хочу, восвояси.
В легкий говор, родной и смешной,
Чтобы память смогла приукрасить
Многотрудно освоенный мной
Дальний город, где в уличной вязи
Заплелись и мои завитки,
И где ждет меня дерево ясень,
И моей не боится руки.
ТАК ВСЕ И КОНЧИЛОСЬ
…так все и кончилось. Хорошо.
Всякой потехе – час.
Выправит красным карандашом
Осень ошибки в нас.
Как же их много… Никто не слеп.
Даже моя тоска.
Вот – полюбилось смотреть вослед
Более, чем искать
Встречные взгляды. Сухим листом,
Выдохнув страх и дрожь,
Жизнь обнаженной легла на стол
Осени, как под нож.
Стоит ли думать о запятых?
Сам пересыплет сад
Вызревшей в приступе немоты
Маковостью досад
Перечень листьев. А что слова?
Сколько их ни чини,
Все зачеркнет и поставит «два»
Осень. За цвет чернил.
ПОХОЛОДАНИЕ
Похолодание.
Похолодание.
Люди сутулятся.
Ежатся здания
Стенами всеми
И даже простенками,
Как неврастеники.
Зябнут растения.
Мерзнут в кафе
Опустевшие столики,
Стулья и стойки.
С какой-то символикой
Хлопают флаги
У клубного входа,
Полные влаги
И холода.
Мода
Вновь уступает
Желанью согреться
Свитером, сном,
Горячительным средством,
Просто соседством
Волнующей внешности.
Похолодание –
Повод для нежности.
ЗАВТРА ВЫПАДЕТ СНЕГ
Этот северо-северо-западный ветер
горчит, как полынь.
И тасует колоду опавшей листвы,
и гадает, и врет.
Все, что тайно, запретно, что куплено
из-под полы –
Это просто стокгольмский синдром,
это скоро пройдет.
Этот пасмурный день вдохновенен и слеп,
как античный певец,
Так же грезит великими битвами,
так же бормочет слова.
Узнает нас на ощупь, как будто
и мы под конец –
наконец-то причалили порознь
к своим островам.
Этот северо-северо-западный ветер
не дружит с умом,
И кудели тумана прядет в дождевую
холодную нить...
И исплачется день, и очистится небо само.
На минуту прозреет – увидеть
и все изменить.
И простить белизну забытья парусам
непросохших простынь.
И прочесть неразборчивость почерка
писем на стеклах во сне…
Иероглифом изморозь ляжет, и смысл
его будет простым:
Ночью выпадет снег.
***
Когда-то, ты знаешь ли, мне леталось…
Теперь, ты поверишь ли, неохота…
Исходов лишь временна не летальность,
А леность ходов или переходов
Из уровня – вровень своей кровати –
На уровень – липовых медосборов,
Вцепившись в рукав, умоляет: хватит
Болтаться вне времени и опоры,
Слоняться чужими блажными снами,
Спиваться бессонницами чужими…
Откуда и что это, друг мой, с нами –
Прижимистость чувства и жизнь в режиме
Сидячей работы и снов незрячих,
И поисков лифта в хрущевках… это –
Как впрок запасаться водой горячей
На лето. На долгие лета. До Леты.
ДИКИЙ ВИНОГРАД
Осенним паводком затоплены сады.
Сады полны по самые ограды –
Так много неба не было еще.
Листва устала, собраны плоды,
И терпкий, дикий пурпур винограда
Повис небрежно брошенным плащом.
Добычей челяди большого кутежа
Во славу улетающего лета
Он станет чуть попозже, а пока
Нам, тем, кто пир намерен продолжать,
Он дразнит память шелковой мулетой –
Чудовищного сонного быка.
Пока вино еще не выболтало правд,
Спи, память, спи, коррида будет завтра,
Где ты и я сойдемся, и песок
Долгов, желаний, обязательств, прав -
смешает враз смирение с азартом,
И выпьет кровь, как виноградный сок...
Черпаю жизнь и пью ее тепло
Из пригоршни, пока оно сквозь пальцы
Не вытекло и холод незнаком.
Пока октябрь – повеса и трепло,
Игриво набиваясь в постояльцы,
Не протрезвел – моим крепостником.
ТОСКА
Хоть ты монетками звени,
Хоть бубенцами,
Но не свести нам, извини,
Концы с концами.
И перемеривая жизнь
На вес, вещами,
Когда же мы с тобой, скажи,
Так обнищали?
А через шаткие мосты,
На пару с летом
Тоска, мотивчиком простым,
Таскалась следом,
И желтым светом фонарей
Во тьму косилась,
И проводила до дверей,
И напросилась.
Ложилась всем, что прощено,
Как покрывалом,
И, как привязчивый щенок,
Не отставала.
И померещилось в ночи –
Она не злая…
И я взяла твои ключи,
И отдала ей.
five-o’clock
Дети мои, слова, маляры-штукатуры,
Золотошвеи, вязальщицы Робеспьера!
Время достигло комнатной температуры,
Замерло время, замерла даже вера.
С той стороны света – ни зги не видно.
С той стороны музыки – нет ни звука.
Тот, кто in vivo смотрит на нас – in vitro,
Просто берет нашу жизнь, будто чашку, в руку
И разбивает в жажде каких-то истин
Зеркало неба пристальным поцелуем.
Кто-то, гадая по нам, как по чайным листьям,
Более нашего верит, что мы – не всуе.
Ну, а без веры есть ли на свете правда?
Пусть он увидит знаки пути и срока.
Дети мои, слова, лишь у вас есть право
Вырваться из безвременья five-o’clock′а
29.07.2017