* * * 

Горький жребий выпал в смене дней: 
До озноба сомневаться в праве 
Говорить от имени теней 
Под луной в серебряной оправе. 

Слушать бредни сереньких вождей, 
Возлюбивших злато лютых наций 
И живущих в мареве идей 
И в плену чужих галлюцинаций. 

Но нельзя не верить, не любить, 
Не внимать таинственному пенью. 
А поэтом быть или не быть? – 
Одному известно провиденью… 

* * * 

На посошок налейте мне вина, 
И я Вас больше не побеспокою. 
Мне сквозь бокал вселенная видна 
И то, что открывается изгою. 

Из города скорее убежать 
Замыслил я к нетронутым сугробам, 
Но не затем, чтоб зайцев обижать 
Иль до погоста следовать за гробом. 

Предназначенье видится в ином: 
Ходить-бродить в обнимку с тишиною 
И опьяняться вовсе не вином, 
А памятью и ветром за спиною. 

* * * 

В Светлом Храме я под образами 
В полном одиночестве стою. 
Женщина с печальными глазами 
Вновь не поняла печаль мою. 

Сердится и морщит лоб Угодник, 
Смотрит с осужденьем сверху вниз, 
Зная, что отпетый греховодник 
Вряд ли заберется на карниз. 

Медленно курится синий ладан, 
Страшно угодить не в рай, а в ад. 
Если я тобою не разгадан, 
Значит, перед Богом виноват… 

* * * 

Зачем я разомкнул 
Застывшие уста, 
Когда Вам намекнул, 
Что Вы уже не та, 
И я уже не тот, 
И жизни ход иной, 
И все сильней гнетет 
Груз мысли неземной, 
Что время утекло, 
Как тень через забор, 
А месяц сквозь стекло 
Заносит свой топор?

 
Вы молвили: «Заря 
Восходит над горой. 
Ты жалуешься зря, 
Мой сказочный герой.

Над нами встал туман 
И поднялся с низин. 
Как сладок был обман 
Ночами долгих зим…» 

* * * 

И молодость давно отликовала, 
И скрыл туман забытые мечты, 
Но глянешь из окошка: подковала 
Луна Стрельца – и радуешься ты. 

И вроде все уж намертво забыто. 
«Да все ли было?» – думается вскользь. 
Одно крыло любовью перебито, 
Другим крылом взмахнуть не довелось. 

Печали нет. Растерянность едва ли 
Врасплох застанет на исходе дня. 
И в тишине покажется: позвали… 
Подумаю: «Наверно, не меня…» 

* * * 

А. Каберову 

Устану от мыслей, прощать разучусь, 
А душу заездят обиды – 
Проселками памяти в юность умчусь, 
Где грезы еще не разбиты; 

Где печь да полати, а рядом – безмен, 
Весов незатейливый предок, 
И дни не отравлены ядом измен, 
И смех беззаботный не редок; 

Где в старом овине стоят жернова, 
А в горнице – прялка с куделью, 
И мысль о бессмертии так же «нова», 
Как детская тяга к безделью; 

Где выгон истоптан стадами коров, 
Где светлые мысли теснятся, 
Где кажется тесным родительский кров, 
Но рифмы ночами не снятся. 

Пусть вечно там росы звенят поутру, 
Земле помогая вращаться, 
И я от обид и тоски не умру – 
Мне будет куда возвращаться. 

* * * 

ПОВЕРЬТЕ МНЕ, 
Я ЧИСТ ДУШОЮ 

Н. Рубцову 

Я такое сказать о себе и в бреду не смогу… 
Отогревшись душой под багряными зорями, 
каюсь 
И за мелкую месть, и за долгую смуту в мозгу, 
И неправедным быть до последней черты 
зарекаюсь. 
Ах, как хочется мне отбелить бытия 
черновик, 
Да не зря говорят, что из песни не выкинешь 
слова! 
И несдержан я был оттого, что юлить не 
привык, 
И глаза отводить не пытался от взгляда 
косого. 
Хоть обиды простил я давно и друзьям, и 
врагам, 
И грядущие дни пустотою уже не пугают, 
Но былые грехи, словно гири, прилипли к ногам 
И в небесную рать записаться меня не 
пускают. 
То ли лодку Харон до сих пор не успел осмолить, 
То ли, хуже того, и его обуяла усталость…

Значит, можно грехи, суету одолев, 
отмолить, 
И неважно уже, сколько дней мне на это 
осталось… 

* * * 

Пусть вы о нас не слышали пока – 
Нет нашей диспозиции на карте. 
Мы – воины засадного полка, 
Не мыслящие службы в арьергарде. 

Наш полк, как никогда, необходим. 
Мы вступим в бой однажды поневоле, 
Но политое русской кровью поле 
Врагам за серебро не отдадим. 

Самарский, вологодский ли, тверской – 
Не падки на чины и эполеты, 
Но Дух, что нам оставил князь Донской, 
В душе храним, поскольку мы – поэты. 

Мы знаем цель засадного полка. 
Мы – скрытая опора авангарда. 
Враги о нас не ведают пока, 
А значит – и не бита наша карта.

 
*** 

Ни Парижа огни, ни огни Тель-Авива 
Не согреют – чужая земля… 
Но распустит листочки плакучая ива, 
О пощаде природу моля; 

Но береза, живительным соком томима, 
Вдруг начнет розоветь по весне, 
И надежда, вчера промелькнувшая мимо, 
Улыбнется приветливо мне. 

А потом заиграет на небе зарница, 
Закачается спелая рожь… 
Уезжай, если греет тебя заграница, 
И не бьет расставания дрожь. 

*** 

Когда пошла моя дорога 
По стыку хрупкому эпох, 
Я горячо просил у Бога: 
«Спаси ее, помилуй, Бог!» 

И был я полон сил и мыслей, 
Смекал, что чувствовать могу, 
Как ночь на рыжем коромысле 
Уносит в прошлое пургу. 

И ветер, словно жеребенок, 
Скакал вприпрыжку по кустам 
И, как доверчивый ребенок, 
Водил ладошкой по устам. 

Я шел в ночи дорогой древней, 
Земля звенела под пятой, 
И над затихшею деревней 
Качался ковшик золотой. 

И я услышал ненароком 
Ее тревожный тяжкий вздох 
И шепот жаркий за порогом: 
«Спаси его, помилуй, Бог!» 

*** 

Нищенка тихо легла под кусты, 
Взгляд никого не винит. 
Рад бы помочь, да карманы пусты, 
Мелочь – и та не звенит. 

Песни, что я о России сложил, 
Вряд ли по нраву дельцу. 
Я – только правде сермяжной служил, 
Он – золотому тельцу. 

Призраком бродит по жизни тщета, 
Тайно касаясь теней, 
И нищета предъявляет счета 
Сумраку прожитых дней.