В вагоне поезда «Северная Пальмира» мне довелось встретить бабушку лет семидесяти, ехавшую тернистыми путями из Авдеевки в Краснодар к своему внуку. Бабушка эта с усталостью в голосе рассказывала о тяготах войны, о бесчинствах бандеровцев; о том, что некоторые жители после 2014 года просто вешались от безысходности. Люди, бежавшие с прифронтовых территорий, оставляли свои дома: отпускали скотину, отвязывали собак. И среди всего этого запустения все еще оставались редкие старожилы, которым попросту некуда и не к кому было бежать. В таких условиях, в совершенно безумные годы, жила эта бабушка. Но всё пережитое не помешало ей верить: «Россия победит. Война скоро кончится…»

Предчувствие

Конец войны. Начало новой.
Ревут на пастбищах коровы –
И вновь растерян и забыт
Земельных пахот скромный быт.

Отвязан скот. И вой собаки
Уходит прямо за бараки,
За дым расстрелянных степей,
За чернь растоптанных полей.

Старушка крестится в подвале,
Молясь за тех, что нынче пали.
И, выйдя вновь на белый свет,
Помянет тех, что нынче нет.

И побегут по щëкам слезы.
И кислый воздух, смрадный воздух
Развеет визг кассетных бомб.
И в небе вспыхнет белый столб.

Но грохот страшной «колесницы»,
Недоуменный крик возницы –
Всё канет в лету и во прах,
И расцветет седой овраг.

Сады зеленою рукою
Расправят ветви над собою,
И скажут шелестом они:
«Конец войны...»

****

Мне есть, за что любить сей мир безумный.
Он близок мне в сединах декабря.
И лик его октябрьский разумный,
Радушно привечающий меня,

Так дорог мне, так искренне чудесен.
И взгляд его уходит в небеса,
И, замирая в хоре птичьих песен,
Росою опадает на леса,

На каждый гриб, на каждый лист печальный,
Где снит природа жаркий летний зной
И, опадая красотой прощальной,
Предвидит солнца колос нарезной.

И все же жизнь по-доброму безумна,
По-дружески угрюма и скромна,
Как крик ворон, как вой волков подлунный.
Но как же упоительна она!

И снег полей, и ветр гор высоких,
Муссон Востока и прибой Пальмир –
Всё близко мне. И даже эти строки
Родил не я, а сей безумный мир...

****

Беспомощно барахтался закат
В густом замесе бледного тумана.
Как через марлю, чуть зияла рана
Среди каких-то призрачных палат.
И кровь-вино его в листву сочилось,
Сменяя зелень бронзой октября.
А ночь, росою листья серебря,
Заре пунцовой в тьме седой приснилась.
Тот сон был мрачен, пустоты исполнен.
Лишь света круг - вдали сиял маяк,
И голос Вечный воззывал. Как знак,
Свечение взошло на небосклоне.
И слег без сил израненный закат,
И век его потом не повторился.
Лишь серп луны над павшим телом вился
Среди каких-то призрачных палат...

О духе времени

Мир полыхал, и людям снился пепел,
Упавший с неба в мутные пески.
И дикий зверь нанизывал на вертел
Судьбу народов, страны, языки...

На склонах Хехцира

Здесь о вечности шепчутся сосны
В тишине и покое вершин.
С этих сопок и пастбища звëздны,
И луна – среброперый павлин –

Всё как будто милее и ближе,
Всё как будто из детства, как сон.
Здесь и ветер особенно дышит,
Направляя светила в загон.

Тут, сплетая года воедино,
На шиповнике ткëт крестовик.
И с плодов смотрит вниз, на долину,
На разливов амурских блик.

Ты, над вольным простором склоняясь,
На руках своих держишь мир.
И на время с тобой расставаясь,
Я храню тебя в сердце, Хехцир.
 

^{Илл.: Андрей Ромасюков}