Над распаханным полем

Ты знаешь, мой друг, я счастлив,
Ты знаешь, мой друг, я болен.
Пролетит моя жизнь, как ястреб,
Над распаханным русским полем!

Ты знаешь, мой друг, все знаешь же,
Как болит и сердце, и тело,
Как киркой богатые залежи
Исцарапало и раздело.

Мои вены, что реки дальние,
А глаза – два холодных озера.
И порывы души бескрайние
Дуют ветром до часа позднего.

Ты ведь знаешь, так больно что–то,
И все режет внутри, и крутит.
Разойтись так порой охота
Во все стороны на распутье!

Я гляжу по кругам на море,
Будто плачет страна в ненастье.
Вот монета личного счастья
За Россию без вечного горя!

И родной душе хлеба–соли,
И в избе чтобы окна не гасли!
Ты знаешь, мой друг, я болен,
Ты знаешь, мой друг, я счастлив!

Ковыль

Мой конь летел по весям,
Копытом топча ковыль.
Взлетело то, что мало весит,
Осела пыль.

Пыль прибило к земле дождем,
И явилось солнце!
Ночь сменилась днем,
День росой смеется.

Полосами трещин до неба
Бежит серая дорога.
Ветровых песен эпос
Льется из рога.

Я всегда между пылью был
И небом низким.
Рожь и ржание кобыл
Было к сердцу близким.

Мне шептали стихи
Хруст земли и моя путь–дорога,
Довели меня степи до русской реки,
До родного порога.

Я с тобой в любую погоду,
Обдуваемый всеми ветрами,
Несмотря на мороз и невзгоду,
Русь святая и светлая!

К России

Что вам снится, леса России,
В пожаре огня полыхании?
Подарите второе дыхание,
Я от жизни с людьми обессилел.

Что вам снится, леса могучие,
На дрова и на щепь распроданы?
Кто к березке по этому случаю
Прислонится душою народною?

Что вам снится, леса далекие,
Подо льдом и под снежными бурями?
Там, в Сибири, под старою елкою,
Крест могилы, истерзанный пулями.

Что вы гнетесь, леса великие?
От того ли, что под монголами
Устояли, а ныне гибнете
Вы под русскими же моторами?

Вы все видите, вы все знаете,
Но молчите из века в век,
И на вашей дремучей памяти
Самый страшный буран – человек.


Былое

Снова я вспомнил былое,
Прошлого благодать.
Мне оба глаза долой,
Чтоб сегодняшнее не видать.

Кажется, плачут горы,
Гаснут деревни огни.
Я закрываю шторы,
Чтоб не знать окаянные дни.

Снова иду на сцену,
Вновь я пускаюсь в пляс.
Море наносит пену
На мой замутненный глаз.

И через призму застоя,
Дымчатый, сонный хрусталь,
Поднимаю бокал за былое,
За изведанную печаль!


Драгоценные камни

Киркою бил покорный раб
По камням серебра.
По камню – ра–а–з! По камню – дв–а–а!
И пот по капле – кап да кап...

Он жил в тени других людей,
На теле шрам да шрам.
И тела человека храм
Исхлестан до костей.

Он был ужасно одинок,
Надеждой заменил он волю.
И только том молитв мусолил
Средь жизни проволок.

Он бил расхлябанной киркой,
Будь снег вокруг или листва.
И только слышно: «Р–а–аз! И дв–а–а!»,
А ночью на покой.

Он мысль, словно кость, глодал,
Тащил из барских закромов
В шалаш обрывочки листов
И в свет луны читал;

Носил всегда нательный крест,
И надзиратель каждый раз
Гасил «реакционный класс»,
Покуда сила есть.

Немало зим прошло с тех пор,
Листвы немало пожелтело.
И изуверам надоело
Спускать впустую корм.

Его ж киркой забил палач,
Рубил на «раз!», и «два!».
И с плеч скатилась голова.
И слышен был небесный плач,

Раскаты грома прокатились,
И так рыдали, как могли.
Тогда о каждый клок земли
Удары молний бились.