Цвет абрикоса 

Девочка… как новой ранью рана, 
Абрикосом розовым ночей. 
В Чистяковской зацвели каштаны, 
Сосны сонмы вознесли свечей. 
Выводить тебя из-под удара 
Выше сил и ниже всех корней. 
Встану поперек Екатеринодара. 
Подходи, сдавайся и владей… 
Девочка моя… И в глазках ясность, 
И в страстях все ясно наперед. 
И однажды ты уйдешь по Красной, 
Я по Офицерской. В переход… 

Немножечко жаль

Немножечко жаль твоих губ 
И тайн заповедного тела. 
Я вновь безмятежен как … 
…как – дуб, 
А прелесть весны отлетела. 
Весна!. но и сам я – хорош. 
Каштановый цвет, финтифлюшки… 
Проникся. И юная дрожь 
Прошла от корней до макушки. 
О, как же нас тянет туда, 
Где пусто, могильно… но – полно! 
Вновь можно беседовать с Богом, 
Не прячась в листву от стыда. 

Несрочной красоты

Октября пронзительный подарок. 
Ветеркам с листвой играть не лень. 
Золотом Екатеринодара 
Воскресает каждый Божий день. 
Синева и облачком не ропщет. 
В чистом небе не найти изъян. 
Лишь коснулся Чистяковской рощи 
Первый в Новолетии туман. 
Грабник тих, и дуб в раздумьях долог. 
Резвый всполох беличьей игры, 
И с акаций сыплет, словно с елок, 
Празднично-зеленые шары. 
Дней высоких царские палаты 
В золоте несрочной красоты 
Сторожат, недвижны и мордаты, 
Сфинксы – Краснодарские коты. 

 Библиотечно-краевой романс 

Севера надоели и вьюги. 
Чтоб от холода сердцу не ныть, 
Стал я жить и работать на Юге 
Необъятной Российской страны. 
Я баранку крутил без печали. 
Поздней ночью и в раннюю рань, 
Как родного меня привечали 
Дон-Братишка, Сестрица-Кубань. 
Мы с «Дукато» моим не робели, 
Словно, есть у нас жизнь про запас. 
И летели от Лабы до Еи, 
И до Сочи от Порта Кавказ. 
Ну, а если тоска свои лапы 
К нам тянула, снимали напряг 
Теруарные вина Анапы 
Или Новокубанский коньяк. 
Так и шли мы на круг без аварий, 
Шли по трассе – не вверх, не ко дну, 
Но однажды в самом Краснодаре 
Увидал я девчонку одну. 
Дальним светом ударила в сердце, 
Принял вправо.., а жизнь не мила, 
Лишь запомнил, что на Офицерской, 
Там есть библиотека одна. 
От любви, как от горькой отравы, 
Стал искать я ее днем с огнем, 
То ли библиотека Вараввы, 
То ли звали Варвара ее. 
Отыскал, говорю: «Слушай, хватит, 
Столько книжек! Не выдашь их все, 
Дай умчу я тебя на «Дукате» 
По Ростовскому, скажем, шоссе». 
А она говорит: «Надоело 
Ухажеров такое нытье! 
Это Библиотечное дело, 
Это дело всей жизни. Мое! 
Капитал человеческий ценен, 
Тем, чем лучшие блещут умы, – 
Молодежь привлекаю я к чтенью 
И иной не желаю судьбы!» 
Сам тогда я легко, как запаску, 
Перебросил свое житие – 
Стал водителем первого класса 
В этой библиотеке ее. 
Здесь узнал я стахановский почерк, 
За любовь, не за денежный хруст. 
Как за Библиотечною Ночью, 
Ночь – Музеев, Кино и Искусств; 
Как за конкурсом конкурс лелеет 
Евразийского действа финал. 
Я буктрейлеры вместе с ней делал, 
Лихоносовский фанфик писал. 
Но зато и от края до края, 
Доверяясь «Дукато» рулю, 
По всему Краснодарскому краю 
Прокатил я Отраду мою. 
И ее золотые ресницы 
Осеняли меня каждый раз, 
Как с цветами встречали в станицах 
Молодые читатели нас. 
Госзаданиям нет передышки, 
Даже как – непонятно! – у нас 
Завелись среди книжек детишки… 
…Но об этом другой мой рассказ. 

Мудрый кот

Сквозь рощу Чистякова светит 
Екатеринодара окоем. 
Здесь мудрый кот без всякой цепи 
Сидит под дубом – ночью, днем… 
Я приходил к нему… бывалочь, 
Когда совсем уже невмочь. 
Он скажет: «Алексей Иваныч, 
не парься, день пройдет и ночь…» 

Новогодние литургии 

Избавляя от толиких бед, 
Сохраняешь доныне свободны… 
Литургии мои Новогодние, 
Краснодара предутренний свет. 
Все же – свет, хотя тьма неизбывней 
И плотней, чем казалась вчера. 
Шевелятся как мамонтов бивни, 
Проступают из мрака дома. 
Жизнь болит… И рассвета рожденье 
В космах тьмы, и ее естество. 
Мамы старость – мое наважденье, 
Я принять не умею его. 
Ум успех, а природа восстала 
В ней строптивым своим естеством. 
Лишь до храма – одно и осталось – 
Приставными шагами идем. 
Шаг за шагом, дорожкою ровной. 
Тьма темнее, но теплится храм. 
Мне уже не до брани духовной, 
В бытовую срываюсь я брань. 
Сколько женщин мне саван кроили, 
Но был кончик иглы невредим. 
В маме все здесь, мои дорогие, 
Всем бездумьем собрались своим. 
Это словно обратные роды. 
В этих ручках был вынянчен? – На: 
Сила смертная женской природы 
В рог бараний свивает меня. 
И уже не вскричать, не сорваться, 
Не ответить и не затушить. 
Мне одно остается – смиряться… 
И смиряться. Смиряться и – жить. 
И порой бы, как в детстве, заплакал. 
Но одно повторяю – «держись». 
Мамонт мысленный брезжит из мрака – 
Пограничная мамина жизнь. 
А Страна отгуляла… И видит 
Сны такие, что яви невмочь. 
Вонифатию и Аглаиде 
Столько выпало дел в эту Ночь. 
И Стране – нашей тропкой, упрямой, 
Выходить из безвременных ден. 
Вместе с Храмом мы справимся, мама. 
Вместе! – инда еще побредем… 
Вот и Храм… 
Вот и Свет стал моложе, 
Рыбьежирьи осилил огни… 
Страна как мать – все при смерти… 
И… все же 
Господь в надежде продлевает дни… 

В пасхальном цвете 

По серебру пульсирует висок. 
И ветер свеж и чист в небесном поле. 
Попробуем пожить еще разок, 
коль Божья воля? 
Жизнь это труд. А стоит ли труда? 
Голгофа, Крест, вновь, наяву и внове? 
Но Истина, открывшаяся в Слове, 
Тебя освободила навсегда. 
И смерти – нет. И в Пасхе всех стихий 
Бушует Жизнь, и цвет Ее – подсказка. 
Начаться снова, с Красной ли строки, 
А в Краснодаре – улицею Красной! 

_{Фото: https://krd.ru/o-krasnodare/istoriya-goroda/ekaterinodar-xix-xx/}