По следам воспоминаний о литературном семинаре «Братья по духу», прошедшем накануне в Белозерске.

Мне предстояло преодолеть путь из Краснодара в Белозерск. Поезд прибывал вечером двадцать первого марта.

Вещи собирал с тяжелой головой. Впервые отправившись самостоятельно так далеко, я чувствовал насколько сильно привязан к отчему дому.

Не помню совершенно ничего вокруг себя в тот момент. Ни природы, ни города. Кажется, всё резко исчезло, оставив меня один на один со своими чувствами. Поэтому так запомнилась поездка на такси до вокзала.

За рулем была прекрасный водитель Юлия. Минут пять мы ехали в тишине, а потом кто-то стал настойчиво названивать ей. Вот девушка взяла трубку, и с первых же слов стало ясно: передо мной раскрывается настоящая любовная драма. Юлии звонил её кавалер, просил прощения. «Поссорились, обычное дело», – думал я, глядя в окно. Но девушка не шла на компромисс. И вот я стал невольным свидетелем очередной ссоры двух влюблённых.

На лицо Юлии упала тень, она, казалось, помрачнела сильнее прежнего. Руки её тряслись от бушевавших чувств, а телефон с включённым навигатором постоянно норовил упасть с подставки. Слава Богу, доехали!

И только по приезде на вокзал меня осенило: сегодня же день Поэзии! Так вот откуда такая душевная буря, такая шекспировская драма!..

В обычный день я бы не обратил внимания на происходящее, но в поездке все чувства обострились. И вот моя память уже вычерчивает сюжет очерка…

Покидая Кубань

Посадка на поезд прошла успешно. Моими попутчиками были двое мужчин лет сорока и паренек (кажется, мой сверстник).

Мужики – так я их называл про себя – много разговаривали о своей работе. Так я понял, что едут они то ли с командировки, то ли с отпуска. Один из них часто вспоминал свою малую Родину – Новый Уренгой:

– А там, на севере у нас, из окна видно полярный круг… Ну, ты понял, что я имею ввиду…

– Да-да… – кивая, отвечал другой работяга.

А потом были разговоры про годы молодости, про университет. Одна чашка чая уходила за другой в этом нескончаемом хороводе воспоминаний. За окном то и дело проносились маленькие деревушки и села с покосившимися домиками. Моя мама любит в таких случаях говорить, удивлённо мотая головой: «И везде люди живут!..» Живут. В этих самых деревеньках. А за ними –  снега, снега, снега… На сердце от таких пейзажей становилось необъяснимо грустно. Оттого-то, наверное, мужики начинали многозначительно, очень тяжело вздыхать: «Да, было время!..»

Слово за слово: оказалось, что они оба учились в одном институте (мир тесен!), только в разные годы – разминулись немного. И понеслись вопросы:

– А Сашку Иванова помнишь?

– Нет…

– А Митьку Кашина?

– Митьку знаю!

За такими беседами и проносились часы. И горькое чувство разливалось внутри от воспоминаний. Мне – человеку для них чужому – было бесконечно печально слышать их вздохи и причитания: «Эх, вот если бы…»

И каждый раз, как бы ни было больно ворошить память, они заводили разговор сызнова:

– А Игоря Токарева знал?

– Кажется, да.

– Эх, беда, умер он на днях. Лёг спать, да так и не проснулся…

– Как же так?..

– Пока не понятно…

И тишина. Только ложки в гранёных стаканах звенят, немного заглушая мысли в голове. А за окном всё так же: снега, снега, снега. Там поле, там речушка застыла во льду, а там проталины чернеют.

Через время мужики пригласили меня на чай. И я тоже начал делиться воспоминаниями: про Дальний Восток, про зелёные сопки и холодное Японское море.

– В это время года мы с пацанами обычно брали ледянки и шли в овраг, – смотря в окно, рассказывал я. – Там весь день катались с горок, пока рукавицы и штаны не становились деревянными от холода. И собак диких не боялись – нас-то целая шайка была, пусть только подойдут…

И задумчивые собеседники мои, кивая, о чём-то вздыхали.

Наш разговор прервал проводник:

– Прошу прощения, хотел уточнить, всё ли вас устраивает в этой поездке?

И мы хором ответили, лишь бы нас поскорее оставили:

– Да! Всё отлично!

И работник удалился.

Мужики, не долго думая, достали самогонку:

– Ну, надо за встречу выпить…

Позвали паренька с верхнего места, но тот вежливо отказался.

Начали разливать по кружкам, доставать закуску. Махнули по первой. Немного разгорячились. И понеслись разговоры о политике. Конечно, работяги вспоминали о развале Союза: «Сколько ж мы потеряли…» Жаловались на нелёгкую жизнь в нынешней России. А потом резко паренёк с верхней полки вмешался в разговор:

– А мне кажется, во всём виноват один человек в нашей стране. Если его убрать, всё станет лучше…

Мы с мужиками, тяжело вздыхая, переглянулись: лучше бы он этого не говорил… Тут мы начали объяснять, что всё совсем не так просто (впрочем, разве когда-то так не было?). Благо, до ссор не дошло – ехать нам было ещё долго. И только поля за окном проносились. А за ними: снега, снега, снега…

Работяги после наших разговоров ушли в вагон-ресторан, а я всё остальное время провёл за чтением. Так день и пролетел…

На Ярославском вокзале

Я стоял в очереди на посадку на поезд «Шексна», Москва-Череповец. А перед этим пришлось вдоволь находиться по Ярославскому вокзалу (что поделать, впервые тут!). Но язык, как известно, до Киева доведёт.

И вот, запыхавшийся, но худо-бедно добравшийся до своего вагона, я хлопал себя по карманам куртки – искал паспорт. Вечная беда в пути – найти вещь, которую, казалось бы, держал в руках минуту назад. Ничего, нашлась пропажа, а вместе с этим подошла моя очередь посадки, и проводник вежливо пожелал мне счастливого пути (счастье, пожалуй, то доброе слово, которым я буду описывать все будущие мгновения семинара).

Уставший, я добрался сквозь дебри плацкарта к своему месту. Уселся, поставил свою «похудевшую» поклажу (оказалось, что я доел почти всё съестное, что было у меня с собой). Не успел отдышаться с пути – ко мне подсел парень. Нет, парнем я его называю сейчас – тогда он мне показался настоящим русским мужиком: густая борода, вязаный свитер и, при всей скромности моего попутчика, строгий взгляд.

Признаться, довольно долго мы сидели в тишине. Вплоть до момента, пока поезд не тронулся. Тогда я немного расслабился – верхние полки пустовали, соседей не прибавилось, а значит, можно немного выдохнуть. Тогда же я услышал первые разговоры о литературе за стенкой – как оказалось позже, говорил наш будущий «брат по духу» Игорь Федоровский. Меня эти беседы о высоком, конечно, взбодрили – пора было и мне заводить разговор с моим молчаливым попутчиком.

– Ну что, куда едешь? – спросил я, немного остерегаясь попасть на «не нашего» человека.

– Череповец, – спокойно ответил сосед.

«Ну, что ж, теперь осечься нельзя», – подумал я и следом же спросил:

– А дальше?..

– Белозерск.

Тут-то мои глаза заблестели от счастья: «Наконец-то, не один!» И я уже без раздумий начал знакомство:

– Даниил! – выпалил я, протянув руку.

– Илья, – ответил молодой человек. Мы побратались.

Оказалось, что передо мной сидел человек, посвятивший множество своих работ изучению русского крестьянства, да и, к тому же, поэт! Мы обменялись своими сборниками – пускай я и ехал на семинар не как поэт, а как публицист.

Я прочитал пару стихотворений своего новоявленного брата и подумал: «Илья Свиридов, да вы большой человек!»

Сам Илья к тому моменту уже порядком подустал. Так что я решил особо не докучать ему.

Близилась глубокая ночь…

Станция Череповец

Проснувшись около пяти часов утра, я сонно побрёл по вагону с зубной щёткой и кружкой.

Вернувшись на место, но уже с горячим (вообще-то это был кипяток!) чаем, я сел и начал разглядывать пейзажи за окном. Будто я мог узнать эти места! Впрочем, в природе той я с какой-то едва различимой грустью узнавал черты дорогого мне Дальнего Востока. Те же высокие сосны и густые снега. Впервые за девять с лишним лет меня посетило такое острое чувство дежавю. Развеять его смогло только отсутствие вокруг неоглядных сопок. И всё равно мысли о брошенном доме настигали меня в этой поездке. Всё сидел и думал: где-то там, за десять тысяч километров, могила моего деда… И как-то по-сиротски смотрел я на бесконечные снега вдали. Оттуда, с седых полей, на меня так же одиноко глядели худые ели. И всё кланялись на ветру, привечая.

От этого белоснежного сна меня разбудили слова проводницы: «До конечной – полчаса. Просыпаемся!» И я, не без грусти на душе, «проснулся».

На станции к моему выходу уже столпились многочисленные братья по духу. Кто-то общался, узнав в незнакомце своего давнего друга, а кто-то осторожно молчал, выискивая вокруг знакомые лица.

Организовал нас всех и направил маршем до автобуса человек строгой выправки – военный врач из Донецка, Дмитрий Чуркин. Выкурив сигарету, он, оглядев нас и пересчитав, сказал: «Дорогие друзья, я понимаю, что вы у нас натуры творческие, но давайте уже соберёмся в колонну и пойдём!» И мы дружной толпой пошагали по скрипящей от тонкой наледи мостовой вокзала.

Дошли, сели в автобус. Нас снова пересчитали. Дмитрий провёл перекличку, строго попросив каждого отвечать «Я». Не сложилось. И мы с Ильёй невольно хмыкали на каждое пророненное «Здесь!». Творческие люди, что поделать!

После этого в автобус зашли мастера нашего семинара. Мы с Ильёй принялись узнавать «вживую» экспертов своих секций:

– Это Сергей Станиславович Куняев – замглавреда «Нашего современника»! Он у нас будет вести критику! – рассказывал я своему другу, тыча его в бок. – А твои учителя где?

– Вот, если я не ошибаюсь, идёт Евгений Николаевич Семичев. Я читал о нем: выдающийся поэт… – и Илья тоже принялся вспоминать всех своих наставников.

Среди вошедших мы узнали Наталью Мелехину – замечательного писателя, журналиста и критика. Она помогала организовывать мероприятие. Сейчас, когда я пишу очерк, мне становится ясно – без нее этот семинар был бы совсем другим. Вовсе невозможным этот семинар был бы без Полины Сергеевны Викуловой, дочери знаменитого вологодского поэта. Именно благодаря ей более тридцати поэтов, прозаиков и критиков со всей России собрались в тот день в одном автобусе!

И вот этот автобус двинулся.

Я решил немного перевести дух и начал разглядывать Череповец через окно. А проезжали мы в основном серенькие дома и кучи грязного снега на обочинах. Какое-то тяжёлое чувство витало. Всё думалось мне, что где-то далеко на Дальнем Востоке стоит такой же серенький и для чужого глаза убогенький Хабаровск. Так же там косятся старые домишки, так же трескается от морозов и без того ветхий асфальт. В горле встал ком. А потом я начал вспоминать своих великих земляков: Арсеньева и его книгу «Дерсу Узала», Задорнова с романом «Амур-Батюшка». На душе таял ледник, обливая холодными каплями сердце: «Живы будем!» А за окном к тому времени уже неслись необычайно густые для взгляда кубанца леса. Разглядывая бесконечные ряды сосен, я коротал время поездки. Иной раз мой взгляд привлекали густые заросли борщевика, усеявшего собой поля. Когда-то дедушка рассказывал мне, что на месте старых деревень часто «поселяется» борщевик, покрывая собою всё вокруг. Кто знает, может быть, и в этих местах когда-то косились чёрные русские хаты. Мысли эти не давали мне уснуть в пути.

Но вот из-за ширмы лесов показались редкие деревянные домики, а за ними и весь город.

Наконец-то мы в Белозерске!..

В Белозерске

С корабля на бал!

Вышли из автобуса на свежий белозерский воздух. После краснодарского он казался каким-то настоящим что ли? На тротуарах щедрыми комьями раскидан подтаявший снег, по дорогам текут ручьи. Мы приехали в сказку, не успевшую освободиться от зимних оков. Впрочем, мы и не жаловались.

Не успели похрустеть снегом северных мостовых, как нас повели на завтрак. Зданием нашей столовой на три дня пребывания в славном городе Белозерске стало подворье бывшего монастыря. Здесь когда-то, по легендам, трапезничал сам император Петр I. Впрочем, я не преувеличу, если скажу, что весь наш литературный «полк» кормили тоже по-царски: и лосиная печень, и баранина, и нежнейшая красная рыба, и мастерски приготовленная белорыбица… Запомнился домашний уют трапезной. Особенно старинные русские печки. Каждая плиточка на них – признание в любви к старине. Зубцы сверху, будто на кремлевской стене. А эти завитушки, замысловатые узоры и, конечно, миниатюрные «мордочки» медведей!.. Гостеприимный, сказочный Русский Север!

Учёбу, конечно, тоже никто не отменял. И мы, набравшись сил, шли в культурный центр, где не только обсуждали свои работы, но и знакомились с богатейшим литературным наследием Сергея Васильевича Викулова. Особенно тепло на душе становилось, когда под музейными витринами я находил имена кубанцев Ю. Селезнева и Ю. Кузнецова. В такие моменты я чувствовал себя чуть ближе к дому.

Из литературной же учёбы я, кажется, запомнил всё. Каждый наш семинар проходил в атмосфере непередаваемого русского чувства. Сергей Станиславович Куняев оказался очень строгим, но справедливым критиком. Он сидел во главе нашего «круга» на массивном кресле. Каждый раз, обсуждая новую статью, мы боялись вердикта мастера. Острые черты лица, строгий взгляд, задумчивое покачивание головой и, конечно, внушительный голос – все это заставляло нас запоминать каждое слово Сергея Станиславовича.

В начале обсуждения первым всегда высказывался наш брат по духу Леша Ветюков. Человек максимально открытый и простой. Удивительное чувство дружеской беседы создавалось каждый раз, когда он начинал рассказывать о своих впечатлениях о прочитанном. Без Леши прошедший семинар представить действительно трудно.

Мы, критики и публицисты, вели учёбу в перенесенном кабинете Сергея Викулова. Среди множества книг, многие из которых были дарственными. Побывать в этом месте означало перенестись на мгновение в другую Россию. В ту страну, детьми которой мы никогда не были (в силу своего возраста), но о которой много слышали и читали.

Евгений Николаевич Семичев рассказывал мне потом, какие тиражи были у новоиспечённых поэтов и писателей в СССР. А это – тысячи и тысячи, а для маститых авторов – сотни и сотни тысяч. Конечно, никто из нас, детей новой России, мечтать о таком не может. Впрочем, в голове всё равно мелькала мысль: «А что, если «поднять» Россию выпала доля нам? Каждому из нас. Кто, если не мы сейчас, есть будущее нашей литературы?..» Мысли эти казались одновременно и блажью, и невероятной мечтой, воплощение которой мы, возможно, даже не увидим. И всё же…

Мечты эти, назвать которые можно и снами, часто посещали меня там. Казалось, душа на мгновение уходит куда-то в небо, в даль над Белым озером. И пытается оглянуть вместе с ним всю Россию.

От такого душевного блуждания спасало постоянное общение с друзьями-соратниками. Бытовые же темы наших разговоров совсем «спускали с небес». И чувствовалось какое-то облегчение, домашняя простота. То чай пьем, то песни поем под гитару, то стихи читаем. В такие минуты я понимал: повториться этому сну вряд ли суждено. По крайней мере, совсем не скоро. Как и свойственно любому сновидению, мы сначала будем по-детски рады чему-то, а потом, проснувшись, сможем лишь сожалеть, что не способны вернуть ушедшие мгновения…

Так и получилось. Я «очнулся». И мне очень хочется вспомнить в своём очерке каждый момент, который я успел «запечатлеть» своим разумом в Белозерске: и музей лодки, и краеведческий музей, и долгие прогулки по вечерней набережной… Нет, ничего на ум не приходит, кроме каких-то глупых, но очень милых деталей: оставленная открытой на ночь форточка в центре Викулова, прыжки по тающим глыбам снега на дороге, незатейливые шутки в трапезной… Это светлые, по-доброму печальные воспоминания.

Вологда и последний день

Проснулся рано утром – и сразу сборы в дорогу. Зашёл в ванную, оттуда, в окно разглядывал двор и соседние домики: никого на улице… А кому ещё вздумается так рано проснуться, чтобы совершенно точно ничего не проспать?

Умылся. Ещё раз взглянул в окно: и никого на горизонте… Какая-то холодная дымка повисла в воздухе. Такая, что ежиться хотелось, даже находясь в теплом доме. Энтузиазма не прибавлялось. Понимал: это последнее утро в Белозерске. Дальше – будет другая жизнь. Обычная, будничная. С пробками, с бесконечной суетой.

И всё же я собирал вещи: купленный в музее путеводитель по городу, красочный альбом «Сокровища Севера» и томик стихов Сергея Орлова… На самом деле, даже несмотря на все приобретения, сумка выглядела пустой. Самое главное увозил я в своей душе. Это было что-то более ценное. Нечто великое, поместившееся в скромные несколько дней.

Еще одно бесценное воспоминание: тем же утром я сидел на кухне вместе Полиной Сергеевной Викуловой и Натальей Мелехиной, ожидая прибытия автобуса. Пили чай, говорили о летнем Белозерске, о незадачливых (очень нахальных, кстати) соседях. В этот раз, и в тот раз, когда мы сидели так же за столом с Анатолием Ехаловым – известным режиссером, автором более 150 фильмов – я удивлялся. Не понимал, как люди могут так легко впустить в свою жизнь какого-то парня с Кубани. Как могут так просто и непринуждённо общаться на любые темы в присутствии меня. Мне казалось, что я стал частью большой семьи. От этого было и тепло на сердце, и отчего-то непередаваемо печально: разве нужно нам расставаться? Разве нужно покидать этот город? Терять из виду необъятное Белое озеро?

В тот момент я чувствовал себя так, будто попал в стихотворение Рубцова «Тихая моя родина»:

Школа моя деревянная!..

Время придёт уезжать…

«Может быть, повидаю ещё эту школу…», – думал я о нашем семинаре, уже сидя в автобусе. Мимо пробегали знакомые теперь улочки, где-то за крышами домов были и Спасский храм, и центр Викулова. И я жадно ловил последние мгновения скрывавшегося за лесами Белозерска. Успокаивало лишь одно – впереди ждала Вологда!..

Вологда деревянная, Вологда каменная. Резные наличники, узорчатые ставни… «Вот, где старинная Русь!», – думал я о Вологодчине, оглядывая то один, то другой домик. Из окна нашего автобуса открывался сказочный вид на другую Россию: будто разглядываешь дореволюционную открытку. И дышалось по-другому. Проще что ли?

Не успевал перевести дыхание, пожалуй, только наш экскурсовод: «Обратите внимание на здание слева!..» И мы открывали для себя новые страницы истории Вологды: помещики, купцы, ремесленники… «Обратите внимание на храм справа!..», – продолжал экскурсовод. И я мысленно отвечал ему каждый раз: «Ну что ж, приятель, давай-ка поглядим!..» А ребята наши вокруг шепчутся: «Какая красота!» И только успевают делать фотографии. Иной раз я думал: «Как бы чудесно было походить спокойно по этим старинным улицам и никуда не спешить!..»

Доехав до Музея кружев, мы сделали большую остановку. А вокруг: храмы, храмы, храмы… Дух перехватило. Я выхватил из кармана телефон. Набрал номер:

– Мама, тебе привет из Вологды! – выпалил я.

– Сынок, ты уже там? Когда успели? – недоумевая, спрашивала мама.

– Тогда и успели! – прервал я, заметив, что экскурсия продолжалась без меня. – Прости, мамуль, надо бежать. Фотографии сейчас пришлю!..

И вот я снова среди наших братьев. Мы двинулись оглядывать белёсые стены: там готика, тут модерн, здесь классические своды… Нет, на всё времени не хватит!..

Внезапно прозвучали слова экскурсовода: «Друзья, наша прогулка подходит к концу…» Но больше меня расстраивало то, что семинар близился к завершению. Как же не хотелось в это верить.

Но мы ехали дальше, нас ждала научная библиотека имени Бабушкина.  Мы, уже порядком уставшие с дороги, вышли из автобуса. И с багажом наперевес отправились в стены библиотеки. Погода хмурилась, видимо, предчувствуя наш отъезд.

И вот мы зашли в зал. Заняли свои места. По левую руку от меня сидел Илья, по правую руку Евгений Николаевич. Мы ожидали начала творческого вечера:

– Ещё раз выступим с одной и той же программой? – спрашивал Илья.

– Ну, не с одной. Я вообще свободен в выборе своего репертуара. Расскажу сегодня другое стихотворение. – отвечал я, радуясь маленьким вольностям.

Евгений Николаевич изредка пошучивал. Оглядывая зрительский зал, он сказал нам:

– Что-то сегодня больше пустых мест, чем в Белозерске.

– Там и зал меньше был, – возразил я.

Мы ждали начала. Осматривались, вспоминали какие-то забавные случаи, немного философствовали. Особенно мне запомнилась фраза Евгения Николаевича: «Это ничего, что стихи у тебя бывают неровными. Жизнь ведь, она тоже неровная…» Говорил он это улыбаясь, заглядывая мне в глаза. Во взгляде его я видел ту тяжелую, полную и счастья, и утрат, жизнь. И все же Евгений Николаевич улыбался. И с высоты своих лет не спешил «судить» молодых поэтов. Ни меня, ни Илью. Все есть промысел Божий: и жизнь человека, и поэзия жизни…

Творческий вечер начался. Снова слушали выступления наших братьев по духу, но уже с большей внимательностью. Хотелось уловить каждое движение, каждую интонацию, наставление. Но время, казалось, неслось слишком быстро.

И вот мероприятие подходит к концу…

Нам вручили сертификаты об окончании литературного семинара. Выходя из зала, мы с братьями немного растерялись. Я подошел к столпившимся возле Натальи Мелехиной братьям и сестрам по духу. Каждый что-то вспоминал, спрашивал о каких-то житейских мелочах. Наталья с особым теплом отвечала каждому. А я слов не находил. И настолько ушел в себя, что момент прощания остался для меня «белым пятном» …

На выходе собрались наши ребята. Там я встретил моего друга, талантливого скрипача, Илью Смирнова. Планировали, как будем проводить свободное время до отъезда:

– Может, найдем какой-нибудь ресторан? Надо всё-таки отметить нашу встречу. – предлагал Илья.

– Пожалуй, так и сделаем. – отвечал я устало.

Потом попрощались со всеми ещё раз. Пожал руку Леше Ветюкову: «Ну, до встречи, большой человек!» И двинулись в поход.

Тучи всё плотнее застилали и без того сирое небо. Воздух пах промозгло-сыро. В окнах домов горели вечерние огни. Все отдыхали после рабочего дня. А мы тащились, сами не зная, куда. Каждую минуту спрашивали у прохожих: «Извините, как дойти до вокзала?..» И всё шли, шли. Я оглядывал серые советские дома, пустые дороги. Мне уже мерещилось, как я через пару дней буду идти по солнечной улице Красной.

Всё же в гостях хорошо, а дом есть дом…

После того, как дошли до вокзала, начали искать ближайшим ресторан. Нашли. Помню, как уже сидя там, я жаловался своим братьям:

– Какая же тоска, неужели все закончилось?..

Илья Смирнов и Евгений Николаевич смекнули:

– Ну, раз тоска, надо по одной опрокинуть…

Немного согрелись, тепло разлилось внутри. И мы начали с печалью общаться. «Кто знает, когда ещё так соберёмся?..»

На улице совсем стемнело. Прибывал наш поезд до Москвы. Добрались до него. День закончился.

Путь обратно

Мне предстояло преодолеть путь из Москвы в Краснодар. Поезд прибывал утром двадцать седьмого марта.

Мы с нашим братством были на Ярославском. Общее фото. «Крикните что-нибудь веселое, и ногу вперёд выставьте, чтобы оригинально было хоть немного!», – кричал наш товарищ, талантливый поэт, Андрей Герасимов. Готово!

Ещё раз попрощались с нашими наставниками и пошли завтракать. Забрели на свою беду в «шикарное» московское кафе. Ждали час своих блюд, размером с кулачок, щедро приправленных «ультрамодной» микро-зеленью. Эх, как будто в другой мир попал!.. И не сказать, что в лучший.

Худо-бедно поел. Встретились с моим университетским другом. Он мне показал Москву. «Как, ты что ни разу не был на Красной площади?!», – удивлялся Егор. Да, не был. В Пензе был, в Новороссийске, Геленджике, Хабаровске, Находке, Краснодаре, Тамани, Анапе, Армавире, в Кочубеевском бывал, в конце концов! А на Красной площади не был… Ну, что поделать – двинулись туда.

Погуляли возле Кремля. Сходили в парк Зарядье. Серость, земля клочками из-под плит выглядывает, какая-то звенящая пустота. Погода в тот день тоже ложилась на плечи тяжким грузом. Прогулялись туда и обратно. «Нет, в парке Галицкого лучше!» На том и сошлись…

Потом поехали на Казанский вокзал. Дошли перед этим до Театральной площади. Там спустились в метро.

– Это наш приехал? – спрашивал я, показывая на вагон.

– Ты шутишь что ли? Это же тебе не маршрутка! Конечно, наш! – смеялся Егор.

– И правда… – отвечал я, потирая сонную голову.

Добравшись до Казанского, сели в поезд. Мы с Егором сразу пошли в вагон-ресторан. Связи в пути не было: ни позвонить, ни написать. Так и просидели там, играя то в морской бой, то в шахматы. И всё вздыхали: «Да, вот было время!..» И говорили про первые годы обучения в университете.

За окном пролетали всё те же снежные дали. Всё те же леса да редкие болотца.

Я не спешил рассказывать другу историю своего путешествия – дорога в Краснодар была долгой.

И всё сидели с ним, делились наболевшим. И Егор, с таким же усталым видом, как и у меня, говорил:

– Представляешь, еще неделю назад жизнь шла совсем по-другому. Взяло всё и изменилось за секунду...

– Как же так? – спрашивал я, думая отчасти и о чём-то своём.

– Не понятно...

И тишина. Лишь ложки в граненых стаканах гремят. Деревья сплошняком проносятся за окном. На душе то ли грусть, то ли совсем пусто. И лишь тяжелее становится от каждого вздоха: «Эх, вот если бы…»

Так и пролетел день пути…

Проснулся я уже в Краснодаре. Вышел на станцию, а тут деревья везде набрали цвет, ароматы вокруг, дымится утренняя заря. И началась уже другая сказка. Желтыми пятнами на клумбах горели нарциссы, где-то в кронах деревьев пели птицы, а на земле между цветущих кустов уже гудели пчелы. С южным ветром тепло разлилось вокруг. Видно было поднимающееся солнце…

Я снова оказался «во сне». И все не мог поверить произошедшему.

Через минуту пришел в себя. Вспомнился вдруг диалог с одним из моих братьев по духу. Мы шли по заснеженной набережной Белозерска:

– Может, всё это сон? – спрашивал я его, смотря на уходящее куда-то вдаль озеро.

– Сон, будто бы. Да только все это действительно происходит, – ответил он мне, задумавшись.

И я продолжил:

– Значит, пусть такие сны случаются чаще!..

^{Илл.: Елена Покушаева}