Сегодня можно утверждать, что изучение причин распада СССР без анализа этого произведения Леонида Бородина не то, чтобы невозможно, но, в известной мере, ущербно. Автобиографическое повествование «Без выбора» свидетельствует о «брожении умов» в государстве, идеологически, казалось бы, защищённом, во второй половине XX века. Оно даёт наиболее полную, живую картину подпольного движения несогласных с внутренней и внешней политикой КПСС, ведущей страну к неизбежному, по их мнению, кризису государственности, опирающейся только на красные ценности.

Исключённый из университета в 1956 году за участие в нелегальной студенческой студии, Леонид Бородин принадлежал к тому крылу молодых интеллектуалов, которые стремились не раскачивать, не уничтожать государство, но уберечь страну от предстоящих бедствий. Идея христианизации власти привлекала тех, кто напряжённо искал пути избавления Родины от потрясений, которые уже тогда ими предвиделись, − и на которые были обречены все народы СССР, пока ещё внешне монолитного. Однако это был, по суждению Бородина, «…наклонный тупик перед пропастью. Туда медленно и неотвратимо сползает коммунистический бронепоезд, таща за собой в мёртвой хватке сцеплений российскую государственность − тысячелетний исторический багаж, захваченный фанатами марксистского хилиазма».

Мог ли красный режим впустить в себя это крыло инакомыслящих, дабы наметить новый путь развития страны, создать совместно иную идеологическую платформу? Ведь конечные цели коммунистов и подпольных социал-христиан того времени полностью совпадали – «Жила бы страна родная…». Ответим: нет, не мог. Тело господствующего режима опознало эти клетки «спасителей Отечества», как чуждые и опасные, то есть – подлежащие уничтожению либо изоляции. Почему? Именно потому, что это протестное движение отвергало марксистско-ленинское учение полностью, на чём собственно и держался режим. Оно готовило, по сути, русскую перестройку, несовместимую с надвигающейся горбачёвской. Да, это была ранняя попытка опережения либеральных реформ – попытка создания антигорбачёвской перестройки, как мы сказали бы теперь. Арест Леонида Бородина, как и многих его сподвижников, скоро стал неизбежным.

Спустя время, уже незадолго до его смерти, мне приходилось слышать от Леонида Ивановича спокойное утверждение: «Что заслужил, то и получил». Однако оттенков раскаяния в его словах не обнаруживалось. Возможно, потому, что теоретический опыт перевода России на иной путь развития был ими, социал-христианами той поры, всё же наработан, а значит, будущие поколения благодаря этому получили, так или иначе, возможность обращаться к нему в своих исканиях и надеждах на лучшее устройство народной жизни.

Чем же должна была заместиться марксистско-ленинская, отвергаемая ими, платформа, на которой пока ещё держалось красное государство? Спасительной для страны представлялась программа социал-христианского преобразования, разработанная подпольным Союзом Игоря Огурцова, философа и лидера антикоммунистического подполья в СССР. В этой организации («Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа») состоял с ноября 1968-ого года Леонид Бородин, на то время – молодой директор школы в Лужском районе. Повествование «Без выбора» даёт возможность ознакомиться с программой ВСХСОНа в общих, но основных чертах. Приведём некоторые из них. Базовой идеологической ценностью обновлённого государства должно было стать Православие вместе с другими традиционными религиями страны. Новую государственность следовало отстраивать путём христианизации экономики, христианизации политики, христианизации культуры. Предусматривалось «замирение с Западом, однако без распахивания границ».

Далее мы увидим явную, на мой взгляд, попытку усовершенствования теории русского социализма. На этот раз из неё исключалось всякое анархическое начало, характерное для разработок земской идеи в эмигрантских кругах второй половины XIX века. Подпольный Союз И. Огурцова предполагал строительство переходного варианта от советской империи к российской, уклоняясь как от капитализма, так и от коммунизма. Союз стремился вывести Россию на свой, третий путь, отказываясь от соблазнов левого и правого толка.

По программе ВСХСОНа, земля должна была «…принадлежать всему народу в качестве общенациональной собственности, не подлежащей продаже или иным видам отчуждения. Граждане, общины и государство могут пользоваться ею только на правах ограниченного держания». По новому Закону граждане имели бы право получать землю в индивидуальное пользование и «…вести хозяйство самостоятельно или в свободном объединении с другими хозяевами и с правом свободно распоряжаться продуктами своего труда». Предусматривалась передача по наследству основного семейного надела семьи. И лишь государству отводилось «исключительное право на эксплуатацию недр, лесов и вод, имеющих общенациональное значение».

Никакой персонализации не могли подлежать «…энергетическая, горнодобывающая, военная промышленность, а также железнодорожный, морской и воздушный транспорт общенародного значения. Право на их эксплуатацию и управление должно принадлежать государству». А само государство получило бы возможность «…выступать в качестве предпринимателя в обычных промыслах только в том случае, если инициатива граждан недостаточна для создания предприятий, важных для народа». Оно могло бы «вмешиваться в управление предприятиями, которым предоставляет финансовую помощь».

Общинное самоуправление контролировалось бы Верховным Собором – духовным авторитетом народа, имея право вето, которое он мог наложить на любой закон или действие, не соответствующее основным принципам социал-христианского строя, чтобы предупредить злоупотребление политической властью. Утверждалось: политическая власть «не должна быть монополией лица, сословия, класса или партии, а должна гармонически распределяться среди народа в фонде общинного самоуправления в административных единицах», при участии народа «в высшем законодательстве страны через свободно избираемых депутатов».

Законодательная власть по этой программе осуществлялась бы «Народным собранием и Главой государства». А сам Глава должен был избираться Верховным Собором и утверждаться голосованием населения, он был бы подотчётен Народному собранию... Наиболее подробно о Программе ВСХСОНа говорится у Л. Бородина в главе «Страна готова – мы не готовы», а также вся она – обширно и детально разработанная, попадается в Интернете. Я же привожу именно эти, опорные установки готовившегося переустройства страны, чтобы показать: ВСХСОН не был устремлён к попытке реставрации монархии. Он разрабатывал для страны вариант совершенно самостоятельного, русского пути, не подверженного глобалистским тенденциям, которыми была заражена общемировая цивилизация.

Когда же этой идее государственного переустройства Леонидом Бородиным были принесены все личные жертвы − с двумя отсидками в лагерях, с сильнейшими надломами судьбы, − то его зрелая оценка деятельности ВСХСОНа становится более сдержанной. В повествовании «Без выбора» он говорит о частичном «утопизме» огурцовской идеи, однако утверждает: до понимания важности главных её принципов «…сегодня “не доросла” ни одна из ныне функционирующих партий. И речь ведь идёт не о теократии, но всего лишь о необходимости соотнесения важнейших аспектов общественного и государственного бытия с ориентирами, и только с ориентирами, каковые по сей день никем, кроме марксистов, не оспорены, по крайней мере в той части, в которой они, эти важнейшие принципы, являются концептуальной базой сохранения человеческого рода на уровне коллективной исторической личности».

Почему в современности опыт ВСХСОНа нам полагается исследовать заново и рассмотреть его с новых позиций? Потому, что тридцать постперестроечных лет уже доказали губительность устоявшейся рыночной системы для российской земли и российского народа. Олигархату сверхвыгодно продавать качественную российскую сельхозпродукцию за рубеж, заменяя её ввозом дешёвых суррогатов питания для отравляемого населения. И с этим ничего не поделать – слишком большой навар получает олигархат при таком круговороте продуктов: всё здоровое, российское, живоносное за рубеж − дешёвые заменители в Россию, для рядовых людей, обрекаемых тем самым на деградацию, на болезни и вымирание от расфасованных пищевых иностранных отбросов.

Именно замещение внутри страны местного, полезного продукта на бросовое, привозное приносит колоссальные барыши – такова схема обогащения олигархата. Она осуществляется по всей России неукоснительно. В рыбной промышленности свежий улов идёт на прилавки других стран – народам России ввозится обледеневшая дрянь, выращенная в сточных канавах Китая, Вьетнама, Таиланда, Индонезии. В лесной промышленности: выметаются из России великие леса – вместо них ввозится пластик, синтетика, примитивный электронный ширпотреб… Зато теперь оболваненные народы России получили радостную возможность лицезреть роскошные спортивные шоу и футбольные матчи – сидеть на трибунах с шариками чупа-чупсов во ртах и хлопать в ладоши.

Аплодируют. Наевшись за четверть века пальмового масла, напившись порошкового молока, начитавшись псевдорусской литературы, завалившей все книжные прилавки. И защитников от этих напастей у народа в стране − нет и не предвидится. Народные депутаты, обязанные защищать интеллектуальное и физическое здоровье населения страны, делать этого не будут, поскольку их зарплаты похожи на взятки от Правительства – надстройки олигархата. И, чтобы удержаться на своих щедро оплачиваемых постах, они либо служат интересам олигархов, продвигая и утверждая антинародные законы, либо слетают со своих мест. Иллюзий на этот счёт в России теперь ни у кого не осталось. А потому идеи ВСХСОНа снова востребованы в народной России, поскольку они должны были надёжно оградить население от обнищания, от наглого оболванивания, от варварской эксплуатации природных богатств, от опустошения земель. И эти идеи поныне опасны для верхов − тем, что не позволяют обходиться с гражданами России, как с туземными дурачками.

Теперь пересмотр пути дальнейшего развития страны становится неизбежным, поскольку это − главный вопрос её выживания. Именно такая задача стоит перед новыми поколениями, то есть – перед всеми нами, в той же самой остроте, в какой она стояла перед поколением писателя Л. Бородина. Российская земля может и должна кормить своих людей, а не служить чудовищному обогащению тех, чьи интересы чужды народам России и крайне опасны в их воплощении. Иными же они в принципе быть не могут − законы рынка, ориентированного на прибыль, неумолимы. Они именно таковы.

Поиск решений для заблаговременного переустройства страны был обусловлен в шестидесятых, семидесятых годах прошлого века пониманием, что «…коммунистический режим был приговорён к саморазрушению с обвальными для России последствиями», однако вольным мыслителям, желавшим одного – служить Родине самозабвенно и преданно, легальных средств для «служения» Советская власть той поры не могла предоставить. Скорее – она боялась их, «слишком умных», а пуще того – опасалась перемен в государственном механизме, где предпочтение отдавалось людям совсем иных качеств. «Перестройка впоследствии показала, какие стервятники накопились в комсомольских и партийных кабинетах и их «предбанниках»», свидетельствует Л. Бородин в своём повествовании. В этих «предбанниках» взращивался будущий олигархат и его политические наёмники…

Да, «стервятники» партийным функционерам казались и ближе, и понятней, чем эти – изучавшие философские труды великих предшественников с вполне определённой целью: понять, куда должна вести столбовая дорога в развитии Отечества, дабы не потерялось ничего ценного из исторического её опыта. Эту подготовку к служению Родине мы видим в эпизодах юности Бородина − они описаны с улыбкой самоиронии. «Я оставался убеждённым комсомольцем − сыном партийных родителей − и после школы пошёл не в университет, а в милицию, в школу милиции − такой способ выполнения гражданского долга виделся мне наиболее достойным и соответствующим запасам моей энергии. Никто не пригласил меня в КГБ. Туда я пошёл бы ещё с большей радостью». Но само качество этой энергии всё время не подходило системе, которой с середняками было куда проще и спокойней.

Патриотическое чутьё советской социалистической системы ослабевало – она путалась в критериях опознавания «свой − чужой». Открыто поругивая шестидесятников, система, скрытно и мощно, подавляла совсем других, а именно − «почвенников». В результате этой тайной её работы все вокруг знали Е. Евтушенко и А. Вознесенского, устроившихся в жизни весьма неплохо. И она же, система, замалчивала, вгоняла в нищету и безвестность великих русских поэтов Н. Рубцова и Н. Тряпкина – в собственной стране это были только «поэты русской резервации». (Определение могучего русского поэта Ю. Кузнецова)… Нет, не органы госбезопасности перевоспитали шестидесятников, а шестидесятники перевоспитали эти самые органы, которые и обеспечили затем стране роковой либеральный крен, разваливший СССР и доедающий теперь Россию – с её многовековыми сибирскими лесами, уничтожаемыми под корень, с её нефтью, уходящей в другие страны, с её запасами газа, недоступного для большинства российских сёл и деревень, с талантливым её народом, скитающимся в поисках заработка, хотя бы и унизительно скудного...

Читая Бородина, мы видим, что безоглядное упование на поддержку Церкви, на слияние с ней, которым жили подпольные социал-христиане при коммунистах, оправдывало себя не вполне, как, впрочем, и сейчас. Почему-то именно священство, приближенное к телевизионному процессу, легко хоронит теперь прекрасную нашу русскую литературу, созданную за последние полвека. Утверждениями в популярных православных беседах, будто достойных произведений в ней нет, живое нарекается мёртвым. А что создавалось в этот период и создаётся там, в глубине притеснённых литературных процессов, любопытствуют не многие, да и то – крайне поверхностно.

Меж тем, достойная русская литература не только есть – она всё это время одолевала, как и теперь, свой мученический путь, перечёркивать который нам негоже. Заключённые в два малотиражных издания (журналы «Москва», «Наш современник»), выдающиеся по духу русские произведения с огромным трудом пробивались к свету, приговорённые почти к полной безвестности. Но именно они в более любознательном будущем составят славу Отечественной словесности, попранной на полвека, но не уничтоженной − ни партийной номенклатурой, ни господствующей ныне постсоветской номенклатурой, неверно именуемой ныне политической «элитой» страны.

Повторюсь: страной всё это время правит постноменклатура, антагонистичная российской элите. А современная элита – это замечательные наши учёные, оставшиеся без работы, и весь слой творческих и самых образованных людей, выброшенных, выметенных из сфер влияния на судьбу Родины именно ею: постноменклатурой. Правящая верхушка действует как антиэлита, враждебная стране и народу, поскольку иных форм правления, кроме рыночного грабежа, не знает. Исключение в ней составляют лишь единицы, не способные изменить картину в целом.

Современная литература, создаваемая настоящей российской элитой, выметена из круга чтения − точно так же, как и сама элита. Потому не столь широко, как должно, прочитаны современностью и произведения писателя Бородина − народника по сути. А молодым Бородиным всё время будто доказывалось народу, ещё советскому: «я свой», «я не барин», «я как все» − хотя и книгочей, и мыслитель, и воспитания полустаринного, да всё это сущие пустяки… Это оно, старательное непризнание за собой никаких особых достоинств, сводит, как правило, образованнейшего, потомственного русского интеллигента в пролетарскую среду, в самые уголовные и полу-уголовные низы – «Иди к униженным, иди к обиженным, им нужен ты…» Хотя такое истолкование его биографии самого Бородина, возможно, удивило бы.

Меня же при чтении повествования «Без выбора» озадачивало другое: какое ничтожно малое значение он придавал влиянию внешних сил в приближающемся разломе СССР, полагая, что дело прежде всего – в нас самих: «Мы недостаточно хорошо служим Родине». И так же будто не особо интересна была ему тема стукачества. Мы, обучаясь в Литературном институте с 1980-ого по 1986-ой год, были, осторожно и сразу, предупреждены старшими товарищами из преподавательского состава, что на каждом курсе у нас посиживают по два студента, которые «стучат» по службе. У Бородина же в повествовании описаны тайные сходки той организации, которая готовится «дорасти до состояния подпольной армии, способной совершить максимально бескровный переворот» − и при этом не прослеживается никаких опасений, что за ними приглядывает кто-то из «как бы своих». Что это? Благородное опасение не оклеветать ненароком безвинного – или побочные «неприятности» им не брались в расчёт? Или же просто не попадалась в руки редкая книга А. Спиридовича «Записки жандарма», в которой описаны царским генералом непременные внедрения в тайные структуры, кружки, организации людей из охранки? Все эти методы предреволюционной жандармерии перекочевали затем в послереволюционную эпоху и действовали, конечно же, там, где готовилось создание целой подпольной армии ВСХСОНа… Порою кажется, что у Бородина работало чувство безоглядности, свойственное для человека, шагнувшего в рукопашную однажды и навсегда. Когда уже не до того, кто там и чем занимается рядом… Конечно, близкие люди его, талантливого и образованного, остерегали, и остерегали дальние, и предупреждён он был в Норильске бывшим попом из рабочих: «Блюдите, како опасно ходите!», однако – что с того… «Бывшие «полицаи» составляли такой мощный отряд «стукачей-следопытов», что в иных и нужды не было», − пишет Бородин. Он явно относится к доносам, как к неизбежности.

Из лагерного опыта Леонида Бородина имеет огромную ценность его характеристика групп и направлений политической борьбы с режимом второй половины XX-ого века, а также отношения спецслужб к ним. Уверяю вас, по сей день они − всё те же. Самому непримиримому гнёту подвергалось и подвергается исключительно русское направление. К чему это приводило, привело и приводит, мы уже хорошо видим. Русский мир более, чем за полвека, разрушен и вытоптан спецслужбами дочерна – он имеет вид разорённых наших сёл и деревень. Да, рыночная идеология-шоу изредка оглашает «как бы русскую идею», но что происходит под видом воссоединения русских сил? Если в правящем центре России вместо Русского мира зияет дыра, то к чему пришивать окраинное? К пустоте? Или, может быть, к разорённым сёлам и деревням, к остановившимся градообразующим заводам и фабрикам?

Но ни один из подкупленных верхами глашатаев братской взаимопомощи никогда не укажет публично на необходимость создания Русского мира – во всей России, и прежде всего − в самих органах управления страной. А самые благородные устремления истинных патриотов используются там − подальше от Москвы, где идёт самоуничтожение нации для обогащения антинародного центра. Этот центр создаёт и намерен создавать впредь кровавое ожерелье России. Центростремительный и центробежный приоритеты в государственном устройстве поменяны местами. Истинному собиранию русских сил способствует лишь процветание самой России, к ней, добровольно и мирно, притягиваются республики бывшего СССР. Но центробежные приоритеты в политике государства, разбрасывая народные силы по сторонам света, рвут страну, обессиливая её.

Как вербуют оплачиваемых псевдопатриотов, служащих сомнительным целям, мы – догадываемся, а Леонид Бородин это знал доподлинно. В классификации личностей им даётся, в частности, такой, весьма любопытный, тип «проказника». В силу тех или иных причин «…оказавшиеся в конфликте с властной структурой, «проказники», пошалив, не рассказывали (…), чем обычно заканчивались их шалости. А заканчивались они всегда одинаково — «собеседованием», после которого вчерашний «проказник» писал откровенно заказной роман… или поэму, или статью, или холст, или пьесу…».

И ничего не изменилось с той поры. Только методы охранки стали технически более изощрёнными. Защитники народа тщательней отслеживаются. У таких включается «экономическая удавка» − внезапно взвинчиваются начисления платежей до непомерных высот. У них начинает лихорадить Интернет. Да и здоровье у особо талантливых и деятельных принимается вдруг истаивать, как истаивало оно у предшественников – у В. Шукшина, В. Клыкова, П. Паламарчука и многих, многих других. Не стоит заблуждаться: если творческий цвет русского патриотизма не был угоден режиму красному, то системному либерализму он не угоден точно так же. Но, может быть, это длится и длится всё один, один и тот же антинародный, антирусский режим, уверяющий ныне, будто идеологии уже нет никакой? И не он ли господствовал в дореволюционной, монархической России с онемеченным троном, когда жизнь русского солдата не стоила ломаного гроша?.. И вот уже мы, читая Бородина, ломаем голову: как в этих тисках должен осуществляться «творческий потенциал к самосохранению» страны?

Своё повествование «Без выбора» Леонид Бородин назвал попыткой «определения причин той трагедии, что произошла со страной». А напутствие нам оставлено следующее: «Ненависть − предметна. Любовь − перспективна. Такое вот не слишком логическое и совсем уж не философское суждение не только позволяет сохранять умеренный оптимизм относительно дальнейшей судьбы России, но и способно мобилизовать смятенное сознание как на поиск спасительных путей, так и на положительную социальную активность».