Одеяло теплого вечера укрывало Кубань, пока мой красный автобус мчался в Геленджик. Приветливый южный ветер встречает на каждой остановке, как и звезды, которые мудрый Создатель щедро рассыпал по небосводу на радость каждому, кто их замечает. Водитель, подъехав к автовокзалу, резко затормозил. От этого я внезапно проснулась: «Где я? Геленджик?» Люди, добродушно посмеиваясь, ответили: «Он самый». И я уже была в предвкушении большой истории, которая вместилась всего в 20 часов.

Не успела я попасть в объятия остывшего южного ветра, спускаясь по ступенькам автобуса следом за остальными пассажирами, как Александр Павлович Шкляренко и матушка Анна приехали за мной на вокзал. В теплой машине они расспросили меня о поездке и показали вечерний Геленджик. Особое внимание Александр Павлович обратил на большой металлический крест, который будто вырастал из горы. Я его не сразу разглядела. Для этого, наверное, нужно иногда поднимать голову выше и смотреть дальше.

– Знаете, чем выше мы едем, тем сильнее уши закладывает.

– Да? Это у тебя просто с непривычки, – отвечают отец и дочь.

Мы приехали в просторную Марьину Рощу, расположенную у подножия Маркотхского хребта. Александр Павлович на мгновение взглянул на невозмутимые горы, покрытые зеленым пухом густого леса.

– Здесь – начало Кавказских гор. Дальше они идут все выше и выше…

Начинались здесь не только горы. Нечто основательное и фундаментальное ощущалось в самом воздухе Марьиной Рощи. Это нечто никогда не встретишь в современном душном городе человеческих страстей.

Войдя во двор, увидела двух больших собак, из-за чего все мое тело сковал ужас. Сковал, пока матушка не успокоила меня и не начала ласково гладить своих питомцев. Любовь, что не трудно было заметить, была взаимной. В глаза мне сразу бросились тонкие руки и легкий стан матушки, которая с резвостью юной девушки играла с любимыми собаками.

В первый раз в жизни я оказалась в доме семьи священника. Он расположен на Счастливой улице. Войдя в дом, из маленького коридора я заметила свет, который падал на теплый пол из зала. Оттуда доносилась негромкая детская песня. Войдя в зал, я сразу невольно заметила красный угол с множеством красивых икон и лампадкой. Пока я его рассматривала, ощутила на себе пару любопытных карих глаз, которые с интересом смотрели на меня снизу вверх. Маленький Василий будто и не собирался моргать своими большими глазками. Внимательно посмотрев на меня, он побежал к сестренке Кате, уже успевшей вскарабкаться на высокий взрослый стул и дотянуться до веточек вербы, которые поставила на обеденный стол матушка.

– Катя! – добрым смеющимся голосом произнес Александр Павлович, в очередной раз снимая упрямую внучку со стула. Малышка с тоненькими каштановыми волосиками и крошечными ручонками безмерно умиляла его. Как тут быть слишком строгим?

По телевизору шли мультики, у окна с длинными белыми шторами стояли детские стульчики для кормления, а на большом обеденном столе была стеклянная ваза с бархатными красными розами.

– Ань, а откуда розы? – спросил Александр Павлович, целуя в лоб маленькую внучку.

– Да это принесли знакомые, подарили. У них свои розы растут, – донесся из кухни голос матушки.

Она быстро и аккуратно поставила на стол салат, свежий хлеб, пирожки и теплый домашний морс. После долгой дороги картофель с мясом, приготовленные матушкой, показались мне самой вкусной едой в моей жизни. Во время ужина мы с Александром Павловичем много разговаривали о последних новостях и, я думаю, с моей стороны будет в высшей степени бестактно не познакомить наконец читателя с людьми, тепло встретившими меня в своем чудном доме.

Александр и Анна Мараховец воспитывают восемь детей. Самой старшей Маше 15 лет, Коле – 13, Пете – 10, Сереже – 8, Тане – 7, Косте – 5, Васе и Кате, которые встретили меня в зале – 1,5 года. Батюшке 41 год, а матушке – 40. Профессор, доктор биологических наук Александр Павлович Шкляренко – отец матушки Анны. Он также живет в Геленджике. Многие родители часто задаются вопросом, как с двоими-то справиться, но здесь, в многодетной семье я почувствовала поразительное спокойствие и абсолютный порядок.

К чаю с вечерней службы вернулся отец Александр. Он вошел в зал в подряснике, тепло поздоровался со мной, благословил и спросил, как я добралась. Потом, повернувшись к иконам, перекрестился и сел за стол в предвкушении вкусного ужина. Весь вечер мы с батюшкой, матушкой и Александром Павловичем разговаривали и не было ничего, что как-то могло потревожить мою душу. Я отдыхала и наслаждалась беседой за прозрачной чашкой чая с мятой, которую сорвала в огороде матушка.

 Меня поразили удивительно спокойные глаза отца Александра, его добрая улыбка и задумчивость. Во всей его фигуре, в каждом жесте и взгляде ощущалось спокойствие. Казалось, он благодарен Богу за каждый прожитый миг. Во время разговора он периодически добавлял: «Вы там про меня поменьше пишите, хорошо? Я так, в стороне. Не люблю быть в центре внимания. У меня в центре внимания Христос. Я проповедую Христа Спасителя, так и проще, чем про себя. Вы вот больше матушку, Александра Павловича спрашивайте, а я так…».

Говоря это, батюшка периодически смотрел на свою жену, и, будто находя в ее глазах спокойствие, сам приходил в умиротворенное состояние и радостно улыбался.

– Знаете, раньше священство разрешалось только в том случае, если в семье все в порядке, – рассказывает батюшка. – Ведь священника брали из народа, все было на виду. Когда задумываешься о том, как справиться и с семьей, и с паствой, и с обучением, возлагаешь все это на Бога. Сейчас, мне кажется, я все успеваю. Нет дискомфорта. Честно говоря, это мое третье образование, но оно мне дается труднее всего. Это скорее из-за новшеств… Я привык читать книги, делать закладки, люблю в библиотеке посидеть. Очень хочу «Братьев Карамазовых» еще раз прочитать от корки до корки.

Отец Александр делает глоток теплого чая, вздыхает и продолжает вдумчиво:

– Каких-то писателей гордыня ломает. А есть такие, которые, как Достоевский, приходили к смирению: да я пепел, я никто. Бог дал мне талант, вот я и пишу. Разве это я сам? Это сейчас модно подписывать, мол, это моя работа, а в старину были, например, иконы-шедевры, на которых никто не ставил свое авторство. Не было даже такого понятия. «Божье это, не мое».

Во время беседы отец Александр вспомнил о ныне покойном, дорогом для всех нас Владыке Исидоре. Мне захотелось узнать, какие воспоминания связывают батюшку с этим человеком.

– Владыка обратил на меня внимание, еще когда я был алтарником. Он как-то просто обратился: «А это кто?». Он должен был знать каждого, кто заходит, кто рядом. Сказали: «Вот, это наш водитель и пономарь». Еще в семинарии был такой эпизод… Понимаете, это был такой человек: когда он появлялся, все понимали, что все будет хорошо. Владыка вселял уверенность, что, как в сказке, happy end обеспечен.

Матушка увидела, как маленькая Катя, которая продолжала демонстрировать взрослым свои маленькие детские шалости, стянула покрывало с дивана на пол. Исполнив свой номер с удивительной непосредственностью и упрямством малышки, она смотрела на маму невинными большими глазками. Матушка подняла одеяло и взяла Катю на руки, поцеловав дочку в мягкую щечку. Батюшка, взглянув на свою маленькую дочку, продолжал:

– Человек говорит: «Я не могу поверить в Бога». А ты хотя бы посомневайся. Бывает ведь, что на последних вздохах начинают верить и могут Крещение принять. Иногда глубокие старики, которые всю жизнь были атеистами, начинают верить.

– А бывает наоборот, ходил-ходил – и все, – добавляет Александр Павлович.

– Да нет, так не бывает, – говорит отец Александр. – Вот бывает, какое-то искушение злобит человека. Просто это искушение ставит все на свои места. Оно раскрывает его истинную сущность, его неверие или слабости какие-то. Все было хорошо, шито-крыто, а тут раз – и обнажилось. А когда человек верующий, случись какое-то искушение – а он еще больше укрепляется в вере. Может, упадет, но потом раскается и укрепится.

Отец Александр рассказал, что с детства думал о большой семье, хотя три ребенка – для него казалось много. Еще мальчиком он переживал: «А вдруг детей вообще не будет?». Но батюшка не мог предположить, что их будет восемь.

– Знаете, перед войной и после войны бывает огромная рождаемость. Я ведь ребенок 90-х, когда было полное уничтожение всего. Возможно, это инстинкт самовыживания, поэтому я думал о семье. По отцу свою линию я не знаю, а по матери – был купеческий род верующих православных людей. Моя родня удивлена, что я стал священником, что я уверовал во Христа. Вот уже пятый год я батюшка. Благо для меня, что я не молодой священник – меня рукополагали в 37 лет. Уже было шесть детей, стабильность в семье, к тому же я педагог. Сейчас у меня уже жесткое мировоззрение, я могу его только совершенствовать. Любой человек вообще должен быть начеку. Вот я исповедую людей: может погрешить каждый даже на уровне мысли. А для Бога нет разницы, в мысли грех или в деле, потому что следом за этой мыслью и действие родит человек. У меня директор в школе, где я работал преподавателем физики, тоже был физиком. Как-то мы с ним пересеклись, когда я уже священником стал. Он совершенно не ожидал увидеть меня в рясе, и так удивленно произнес: «Ну здоров, физик». Потом мы с ним спускаемся по лестнице, и он мне говорит: «А что у вас, Саш, в институте не было научного коммунизма?».

После этой реплики всем сидящим за столом было трудно сдержать смех.

– Молодежь очень интересует, как живет священник. Для нее эти священники будто с луны падают. У нас все точно так же, как у других людей, но с большими ограничениями и ответственностью.

– Отец Александр, Лейла, никогда не выходит на улицу в гражданской одежде, – добавляет Александр Павлович. – Это как раз и дисциплинирует.

– Да это какой-то щит для меня, – говорит батюшка. – Бывает, люди с негативом относятся, но в основном скорее с равнодушием. Негатив, только когда обличение во грехе происходит, потому что священник в духовной одежде напоминает о Христе – о его проповеди, святости. Знаете, еще святитель Афанасий Великий говорил: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог». То есть человек без Бога, хочешь ты того или нет, дурак. Хочешь быть умным? Весь ум в Боге бери.

Я чувствовала, что и так задержала батюшку, который любезно беседовал со мной. Он должен был вставать еще до восхода солнца в четыре часа утра, чтобы ехать на раннюю службу.

– А почему лампадку не зажгли? Такая беседа! – сказал батюшка.

Он попросил своего сына Колю зажечь лампадку перед сном. Пожелав всем доброй ночи, отец Александр отправился отдыхать перед службой.

Все взрослые покинули комнату. Пока я ждала матушку, с которой очень хотела пообщаться, в зал зашли Петя и Сережа. Они взяли на руки пушистых Беляша и Касю и принялись гладить их с детской небрежностью и любовью. Оказалось, они вместе с мамой спасли кошку Касю, которая родила котенка Беляша. Их взяли в дом, в большую семью.

Мальчики рассказали мне, что занимаются боксом.

– А кем вы хотите стать, когда вырастите?

– Не знаем пока…

– А хотите стать священниками, как ваш папа?

– Да, хотим.

Оказалось, мальчики с детства помогают отцу в храме и с удовольствием ходят на службу: вечернюю субботнюю и утреннюю воскресную.

– Кстати, вот Маша хочет стать мультипликатором! – выдал старшую сестру восьмилетний Сережа.

Не успел он это сказать, как в комнату вошла Маша.

– А Сережа сварщиком хочет стать, – с насмешкой и девической строгостью сказала самая старшая.

В Маше сразу чувствовался сильный характер. В свои пятнадцать она отлично справлялась с детьми и делами по дому. Под очками с розовой оправой блестели карие добрые, как и у всех в этой семье, глаза. Длинная черная коса делала строгим ее юный профиль. В походке чувствовалась скромность и в то же время твердость. Матушка рассказала мне, что старшая дочь с детства занимается народными танцами в коллективе «Калинка».

Маша и Коля сели за стол возле вазы с красными розами и принялись играть в шашки. Тринадцатилетний Коля все время подпирал подбородок рукой и со смущением юноши улыбался, переставляя шашки. Когда я сказала, что хочу сфотографировать ребят, они не выразили никакого протеста, но старались не смотреть в камеру и, играя с задумчивым видом, смущенно опускали глаза на доску.

Петя и Сережа с интересом наблюдали за старшими братом и сестрой, бросая им наивные детские колкости. Казалось, я имею дело с ребятами, которые умели рассуждать, как настоящие взрослые. Матушка рассказала мне, что ее дети играют, гуляют и вообще всегда держатся своей дружной компанией, в которую очень трудно проникнуть любому негативу. Поэтому они с батюшкой меньше, чем многие другие родители, боятся, что на их детей кто-либо окажет дурное влияние.

Пока я наблюдала за игрой Маши и Коли, в зал вошла матушка Анна. Она напомнила сыну о просьбе отца. Коля все с той же смущенной улыбкой забрался на стул так, что лампадка оказалась прямо перед ним. Аккуратно и заботливо он выполнил свое задание и с радостью сел за стол, поглядывая на зажженную лампадку.

– Все готовимся ко сну. Маш, проконтролируй их, пожалуйста, – обратилась к дочери матушка.

После этого она налила мне чай, и мы сели за стол побеседовать. Пока мой красный автобус мчал в Геленджик, у меня в голове было несчетное количество вопросов именно к душе семейства – матушке. Но в тот момент, когда она села напротив меня и я увидела глаза спокойной и умной доброй женщины, мне казалось, что все вопросы излишни. Было видно, что матушка Анна была очень счастливым и полноценным человеком, матерью с большой буквы. Мы начали беседовать, пока ясные звезды Геленджика освещали Марьину Рощу.

– Я училась на филолога, пошла в аспирантуру, получила второй диплом преподавателя высшей школы по педагогике. Сдала два кандидатских минимума. В душе я больше массовик-затейник, люблю что-то организовывать, в студенческие годы готовила к игре команды КВН. Всегда найду, чем заняться. У нас в доме все распланировано: каждый знает, что нужно выполнить, кому помочь.

В этом я убедилась, когда хозяева показали мне свой идеально убранный дом. На втором этаже был кабинет батюшки, детские комнаты и даже гардеробная с большим шкафом с множеством полок для каждого. Все вещи были распределены по своим местам. В доме ощущался простор.

Батюшка Александр в молодости учился на физико-математическом факультете Армавирского государственного педагогического университета, а матушка – на филологическом. Они пересеклись в коридоре института.

– Мы почувствовали, что есть что-то общее, хотя он физик, а я в математике вообще не разбираюсь, – сказала, смеясь, матушка. – Вообще у многих людей прямая ассоциация: многодетные – значит, неблагополучная семья. Это ведь тоже навязывание стереотипов. Мы получили этот участок, как многодетная семья, у наших соседей тоже по 4-5 детей. Нам многие говорят: «А вот вы как всем детям образование дадите?». На самом деле постоянно думать о том, что будет завтра, очень пагубно. Нужно спокойнее быть. Появляются дети – значит, надо – и Слава Богу. Это сейчас молодые люди рассуждают так «Мое тело – мое дело», а потом начинаются проблемы. Если не хотите детей, тогда надо стараться жить как-то целомудренно. А если Господь попустил, значит, надо рожать. Что касается абортов, переубеждать в чем-то никого не надо, у каждого свое мнение, ведь у человека можно вызвать только отторжение. Если женщина упрямо стоит на том, что будет делать аборт, ее часто не переубедишь. Но зачем она кричит об это всем? Зачем пропагандирует? А иногда есть смысл переубеждать. Ведь сейчас, помимо психолога, в женских консультациях есть священники, которые тоже говорят с женщинами, собравшимися делать аборт. Они действительно предлагают помощь и просят только, чтобы родила. И все, кто родил, в итоге нашли решение. Господь помогает.

Когда мы с матушкой беседовали, я поймала себя на мысли, что у них с батюшкой чем-то похожа мимика и манера общения. Не зря ведь «плоть едина». Вдруг из соседней комнаты раздался детский плач. Испугавшись, что сейчас проснуться остальные семь детей, я сказала матушке: «Вам, наверное, нужно пойти успокоить, я подожду». «Да нет, сейчас успокоится, они привыкли».

 Дети в семье Мараховец далеко не избалованные. У всех кнопочные телефоны, компьютер используют только в учебных целях. Родители и дедушка против новомодных гаджетов.

– Они отдыхают, смотрят телевизор, но никакие планшеты мы не покупали принципиально, объясняет матушка. – Ребенок не должен замыкаться, ему надо гулять, общаться, интересоваться, что происходит вокруг. Вот ты еще говоришь, что люди хотят увидеть чудо. Рассказать тебе о чуде? Мы с Машей гуляли в городе, она очень хотела себе куклу. Увидели девушку, которая продавала куклы, подошли, спросили цену. «Такие 4500 рублей, 5500, 12500…». Я тихо Маше говорю: «Маш, ну куда? Я понимаю там за куклу 1000 рублей, ну 2000, но…». «Ну мама…». Я поняла тогда, что в жизни за столько куклу не куплю. Маша ходила, вздыхала. Мы видели, что ребенок страдает. И тут к нам приходят ребята, говорят, что нужна макулатура. У батюшки в шкафу была куча старых вырезок, газет, журналов. Я какую-то брошюрку беру, смотрю – Паисий Святогорец. И тут вижу: лежат 5000 рублей. Не поняла. Откуда?! А эти книги лежали еще давно, со старой квартиры переносили. Не год и не три эти пять тысяч лежали. И тут же на брошюре читаю: «Когда чужая боль становится своей». Я поняла, что и Паисий Святогорец показывает: ну купите ребенку куклу, – сказала с улыбкой матушка.

Когда у Маши появилась кукла, радости не было предела, что сразу почувствовала вся семья. «Я пойду ее поглажу, расчешу», – часто говорила девочка. Кроме того, оказалось, что все картины в зале – работы Марии. Это была самая красивая живопись из всех, что я видела.

Мы с матушкой проговорили до глубокой ночи. Мне казалось, что только одним своим видом и поведением она может многому научить меня. Уверенная, добрая, спокойная и ценящая свое счастье женщина. Она пошла отдыхать, а я долгое время перед сном смотрела в окно на горы и близкие к земле звезды. Однако каждый раз мой взгляд притягивала лампадка, освещавшая иконы.

На следующий день матушка отвезла меня в Свято-Вознесенский кафедральный собор, где служил батюшка Александр. На Божественной Литургии я заметила много молодых и детей: сердце как-то улыбнулось от этой мысли. Александр Павлович тоже был на службе. После нее мы с ним пошли прогуляться на самую длинную набережную черноморского побережья (12 км).

– Александр Павлович, вчера матушка Анна сказала мне, что вы ее всегда во всем поддерживали. Как вы реагировали, когда узнавали, что скоро у вас появится еще один внук или внучка?

– Они даже порой боялись мне говорить. – смеясь, заметил Александр Павлович. – Я очень горжусь ей на самом деле. Она все-таки профессионал, учитель, поступила в магистратуру, у нее было научное направление. Анна как профессионал, как личность себя посвятила воспитанию детей. Есть такая мысль, что уже здесь, на земле, есть какое-то отпущение грехов. Мне кажется, что женщина, которая полностью посвятила себя воспитанию детей, на земле получает это прощение.  Как бы кто ни относился к моей дочери, для меня это святое, потому что это огромный труд. Дети болеют, это бессонные ночи.

Александр Павлович на секунду задумался и продолжил.

– Моя мама ведь тоже нас подняла. Родилась в Геленджике. Ее призвали в армию. Она с 42-го по 45-й годы была на войне. 18-летняя девчонка под бомбежками. Награждена медалью за боевые заслуги. После войны она родила троих. Это тоже, я считаю, подвиг.

Говорить с Александром Павловичем было легко. В его добрых глазах всегда играла улыбка и приятная непосредственность взрослого состоявшегося человека.

– Когда Александра рукоположили, мне стало спокойнее. Я ведь не вечен на этой земле. Приход он все равно не оставит, люди поддержат, даже если будут трудные времена. И дочь у меня с характером, все это хорошо. За них я спокоен.

На вопрос «Что самое главное должен передать дедушка внукам?» мой собеседник, не задумываясь, ответил: «Авторитет. Я не позволяю себе расслабиться перед ними, как дедушка. Никогда не повышаю голос на внуков, считаю, что в семье должна быть одна линия воспитания. Она выработана родителями, а бабушка и дедушка где-то рядом. Никогда не вмешиваюсь в их личную жизнь – там своя семья, свои нюансы. Вот такой принцип у меня. Но дедушка должен быть авторитетом. Должна быть потом память. Вот если ты светлый, значит, будет о тебе светлая память. А если темный, то такой память и останется. А что касается будущего… главное – детей сформировать как личностей, а дальше они станут людьми. Это самое главное».

Мы прошли значительную часть набережной. Курортный сезон закончился, и меня поразили удивительная чистота и спокойствие вокруг. Время не летело и не тянулось, а шло ровным неспешным шагом, позволяя спокойно рассуждать. Александр Павлович рассказывал мне о медицине, литературе и истории. Мы обсудили «Мастера и Маргариту» Булгакова, современную политическую ситуацию и жизнь в университете.

После прогулки поехали в дом, где матушка уже накрыла на стол. Я болтала с ребятами, а маленький Костя даже показал мне альбом с их детскими фотографиями. Смышленый мальчик все чувствовал и понимал. Вообще между всеми детьми в этом доме особая связь. Они держатся своей доброй дружной компанией, внешне по-доброму шутя друг над другом, но в действительности защищая любимых сестер и братьев.

Маша кормила бананом крошку Катю во дворе на качелях, а милый большой щенок Альф нелепо тыкался в ручонку маленького Васи, идущего за мамой. Семилетняя улыбчивая Таня все порывалась взять на руки Катюшу и, если брала, то с удивительной для первоклассницы легкостью. Сестренка постоянно с широкой открытой улыбкой и любовью звала: «Катя! Катя!». Это мир детской радости и свободы. Это потрясающая команда и настоящая семья.

Батюшка вернулся со службы и подвез меня на вокзал. Взглядом я провожала могучие манящие горы. Так хотелось остаться с ними. Когда приехали, батюшка повернулся и спросил с доброй смиренной улыбкой: «Лейла, скажите, а вы хоть на службы успеваете ходить?». «Знаете, батюшка, не всегда, но стараюсь».

Я уезжала домой с удивительной легкостью. Мне легко было смотреть в глаза каждого, кто живет в этом доме на Счастливой улице. Мне полюбились звезды, которые не прятались, а тянулись к изумрудным горам. Но более всего нравилось мне смотреть на горящую перед иконами лампадку, зажженную детской рукой и своим светом исцеляющую сердце.