Феномен документально-биографической публицистики в творчестве Ю. Селезнева и М. Поповского

Мария Заборянская

1 Феномен биографической публицистики: жанровые особенности и методы работы над текстом

1.1 Понятие и история трансформации феномена документально-биографической публицистики

Документально-биографическая публицистика в общем смысле представляет собой расширенную подробную биографию личности, оставившей след в истории, вписанную в определенную ценностную и эстетическую системы. Как правило, эти системы близки к мировоззрению автора, т. е. существует взаимосвязь между эстетически-идеологическими представлениями героя документального повествования и самим публицистом. В данном случае можно говорить, что выбор героя жизнеописания является одним из инструментов самовыражения автора.

Если говорить о биографии как о художественно-публицистическом жанре, ее исторические корни берут начало в культуре античности. На рубеже Ⅰ–ⅠⅠ веков н. э. древнегреческий писатель и философ Плутарх создал «Сравнительные жизнеописания» – собрание, включающее в себя 23 пары биографий выдающихся греков и римлян (всего 46 текстов; также сохранились еще 4 биографии, пары к которым не найдены). После каждой пары автор делал «Сопоставление» – вывод, что позволяет назвать текст аналитическим. Пары объединялись на основе сходства, замеченного автором. Интересно, что биографии в античной традиции существовали в двух видах: энкомий – «восхваление» и псогос – «поношение». Таким образом, античные жизнеописания выполняли функцию не только документирования социально-важных сведений о выдающихся исторических личностях, но и функцию воздействия, а также включали в себя аналитику, содержали определенную нравственную оценку действий героя, были поучительны, что позволяет назвать эти тексты древнейшим образцом биографической публицистики.

Дальнейшая трансформация биографии как жанра, произошедшая в Ⅹ веке н.э. на Руси, привела к появлению житийной литературы (агиографии). Термин «агиография» происходит от двух слов, которые переводятся с греческого как «святой» и «пишу». Это биографии людей, причисленных к лику святых. Агиографические произведения, как ранние, так и более близкие к современности по времени создания, имеют строгий план: обязательно описывается семья, в которой родился главный герой: родители в ней ведут праведный образ жизни. Дальше рассказывается о детстве святого; кроме того, подчеркивается, что праведность героя обнаружилась уже в юном возрасте. Например, в житии Святителя Николая архиепископа Мир Ликийских Чудотворца говорится, что святой проявил дар чудотворения еще в младенчестве во время таинства крещения, самостоятельно встав на ноги в купели, как взрослый.

Необходимой частью агиографического произведения является описание необычной, особой смерти святого. У мучеников и великомучеников это казнь за веру, которая, с помощью Святого Духа, переносится героями легче, чем если бы на их месте был обычный грешный человек, даже когда перед смертью святой переносит жестокие пытки. Часто великомученики во время истязаний возносят хвалу Богу или же просят помиловать собственных истязателей. Жития святых, относящихся к другому, не мученическому, лику, как правило, содержат описания спокойной смерти с молитвой и тихой радостью, вызванной предчувствием скорой встречи с Богом.

Важная часть агиографического произведения – описание чудес, происходящих при жизни или даже после смерти святого. В богословии под словом «чудо» подразумевается «поразительное, сверхъестественное, спасительное деяние Господа Бога» [33]. Таким образом, даже при жизни чудо совершается не непосредственно героем жития, а самим Богом через святого. С помощью описания чудес, как прижизненных, так и посмертных, отражается особая духовная связь святого с Творцом.

Рассматривая описания чудес, совершающихся после смерти святых, можно заметить, что сверхъестественные события могут происходить как в первые минуты после смерти, так и на протяжении долгого времени. Например, после усекновения главы святого великомученика и целителя Пантелеимона из раны в тот же момент потекло молоко, и стоящая рядом маслина покрылась плодами. В житии же Святителя Спиридона Тримифунтского говорится: «…при гробе его совершаются многочисленные чудеса во славу дивного Бога…» [9].

Первое агиографическое произведение на Руси – «Сказание о Борисе и Глебе». По мнению историка русской литературы С. А. Богуславского, изучившего все 255 списков цикла текстов об этих мучениках, «Сказание о Борисе и Глебе» возникло в Ⅺ веке в последние годы правления Ярослава Мудрого. Позже к нему тремя авторами в период с 1089 по 1115 год было добавлено «Сказание о чудесах». Существует и другая точка зрения. Как считают А. А. Шахматов, Н. И. Серебрянский, Н. Н. Воронин и Д. И. Абрамович, сначала преподобным Нестором Летописцем было написано «Чтение о житии и о погублении блаженную страстотерпцю Бориса и Глеба». На его основе в 1115 году было создано «Сказание о Борисе и Глебе», в которое вошли также и описания чудес.

Появление «Сказания» имело большое значение для культуры  и внешней политики Древней Руси, так как наличие канонизированных русских святых укрепляло независимость от Византии. Первыми официально причисленными к лику святых мучениками стали Борис и Глеб, которые считаются воплощением одной из главных христианских добродетелей – смирения.

В тексте Нестора Летописца оба брата-мученика сравниваются с овцами, которых ведут на заклание. Образ Агнца в православной традиции связан с Иисусом Христом, который принес самого в себя в жертву за человеческие грехи.

Борис и Глеб были убиты как претенденты на престол собственным старшим братом Святополком, получившим за это злодеяние прозвище Окаянный. Мученики приняли смерть с молитвой и смирением, став образцом не только покорности Божьей воле, но и выполнив одну из важнейших христианских заповедей – послушания и покорности старшим. Борис и Глеб имели возможность защититься, но почтение к старшему брату не позволило им пойти против него. Они старались сохранить мирные отношения, даже понимая, что это может стоить им жизни.

«Сказание о Борисе и Глебе» Нестора Летописца включает традиционные элементы агиографической литературы: описание семьи (отец Бориса и Глеба – князь Владимир, крестивший Русь), особую смерть (мученичество), чудеса после смерти («…проходившие мимо этого места купцы, охотники и пастухи иногда видели огненный столп, иногда горящие свечи или слышали ангельское пение» [17]).

Кроме перечисленных элементов, текст жития содержит характерную для древнерусской литературы часть: автор начинает произведение с обращения к Богу.

Тот же элемент композиции, но в расширенном виде, можно увидеть в гораздо более позднем памятнике русской агиографической литературы ХVII века – «Житии протопопа Аввакума»: «Всесвятая Троица, Боже, Создатель всего мира, помоги и направь сердце мое начать с разумом и кончить делами благими то, о чем ныне хочу я глаголать недостойный… …Господи, направь ум мой…» [8].

В отличие от «Сказания о Борисе и Глебе», где автор ограничивается одной фразой, в «Житии протопопа Аввакума» текст молитвы состоит из трех абзацев.

Произведение резко отличается от других текстов того же и более ранних периодов живым, эмоциональным, приземленным языком: автор употребляет бранные слова, уменьшительно-ласкательные формы слов, сниженную лексику (разговорные и разговорно-сниженные формы). Эти стилистические особенности соединяются с частым цитированием Священного Писания, упоминанием имени Божьего и использованием средств художественной выразительности, что делает текст «Жития протопопа Аввакума» уникальным памятником русской литературы ⅩⅤⅡ века. Его автор – опальный  священник-старообрядец, который подвергся гонению после реформ патриарха Никона. Особенности стиля объясняются целью, которую преследовал автор: это автобиография с исповедальными элементами, отдаленно напоминающая дневник, созданная не только для того, чтобы зафиксировать исторические события, но и отношение автора к ним, личные переживания, бытовые подробности. В отличие от упомянутых раньше примеров агиографической литературы, автор является в то же время главным героем «Жития…». Несмотря на это яркое отличие, позволяющее отнести текст к жанру исповеди (автобиографии), мы можем увидеть в произведении и ключевые черты традиционной агиографической литературы: описание праведного образа жизни матери главного героя, чудеса (видение, исцеление, воскрешение, изгнание бесов), мученические молитвы за истязателей. Текст имеет и свойственную публицистике яркую оценочность: рассказчик выступает в роли критика нововведений, борца за справедливость, обличителя грехов и общественных пороков. Примечательно, что «Житие протопопа Аввакума» положило начало развитию автобиографии как жанра, а также имело сакральное значение для старообрядцев. Произведение занимает промежуточное положение, соединяя в себе черты автобиографического и традиционного агиографического текстов.

Появление «Жития протопопа Аввакума» можно считать переломным моментом в развитии биографической публицистики. Для ее более ранних примеров (агиографических текстов) характерна некоторая стандартизированность, произведения строятся по четкому шаблону. Кроме того, главный герой – воплощение идеала, святой человек, угодивший Богу, пример для подражания. «Житие протопопа Аввакума» впервые ставит в центр биографического повествования обычного человека, испытывающего широкую палитру чувств. Автор стремится к объективности, подробному описанию событий в деталях. Это характерно не только для автобиографий, но и для жизнеописаний, составленных о ком-либо другим человеком. Главным героем теперь может стать не только безоговорочный идеал, угодник Божий, но и обычный человек, в котором есть как положительные, так и отрицательные качества. Становятся важны общий психологизм повествования, анализ мотивов главного героя и исторический контекст.

Яркое проявление этих тенденций прослеживается в новой форме биографической публицистики – биографическом (портретном) очерке, появившемся в начале ⅩⅠⅩ века. Согласно словарю Ожегова, биографический очерк – это «художественно-публицистический жанр, в котором сочетаются логико-рациональный и эмоционально-образный способы отражения действительности для решения определенных аспектов концепции человека или общественной жизни» [19].

Основываясь на этом определении, можно сделать вывод, что документально-биографическая публицистика и биографический (портретный) очерк тесно связаны. Их объединяет ряд ключевых черт – цель – создание последовательного описания жизненного пути личности в литературно-публицистической форме, а также сочетание документального и художественно-публицистического подходов, аналитичность, наличие элемента нравственной оценки и внимание к историческому контексту. Основные отличия между этими явлениями – значительная разница в объеме и степени детализированности текста.

Как яркий пример биографического очерка можно выделить произведение А. С. Пушкина «Александр Радищев», написанное в 1836 году. Опубликовано в 1857 году.

Фигура Радищева освещена в контексте исторических событий: смены нескольких русских правителей в сравнительно короткий срок, развития движения мартинистов, влияния на страну идей Великой французской революции. Автор критикует Радищева-сочинителя, затрагивая как нравственную сторону его личности, так и качество произведений (содержательную и художественную ценность). Он анализирует, что и почему оказало влияние на движение мысли Радищева, рассматривает его жизнь в контексте эпохи, начиная со студенческих лет и до смерти. Пушкин создает психологический портрет, выявляет личностные качества героя, указывая на проявившиеся еще в молодости задатки и склонности,  а также отмечая события, повлиявшие на их укоренение и развитие. Критикуя  произведения Радищева, Пушкин употребляет прямое цитирование, приводя наиболее яркие фрагменты для подтверждения своей позиции. Кроме фрагментов текстов произведений, в конце очерка есть «Прибавления», где автор приводит некоторые источники, например, полный текст письма Екатерины второй генерал-аншефу Брюсу и записки статс-секретаря императрицы А. В. Храповицкого.

В тексте четко прослеживается стремление автора к объективности. При общем критическом настрое и в основном негативной оценке характера и литературных способностей главного героя, Пушкин приводит также положительные качества личности и сильные стороны произведений. Автор говорит, что Радищев действовал «с удивительным самоотвержением и с какой-то рыцарскою совестливостию» [27]. Высокую оценку Пушкин дает стихотворению «Осьмнадцатый век» и поэме «Бова».

Важно, что в конце произведения есть вывод автора. Он предлагает шаги, которые на его взгляд были бы более полезны для развития русской культуры и литературы, чем действия героя. Элементы анализа, исторический контекст, четкая авторская позиция, обращение к документальным источникам и объективность делают очерк «Александр Радищев» ярким образцом документально-биографической публицистики, во многом близким к современному пониманию.

Вообще, портретный очерк как явление не ограничивается форматом текста, где преобладает фактическая информация. Очерки, посвященные какой-либо личности, могут содержать большое количество образности и субъективных суждений автора, его личных впечатлений. Цель автора в таком случае заключается не столько в передаче исчерпывающих, полных фактических сведений, сколько в отражении авторского восприятия героя произведения и создании его литературного образа. Работая над таким портретным очерком, автор активно использует средства художественной выразительности. В случае, если герой очерка – литератор, автор может описывать личность через призму литературных произведений, написанных самим героем. Здесь создание портретного очерка тесно связано с процессом литературоведческого анализа, что позволяет условно назвать такой текст «литературным портретным очерком».

В качестве примера здесь можно привести художественные историко-литературные очерки Марины Цветаевой о Пушкине «Мой Пушкин» и «Пушкин и Пугачев».

Очерк «Мой Пушкин» был написан в конце 1936 года и впервые прочитан поэтессой на литературном вечере 2 марта 1937 года. Он представляет собой личное субъективное восприятие поэта Цветаевой, содержит большое количество воспоминаний, детских впечатлений от знакомства с произведениями великого русского поэта, художественных образов и ассоциаций, что делает его ярким примером «субъективного» литературного портретного очерка.

Сама Цветаева говорит так: «Никто не понял, почему Мой Пушкин, все, даже самые сочувствующие, поняли как присвоение, а я хотела только: у всякого – свой, это – мой» [34]. Это высказывание подчеркивает, что цель, которую преследует автор, заключается в экспрессивной передаче субъективных мнений и суждений в художественной форме. Можно сказать, что в данном очерке самой Цветаевой больше, чем Пушкина; показательно, что поэт появляется в этом очерке не как живой человек, а в виде памятника. В первой половине произведения Цветаева подробно и ярко описывает детские впечатления от семейных прогулок, включающих посещение памятника поэту: «Памятник Пушкина был – обиход, такое же действующее лицо детской жизни, как рояль или за окном городовой Игнатьев…памятник Пушкина был одна из двух (третьей не было) ежедневных неизбежный прогулок – на Патриаршие Пруды – или к Памятник-Пушкину» [34].

Автор подчеркивает яркость впечатлений, которое произвел образ поэта на Цветаеву в детстве, и влияние его на последующее формирование представления поэтессы о миссии поэта и о творчестве. Полнее эта тема раскрывается во второй части очерка, где поэтесса рассказывает о неизгладимом впечатлении, которое произвели на нее произведения Пушкина – «Цыганы», «Евгений Онегин», пейзажная лирика. Цветаева отмечает, что именно чтение Пушкина в раннем возрасте повлияло на ее мировоззрение и представление о таких важных частях человеческой жизни, как любовь, творчество.

Использование приемов литературного анализа, которое можно проследить в произведении «Мой Пушкин», ярко проявляется во втором историко-литературном портретном очерке Цветаевой о поэте – «Пушкин и Пугачев». Произведение было опубликовано в журнале «Русские записки»» в 1937 году.

В этом очерке, помимо собственных впечатлений, полученных при чтении «Капитанской дочки», поэтесса стремится нарисовать образ Пушкина через призму его произведения. Она анализирует для этого сюжет и мотивы персонажей, а также отождествляет поэта с главным героем книги – Петром Гриневым: «Шестнадцатилетний Гринев судит и действует, как тридцатишестилетний Пушкин. Дав вначале тип, Пушкин в молниеносной постепенности дает нам личность, исключение, себя» [34]. Можно заметить, что поэтесса отождествляет с Пушкиным не отдельные черты, присущие персонажу, а весь образ целиком: «Не я здесь создает автобиографичность, а сущность этого я. Не думал Пушкин, начиная с условного, заемного я, что скоро это я станет действительно я, им, плотью его и кровью» [34].

Марина Цветаева раскрывает субъективный взгляд на произведение Пушкина, прослеживая во взаимоотношениях Гринева (отождествленного с автором) и Пугачева тему «чар злодея», т.е. симпатии поэта к бунтарю, врагу, личность которого по масштабу совпала с масштабом личности гения.

Это романтическое видение образа Пугачева было навеяно записью маленькой дочери Цветаевой, которая, прочитав в 1919 году «Капитанскую дочку», писала, что Пугачев нравится ей именно за то, что он «злодей» и «самозванец».

Следует еще раз подчеркнуть, что основную часть подобного портретного очерка, включающего литературоведческий анализ и элементы, близкие по форме и содержанию мемуарам и дневниковым записям самого очеркиста (не героя), составляют личные впечатления и представления  автора. Поэтому текст воспринимается читателем как литературно-образное произведение, а не документальное. Тем не менее наличие таких элементов, как нравственная оценка, анализ и проработка исторического контекста позволяет назвать литературный портретный очерк одним из примеров биографической публицистики.

Важнейшей вехой в истории развития биографической публицистики стало появление серии книг «Жизнь замечательных людей». Цель каждого созданного портрета – передать уникальные черты героя, а также проследить их взаимосвязь с историческим контекстом. В 1890 году, когда зародилась идея создания серии, слово «замечательный» имело значение «заметный», «обращающий на себя внимание». Оттенок, близкий к значению «великий», «выдающийся», появился позже, в ⅩⅩ веке. На выбор героя, которому стоит посвятить подробное жизнеописание, значительно влиял исторический период, в который книга создавалась. Так, в ⅩⅠⅩ веке больше всего книг было посвящено ученым и писателям, в ⅩⅩ столетии в серии все чаще стали появляться революционеры и военные. Всего в серию вошло более тысячи жизнеописаний, среди которых судьбы выдающихся деятелей искусства, ученых, лидеров восстаний, государственных деятелей и правителей. Больше всего книг посвящено биографиям писателей.

С точки зрения трансформации биографической публицистики как жанра любопытна книга серии «ЖЗЛ» об Александре Сергеевиче Грибоедове, опубликованная в 2003 году. Это яркий пример современного подхода к созданию жизнеописания.

Автор книги, доктор исторических наук Екатерина Николаевна Цимбаева, большое внимание уделила историческому контексту, причем не только непосредственному влиянию эпохи на формирование индивидуальности героя, но и жизни рода Грибоедовых, проследив родословную вплоть до начала ⅩⅤⅡ века, т.е. до первого упоминания фамилии в документах. У книги серьезная фактическая основа, включающая исторические документы, мемуары и высказывания современников Грибоедова. При этом не возникает ощущения уклона в историческую часть: историк «…не имеет своего голоса в книге, кроме как в редких примечаниях и двух особо выделенных местах…» [35]. Цель написания книги сама автор формулирует, как попытку впервые собрать воедино все сведения об этом великом человеке, создать уникальный живой портрет, учитывая все нюансы:  «Дело в том, что в разрозненных работах, касающихся какой-то одной сферы жизни Грибоедова, не учитываются или неверно оцениваются факты, связанные с другой ее сферой» [35].

Автор стремится к тому, чтобы выявить «логику жизни» героя, проследить развитие личности, т.е. выбран литературно-образный подход, в основе которого лежит психологизм. Такая работа требует от биографа способности глубоко вникать в характер героя, видеть личностную индивидуальность, а также умело пользоваться приемами литературного творчества, не исключая даже определенную долю «достраивания». Здесь подразумевается умение правильно пользоваться «правами сочинителя» [35], т.е. представлять сведения, которые являются только гипотетическими, как факты, основываясь на индивидуальном видении образа героя.

Выдерживание тонкого баланса между использованием научных методов и литературно-художественных приемов – яркая черта современной документально-биографической публицистики. Для публициста-биографа ⅩⅩⅠ века важно умение грамотно сочетать оба подхода.

1.2 Творчество публициста-биографа: работа над текстом и методы сбора информации

Творческая деятельность публициста-биографа специфична и требует отдельного подробного рассмотрения. Как уже говорилось выше, для нее характерно сочетание литературного и научного подходов. Анализируя тексты жизнеописаний, можно выделить набор наиболее часто используемых методов и разделить их на две группы.

Первая группа методов связана с литературной и публицистической составляющими работы над жизнеописанием. Они включают не только частое использование средств художественной выразительности, но и построение образа личности именно как героя литературного произведения. Вторая группа – это методы поиска фактической информации, во время которого автор выступает в качестве исследователя, цель которого – предоставить систематизированную достоверную информацию.

Работа над публицистической составляющей начинается еще в момент выбора героя жизнеописания. Здесь возможны два варианта. Герой жизнеописания может быть представлен как антиидеал, отрицательный пример. Этот подход к созданию биографии встречается как среди древнейших текстов – в античных и византийских псогосах, так и в более поздних текстах – например, в портретном очерке «Александр Радищев» Пушкина.

Второй вариант – когда герой выбран автором, как пример для подражания, нравственный идеал; личность, заслуживающая внимания за выдающиеся достижения, положительные качества, труд на пользу своего отечества. Именно эта идея лежит в основе серии «ЖЗЛ». Этот же подход использовали в работе такие публицисты-биографы, как М. Поповский и Ю. Селезнев.

Нередко на выбор того, кто будет героем жизнеописания, влияет, помимо признания личности в качестве положительного примера, схожесть представлений и принципов героя произведения и самого автора, способность публициста поставить себя на место героя, описывая некоторые обстоятельства его жизни. Так, Юрий Селезнев в книге «В мире Достоевского» пишет: «Мир гения, тем более такого, как Достоевский, мыслителя, проповедника, – это действительно целый мир; войти в него – значит самому пройти по пути, пройденному писателем».

Данный метод работы над публицистической составляющей документально-биографического произведения можно назвать «нравственной оценкой». Многие авторы прибегают к ней как еще до начала создания произведения, так и на всем протяжении работы над ним. Особенно отмечал важность использования метода нравственной оценки Марк Поповский, создатель большого количества жизнеописаний выдающихся отечественных врачей. Так, в книге «Жизнь и житие святителя Луки Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга», он пишет: «Как литератора меня интересовали не столько итоги научных поисков моих героев, сколько нравственные ситуации и конфликты, которые возникают в жизни ученого-врача» [25].

Безусловно, в некоторых случаях автор жизнеописания начинает работу, преследуя только практические исследовательские цели. Так, например, создательница биографии Грибоедова серии «ЖЗЛ» Екатерина Цимбаева выбрала героя книги потому, что решила восполнить пробел в произведениях о писателе. На ее взгляд, они либо освящали жизнь Грибоедова односторонне, не соединяя между собой все имеющиеся факты, либо представляли портрет исключительно как образ героя художественного романа, т.е. автор пренебрегал фактической частью, как например Юрий Николаевич Тынянов в романе «Смерть Вазир-Мухтара». По словам самой Екатерины Цимбаевой, в начале работы над книгой она не чувствовала особой симпатии к герою жизнеописания, относилась «к Грибоедову весьма прохладно, высоко ценя “Горе от ума”, но не его создателя» [35]. Симпатия и понимание пришли уже в процессе труда над книгой.

При работе над литературной составляющей жизнеописания большое значение имеет образ главного героя. Реальный прототип необходимо представить читателю как художественный книжный образ, т.е. соблюсти достоверность, правдоподобие в описании характера и при этом выявить типические идеалистические черты, превращающие реально существующую личность в книжного героя; посмотреть на личность взглядом художника, а не ученого, как в случае работы с фактической основой произведения.

При создании образа главного героя жизнеописания  некоторыми авторами используется такой источник информации, как мифы и слухи. Это своеобразные «легенды», построенные вокруг личности главного героя жизнеописания, которые передаются от одного человека к другому, или свидетельства людей, лично общавшихся с великим человеком. Достоверность этих сведений проверить, как правило, сложно или невозможно, но прослеживаются явные сходства с проверенными фактами о жизни и характере личности.

Миф – многозначное сложное понятие. В культуре под этим словом подразумевается сакральная символическая система, объясняющая мир. В наше время миф в традиционном значении утратил сакральную функцию и теперь в основном существует в виде архетипов, часто неосознаваемых. Существует и понимание мифа с точки зрения семиотики, описанное Роланом Бартом, где миф в большей степени понимается как структура, форма организации смысла.

В публицистике, в частности биографической, наиболее актуально определение мифа, данное Николаем Бердяевым. Он трактовал слово «миф» как рассказ о чем-то, произошедшем в прошлом, который приобрел вневременной характер, разрушив тем самым физическую внешнюю фактичность и показав суть, идеальную фактичность. Это понимание термина близко к взглядам Платона, который впервые предпринял попытки рационализировать и критически проанализировать понятие мифа. Согласно Платону, миф – это символ, указывающий на существующий в высшей реальности прообраз, идеал (эйдос) [22].

Рассматривая понятие мифа в контексте темы создания жизнеописания, мы видим, что миф имеет большое значение при работе над образом героя, так как вписывает его в определенные эстетическую и нравственную системы. Означающая и символическая функция мифа соединяет фактическую реальность с идеальной. Она позволяет превратить реально существующий образ в архетип, т.е. вневременной идеал.

Родственный идеям платонизма подход к пониманию мифа, предложенный Бердяевым, разделял Марк Поповский. Он уделил большое внимание слухам и мифам при работе над книгой о Луке Войно-Ясенецком. Им было рассмотрено тридцать мифический рассказов об архиепископе, полученных от жителей деревни Большая Мурта Красноярского края, Тамбова, Симферополя и других городов страны.  Цель автора – показать читателю с помощью этих историй (существующих, что примечательно, в основном в устной форме) масштаб личности героя жизнеописания. Кроме того, мифические рассказы делают более детальным портрет, построенный на фактах. При этом Марк Поповский не отрицал некоторых неточностей, которые могут возникать при использовании мифов и слухов как источника информации: «Пусть не все фактически верно в легендах и мифах, пусть мифологическая биография его грешит огромными пропусками. И все же “мифография” Войно-Ясенецкого воссоздает портрет цельный, привлекательный и даже героический. Таков vox populi – глас народа об архиепископе-хирурге» [25].

Марк Поповский отмечает и выраженную долю субъективности при использовании мифов как источника информации: эти сведения нередко несут личностный отпечаток самого рассказчика и могут говорить больше о нем, чем о герое повествования: «Миф, как уже говорилось, – жанр весьма субъективный. Как в зеркале, видится в нем культура рассказчика, степень его общественных представлений, симпатий и антипатий» [25].

Мифы и слухи при работе над жизнеописанием не используются как основной источник информации. Эти сведения выступают только как дополнительные, основные функции мифического портрета – эстетическая, литературно-художественная и оценочная.

В случае «Жизни и жития святителя Луки Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга», в форме мифологических рассказов представлен один из четырех основных признаков традиционного агиографического текста – описание чудес. Среди мифов о Луке Войно-Ясенецком Марк Поповский приводит свидетельства о чудесном исцелении солдата, потерявшего дар речи, и возвращении к жизни красноармейца, наказанного резким угрожающим жизни приступом за нанесенную архиепископу накануне обиду. Приводятся слова Луки Войно-Ясенецкого о том, что не он сам излечивает и возвращает жизнь, а «Бог рукой доктора» [25].

Необходимо отметить, что использование тех или иных методов при работе над литературным образом героя и эстетической стороной документально-биографического публицистического произведения определяется исключительно целью, преследуемой автором. Так, например, Юрий Лощиц при проработке образа главного героя книги «Гончаров» серии «ЖЗЛ» использует мифы и слухи, чтобы сделать портрет максимально детализированным и живым за счет приближения героя произведения к читателю.

Лощиц большое внимание уделяет мельчайшим деталям быта, свойственным эпохе, отражает в тексте самые незаметные душевные движения героя, которые не всегда бывают однозначно положительными – создает максимально реалистический портрет: «Ленив, от природы ленив – иногда оправдывался он сам перед собой или друзьями. Именно в эти годы и закрепилось за ним в салоне шуточное прозвище “Принц де Лень”» [14].

Смежные с мифологическими рассказами функции в биографических текстах выполняют предположения автора, прием, который условно можно назвать достраиванием. Часто необходимость использования этого приема связана с проблемой того, что о юношеских годах героя жизнеописания не сохранилось достаточного количества документально подтвержденных сведений, а осветить эту часть биографии, по мнению автора, нужно полнее, как в случае жизнеописания Луки Войно-Ясенецкого. Автор сам признается в этом читателю: «Что там под мундиром, на душе у этого странного юноши? У меня слишком мало фактов, чтобы судить об этом» [25].

Если портрет, основанный только на документальных сведениях, недостаточно четок и полон, автору необходимо самому строить предположения, из каких зачатков и предпосылок сформировался характер героя. Можно прибегнуть к поиску прототипов для построения образа, искать портреты современников, близких по духу и условиям жизни. Именно так поступил при создании портрета юного Луки Войно-Ясенецкого Марк Поповский, используя не только мемуары, но и высказывания религиозного философа Николая Бердяева: «…накладывая строки “Самопознания” на известные нам поступки Валентина Войно-Ясенецкого, поражаешься, насколько точно жизненная линия будущего философа сливалась в те далекие годы с линией жизни будущего хирурга» [25].

Здесь необходимо отметить, что, возможно, образ Бердяева был использован Поповским не только из-за некоторых сходств с героем жизнеописания, но и из-за повышенного интереса к личности и философским идеям Бердяева со стороны русской интеллигенции начала ⅩⅩ века.

Есть и другие цели, преследуя которые, автор прибегает к приему достраивания – так, Юрий Лощиц достраивает подробности повседневной жизни своего героя, играющие значительную роль в поэтике произведения, основываясь на специфике исторической эпохи, среды.

Дополнения к образу главного героя жизнеописания можно почерпнуть, изучив репутацию человека. Особенно интересен в этом плане образ Луки Войно-Ясенецкого. Как утверждает Марк Поповский, в период с 1921 по 1961 год биография архиепископа выходила около трех раз всего в двух журналах: «Хирургия» и «Журнал Московской патриархии». При этом слава о Луке Войно-Ясенецком за эти 40 лет разошлась по всей стране, что в очередной раз показывает масштаб личности героя жизнеописания и ее значение в историческом контексте.

Таким образом, выявлено четыре приема, используемых при создании литературно-художественного образа главного героя документально-биографического публицистического произведения: нравственная оценка, использование мифов, изучение репутации и авторские предположения на основе аналогии («достраивание»).

Следующая группа методов связана с работой над фактической частью произведения.

Вообще, источники фактической информации делятся на три основных вида. Первый вид – документы. Документ – это информация, зафиксированная на материальном носителе. Второй вид – люди – живые источники, свидетели, участники. Третий вид – среда – фон, предметно-вещественная обстановка.

В свою очередь, основные виды источников информации классифицируются по параметру достоверности. Документ является безусловно-достоверным и надежным источником, человек – надежным, но недостоверным, среда – достоверным, но не надежным источником информации.

При работе над документально-биографическим публицистическим произведением основными источниками являются документы и люди.

Значительную часть фактических документально подтвержденных сведений о герое жизнеописания автор получает от близких родственников, друзей и очевидцев каких-либо событий из жизни интересующей личности. Еще один важный источник фактической информации – архивы каких-либо учреждений, где герой жизнеописания учился или работал, например, архив университета. В тех же архивах учреждений можно найти статистические данные, обработав которые, автор получает важную информацию о профессиональной деятельности (например, количестве успешно проведенных хирургических операций).

Ценными источниками информации являются мемуары и дневники героя жизнеописания. Их использование позволяет не только почерпнуть важные фактические сведения, но и проследить мотивы действий героя, глубже вникнуть в характер. Психологизм текста, написанного с использованием дневниковых записей и воспоминаний, влияет также и на литературно-художественную сторону произведения, делает образ героя более детальным. Схожие цели преследует автор, изучая текст личных переписок.

Итак, было выделено пять источников фактических сведений, используемых при работе над документально-биографическим публицистическим произведением: беседа с родственниками и очевидцами, архивы, статистические данные из учреждений, дневники и мемуары, личные переписки.

При создании жизнеописания важны обе группы методов – проработка и художественно-публицистической, и фактической сторон произведения. Пренебрежение каким-либо из аспектов или недостаточно детальная проработка могут привести к ошибкам.

С точки зрения использования выявленных ранее методов работы над документально-биографическим произведением показателен такой пример, как книга Захара Прилепина «Есенин: обещая встречу впереди», вышедшая в 2020 году. Ю. Павлов в статье «Заметки о нескольких сюжетах в книге Прилепина “Есенин: обещая встречу впереди”» характеризует документально-биографические произведения Прилепина как «самую неудачную часть его творчества» и проводит критический анализ книги.

Первая ошибка автора жизнеописания Есенина связана с методом получения фактической информации, а именно с работой с переписками и дневниковыми записями. Здесь Ю. Павлов отмечает такие особенности, как выборочное цитирование, искажающее смысл и меняющее контекст, и фактические ошибки при использовании дневниковых записей (например, указание неверной даты). Так, Прилепин без оснований сокращает текст записки Есенина Блоку перед их встречей в 1915 году, допускает неточности в описании деталей самой встречи (одного из важнейших событий в биографии Есенина), и ошибается на год, датируя личные дневниковые записи Блока. Кроме того, выявляя особенности авторского подхода к работе с фактической информацией, Ю. Павлов отмечает нагромождение неоправданно большого количества несущественных сведений: «Можно, конечно…со странным интересом длинно выяснять и азартно полемизировать с Зинаидой Гиппиус о столь “важном” вопросе: были на ногах Есенина валенки или нет?» [20]

Характеризуя работу автора над фактической стороной данного жизнеописания, Ю. Павлов отмечает недостаточно качественную работу с первоисточниками и некоторую предвзятость при их трактовке: «…Прилепин не затрудняет себя необходимой работой с первоисточниками. Они, по-разному автором “Есенина” искаженные, – лишь формальный, “мертвый” материал для его “творческой” самореализации» [20].

Это высказывание подталкивает к тому, чтобы подробно рассмотреть использование автором так же и второй группы методов работы над жизнеописанием – художественно-публицистических. Эта сторона биографического текста тесно связана с проблемой баланса между стремлением к объективности и проявлением авторского «я». Эта проблема неизбежно возникает при использовании приема, который ранее был назван «нравственной оценкой», так как он требует от автора способности поставить себя на место героя жизнеописания, «вжиться» в его образ, а также как можно более объективно осветить исторический контекст.

Прилепин допускает ошибки при использовании метода нравственной оценки, проецируя на героя жизнеописания личные представления и убеждения без достаточных на то фактических оснований, а также представляя авторские предположения как истину. Одно из следствий этих ошибок – развитие мифа о Есенине-большевике и его активной последовательной революционной деятельности.

Основанием для этого послужила подпись поэта, обнаруженная среди пятидесяти других под коллективным письмом «пяти групп сознательных рабочих Замоскворечного района г. Москвы» и ставшая причиной того, что поэт был взят под филерское наблюдение 1 ноября 1913 года. Важно, что в результате этой слежки не было выявлено ничего, что могло бы указывать на революционную деятельность Есенина.

Не имеет доказательств и трактовка Прилепиным посещения Есениным Соловков во время свадебного путешествия с Зинаидой Райх, как идеологического жеста, связанного с попыткой глубже осмыслить связь революционного движения со старообрядчеством.

Работа над жизнеописанием неизбежно включает в себя создание контекста, в котором герой существует, и в котором разворачиваются события его биографии. В этом случае ошибка, которую может допустить публицист-биограф – подмена фактического исторического контекста личным, авторским. Именно это происходит в приведенных примерах. «Говорить о контексте можно лишь в том случае, если этот контекст в голове, в мыслях самого Есенина. Чего не было и быть не могло» [20].  Создание контекста необходимо основывать на фактических доказательствах, таких, как, например, дневниковые записи.

Анализируя проблему проработки контекста в книге «Есенин: обещая встречу впереди», Ю. Павлов пишет: «…в повествовании о писателе его мировоззрение и творчество, взятые в контексте большого времени, должны занимать главное место» [20]. В конце статьи Ю. Павлов отмечает, что в книге Прилепина не раскрывается важнейшая тема творчества поэта – тема России. По этой причине литературно-исторический контекст книги нельзя считать полноценно проработанным.

Рассматривая этот пример, можно в очередной раз заметить, насколько в работе публициста-биографа важно соблюдение баланса, о котором говорилось ранее. Во-первых, автору необходимо выдерживать верное соотношение между субъективно-личным в произведении и точностью изображаемого портрета (самовыражение автора не должно осуществляться в ущерб объективному отражению образа героя жизнеописания). Во-вторых, важен баланс между фактической и художественной частями произведения. При разнообразии литературных средств художественной выразительности и общей образности текста, свойственным жизнеописанию, этот род публицистического творчества остается документалистикой. При работе в этой области используются только достоверные факты; процент авторского вымысла минимален, и, как правило, имеет фактические основания (например, при использовании приема достраивания на основе аналогии). Необходимо проверять источники информации на степень достоверности. В случае работы над биографическим произведением особую роль играют личные записи героя, по которым можно проверять достоверность сведений, полученных из других источников.

2 Специфика работы над документально-биографическим публицистическим произведением

2.1 Черты документально-биографического повествования в работах Ю. Селезнева и М. Поповского

В предыдущем разделе был проанализирован феномен документально-биографической публицистики. В результате были выявлены основные признаки и особенности: сочетание исследовательского и творческого подходов, аналитичность текста, введение исторического контекста, баланс между художественно-публицистическими и фактическими методами. Среди них: нравственная оценка, мифологизация образа главного героя, изучение репутации, достраивание на основе аналогии, беседа с очевидцами, работа в архивах, анализ статистики, а также дневников, мемуаров и переписок.

Выявленные ранее черты документально-биографического произведения и методы работы над ним ярко прослеживаются в творчестве таких авторов, как Юрий Селезнев и Марк Поповский.

          Юрий Иванович Селезнев – выдающийся русский литературный критик, литературовед, специалист по Ф. М. Достоевскому. Родился в Краснодаре 15 ноября 1939 года. По словам матери, Фаины Моисеевны Селезневой, в нем рано начала проявляться любовь к литературе: в три года будущий критик начал интересоваться книгами и просил читать ему вслух, личную библиотеку начал формировать, будучи школьником.

Окончив школу, Ю. Селезнев решил поступать в военное училище, но не был зачислен по состоянию здоровья. Затем подал документы в педагогический институт, но не прошел по конкурсу. В 1958 году был призван в армию.

Отслужив в армии, Ю. Селезнев поступил на историко-филологический факультет Краснодарского педагогического института, который окончил в 1966 году. Начал преподавательскую деятельность в области русского языка как иностранного.

В 1977 году поступил в аспирантуру в Литературный институт имени А. М. Горького. Ю. Селезнев планировал написать работу о поэтике пространства и времени в произведениях Ф. М. Достоевского. Его научным руководителем был Валерий Кирпотин, который занимался достоеведением около 40 лет. Ю. Селезнев считал необходимым разрушить миф о Достоевском как о писателе, воспевающем зло, темные стороны жизни и человеческой души, и рассмотреть его образ с принципиально другой точки зрения.

Кирпотин предпочел идеи другого аспиранта – К. Кедрова, и Ю. Селезневу пришлось защищаться в Институте мировой литературы имени А. М. Горького. После защиты он устроился на работу в журнал «Знамя» в отдел литературной критики. Через год из-за разногласий с редактором журнала Л. Скорино уволился и стал редактором отдела прозы журнала «Молодая гвардия».

Следующей важной вехой в биографии критика стал переход в редакцию серии книг-жизнеописаний «Жизнь Замечательных Людей». В этом же 1976 году вышла первая книга Ю. Селезнева «Вечное движение» о прозе 60–70-х годов ХХ века. С ней критик планировал войти в Союз писателей.

Можно заметить, что описанные события первой половины жизни Ю. Селезнева дают право охарактеризовать его как личность со сформированными еще в молодости твердыми взглядами, от которых он не отказывался, несмотря на постоянные разногласия со средой. В. Распутин в своей рекомендации Ю. Селезнева в Союз Писателей описывал критика так: «Ю. Селезнев берется говорить сразу, его статьи порой остры и полемичны, но они доказательны, в них молодость выступает рядом с опытом, эмоциональная напряженность – рядом со строгой логикой. И что тоже немаловажно – они никогда не подчинены конъюнктуре лиц, а написаны по внутренней убежденности» [19].

Здесь можно провести параллель между двумя образами – Ф. М. Достоевского и Ю. Селезнева. Эта мысль связана с идеей Ю. Селезнева, что процесс творческой работы над документально-биографическим произведением часто опирается на способность публициста эмоционально вжиться в образ главного героя жизнеописания. Способность бороться за свои убеждения даже перед лицом испытаний и враждебности окружения – одна из черт, свойственных Ф. М. Достоевскому.

При этом нельзя исключать и того, что, возможно схожесть характеров проистекает  также и из-за сильного влияния образа Достоевского на Ю. Селезнева. Известно, что увлечение творчеством и судьбой классика проявились в исследователе еще во время написания дипломной работы в 1966 году. Особенное влияние Достоевского на Ю. Селезнева отмечал Ю. Лощиц: «Достоевский был судьбой Юрия Селезнева, мощнейшим его жизненным притяжением, воздухом его духовного роста. Мне не приходилось встречать в нашей литературной среде писателя, на которого бы так глубоко воздействовала личность человека, о котором он пишет» [15].

Можно предположить, что личный опыт (идеологические разногласия с научным руководителем) Ю. Селезнева был несколько схож с одним важным сюжетом биографии Ф. М. Достоевского: известно, что В. Белинский, который один из первых увидел в молодом Достоевском «талант необыкновенный», прочитав рукопись романа «Бедные люди», многократно пытался пошатнуть в писателе его религиозные убеждения: «Сложнее было с традиционной, доставшейся Достоевскому как бы по наследству, религиозной верой. Учение Христово он (Белинский), как социалист, необходимо должен был разрушать, называть его ложным и невежественным человеколюбием, осужденным современной наукой и экономическими началами. Тут начинались споры. Достоевский горячо отстаивал веру» [31].

Этот пример из биографии Достоевского подчеркивает, что религиозные убеждения были фундаментом мировоззрения писателя, и это естественным образом отражается и прорабатывается в книгах Ю. Селезнева. Автор пишет о значении, которое имел образ Христа для писателя, так: «Образ страдальца, пошедшего на крест за истину, посетит его и на эшафоте, и в аду каторги Мертвого дома, и в дни великих сомнений; этот образ – не единственное, но одно из самых сильных впечатлений детства – вошел в его кровь и плоть, вошел однажды и на всю жизнь» [31]. Исследователь рассматривает это свойство характера – способность к глубоким религиозным переживаниям – как основу личности классика.

Это можно рассматривать как один из выявленных ранее признаков документально-биографического произведения – использование приема нравственной оценки. Вся жизнь писателя рассматривается в контексте христианства. По воспоминаниям брата Достоевского Андрея Михайловича, Библия была первой книгой для чтения в их детские годы. По свидетельствам  Анны Григорьевны Сниткиной, подаренное женами декабристов перед ссылкой на каторгу Евангелие писатель постоянно перечитывал, особенно часто обращаясь к нему во времена сомнений и волнений. Его же он держал в руках непосредственно перед смертью. Через отражение таких деталей, повествование документально-биографического произведения помещается автором в определенные идеологическую и эстетическую системы.

Завязкой, центром повествования книг «В мире Достоевского» и «Достоевский», является описание проживания писателем переживаний, связанных с осуждением на смерть. «Он стоял на эшафоте, ослепленный после томительных месяцев угрюмой одиночки серостью зачинающегося петербургского утра…» [31, 32], – читаем мы в обеих книгах. Через этот сюжет автор создает в произведении архетип страдальца за убеждения, тесно связанный с образом Христа, а также переводит повествование в плоскость идеального, духовного, так как именно эти события подтолкнули  Достоевского к окончательному утверждению религиозного мировоззрения. Это можно воспринимать как своеобразное проявление «мифологизации» образа главного героя жизнеописания.

Вообще, книги «В мире Достоевского» и «Достоевский» серии «ЖЗЛ» имеют много общих мест. Отличия между ними главным образом композиционные – например, в книге серии «ЖЗЛ» автор подробнее рассматривает период жизни писателя, во время которого он обучался в Инженерном училище. И, несмотря на это, завязка в книгах одна и та же – «Голгофа», что говорит о том, что идею соединить образ Достоевского с христианским архетипом мученика – то есть страдальца за убеждения –  Ю. Селезнев считал очень важной.

Как уже было сказано, книга «Достоевский» серии «ЖЗЛ» в большей степени опирается на хронологическое изложение событий жизни писателя, то есть основа произведения – биографические сведения. «В мире Достоевского» преследует несколько другую цель – здесь автор рассматривает судьбу великого русского писателя в контексте мировой культуры, а также освещает его образ через призму его литературных произведений.

Здесь мы можем видеть два подхода к созданию жизнеописания в исполнении одного автора. «Достоевский» серии «ЖЗЛ» – исследовательская работа биографа; «В мире Достоевского» содержит большое количество литературоведческого анализа, что в контексте данной работы сближает книгу с художественными портретными очерками историко-литературного плана, о которых говорилось в первой главе. Автор анализирует творческий метод писателя и взаимосвязи событий в жизни Достоевского с вехами творческого пути, процесс поиска прототипов для будущих произведений.

Через литературоведческий анализ в книге сформулированы и описаны законы хода времени в произведениях Достоевского. Ю. Селезнев выделяет время в творчестве писателя как своеобразное средство художественной выразительности. В качестве примера приводится анализ «Записок из мертвого дома». Как одно из художественных средств, используемых Достоевским, наряду со временем Селезнев выделил пространство, которое почти во всех произведениях писателя является отражением духовных процессов, разворачивающихся в душах персонажей, их нравственного уровня и, наконец, восприятия вечности.

Ю. Селезнев в книге «В мире Достоевского» большое внимание уделяет тому, как образ главного героя жизнеописания встраивается в действительность, какое значение имеет в историческом смысле для культуры, в том числе и мировой, какое место займет этот портрет в галерее других образов. Он сравнивает Достоевского и Толстого, проанализировав конкретные причины и проявления того факта, что Достоевский и Толстой нередко выступают как два «полюса». Он выделил как важные факторы среду, в которой формировались будущие писатели, знаковые события в юном возрасте, эстетические представления, основной мотив религиозных переживаний, отношение к миссии писателя, и пришел к выявлению «притяжения несовместимостей» [31].

Несмотря на различия, миры Достоевского и Толстого по мнению Ю. Селезнева имеют общий исток – это Пушкин. «Все мы вышли из… Пушкина» [31] – название одной из глав книги. Эпиграф к ней – слова Достоевского: «Пушкин есть пророчество и указание» [31]. Селезнев утверждает связь Достоевского с Пушкиным не только как с истоком всей значимой русской прозы ⅩⅠⅩ века, но и связь через схожесть мироощущения, передаваемого в произведениях. Поэтика Достоевского во многом сформировалась под влиянием «Египетских ночей». Помимо эстетики, миры Пушкина и Достоевского объединяют и творческие принципы – намеренное сокрытие образа автора в попытке подтолкнуть читателя к самостоятельным открытиям и прозрениям, стремление к лаконичности, четкости языка.

Доказательства того, что Достоевский намеренно скрывал свой образ в произведениях, можно увидеть, проанализировав один небольшой сюжет из биографии писателя, описанный в книге серии «ЖЗЛ». Во время критических нападок на Достоевского за «утомительный» [32] слог романа «Бедные люди», в беседе с братом писатель говорил так: «…Не понимают, как можно писать таким слогом. Во всем они привыкли видеть рожу сочинителя; я же моей не показывал. А им и не в догад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе и говорить не может» [32].

Сопоставление образа главного героя жизнеописания с другими портретами эпохи, а также разбор трактовок произведений писателя с разных позиций (например, Ю. Селезнев полемизирует с мнениями Т. Манна, А. Кашиновой-Евреиновой и др. о Достоевском) можно воспринимать как проработку исторического и культурного контекстов, которая является важным элементом публицистического документально-биографического повествования.

Ю. Селезнев использует еще один прием, характерный для жизнеописания – изучение репутации. Он приводит высказывания людей, которые близко общались с Достоевским: жены, брата, друзей. Например, портрет юного писателя дополняется деталями, полученными со слов А. Савельева – ротного офицера, Инженерного училища: «Задумчивый, скорее угрюмый, можно сказать, замкнутый…никогда нельзя было видеть его праздным и веселым. Любимым местом его занятий была амбразура окна в угловой (так называемой круглой каморы) спальне роты, выходящей на Фонтанку…» [32].

Прием достраивания на основе аналогии Ю. Селезневым не используется. Наоборот, автор всячески подчеркивает самобытность характера своего героя.

Основные источники информации, используемые Ю. Селезневым в книгах о Достоевском – архивы (в том числе различных учреждений), переписка и дневники.

Следующий выдающийся автор документально-биографических произведений – Марк Александрович Поповский – русский публицист, писатель, документалист, основной период творчества которого пришелся на 60-80 годы двадцатого века. Он является автором ряда биографических работ о русских ученых, главным образом специалистов в области естественных наук – медицине, биологии. Самый известный труд Марка Поповского – «Жизнь и Житие святителя Луки Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга», посвященный Луке Крымскому – святому, духовному мыслителю, выдающемуся хирургу, основоположнику гнойной хирургии. В процессе работы над этой книгой Марк Поповский пришел к решению креститься. Кроме этой биографической работы, публицист является автором книг о медиках «Когда врач мечтает» (1957), «Судьба доктора Хавкина» (1963), «Дело академика Вавилова» (1983) и др.

Нравственная оценка – один из основных авторских приемов М. Поповского. Как было сказано в первой главе работы, он особенно отмечал важность  его использования: «Как литератора меня интересовали не столько итоги научных поисков моих героев, сколько нравственные ситуации и конфликты, которые возникают в жизни ученого-врача» [25]. М. Поповский стремился выявить нравственный компонент работы в медицине, мотивы и духовную работу, совершающуюся в душах людей, которые сделали смыслом своей жизни помощь ближним.

Исторический контекст в книге «Жизнь и Житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга» связан с проблемой влияния коммунистичекой пропаганды, результатом которой явилось мнение, что наука и религия – несовместимые вещи. Автор оспаривает это, используя в качестве доказательства образ главного героя жизнеописания. Так же он приводит мнения и других деятелей науки, например, И. П. Павлова, который на прямой вопрос из анкеты архиепископа Кентерберийского «Считаете ли вы религию совместимой с наукой или нет?» ответил положительно.

Прием мифологизации из-за специфики образа Луки (Валентина Феликсовича до монашеского пострига) Войно-Ясенецкого, играет в повествовании особую роль – он отражает масштаб личности и ее связь с народом. При этом автор разграничивает мифы и слухи, сплетни: «То, что из уст в уста передавалось и передается о Войно-Ясенецком, никогда не было сплетней. Сплетня коварна и однобока. Она искажает правду в угоду некоему злому умыслу. Мифотворчество, наоборот, тяготеет к апологетике» [25].

Особой качественностью и кропотливостью отличается работа автора с источниками фактической информации. Летом 1957 года М. Поповскому удалось приехать в Симферополь и побеседовать с героем своего произведения лично. М. Поповский также был знаком с сестрой Войно-Ясенецкого Викторией Феликсовной, которая передала ему три тетради мемуаров. Они были записаны под диктовку секретарем архиепископа Е. П. Лейнкфельд за два года до смерти. Несмотря на то, что некоторые сведения в них были искажены – пожилой архиепископ на момент написания мемуаров уже не все события помнил точно – это был ценный источник информации.

          Беседа с очевидцами – основной источник фактов в книге. М. Поповский провел колоссальную работу, опрашивая большое количество людей, которые как-либо взаимодействовали с героем жизнеописания. Среди них – пациенты Луки Войно-Ясенецкого, шофер, возивший его, ученица А. М. Беньяминович, знаменитые современники – врачи, писатели, ученые – например, Ю. Герман, Л. Ошанин, Н. Мандельштам и др. Опрос занял 13 лет. За это время автор объехал 12 населенных пунктов и опросил более 150 человек. Особенно ценно было путешествие на дизель-электроходе «Сергей Прокофьев», совершенное М. Поповским в августе 1970 года с целью пройти по местам первой ссылки главного героя жизнеописания.

В послесловии к книге М. Поповский также сообщает, что консультировался в некоторых вопросах, связанных с религией, со священником А. Менем.

Автор документально-биографического повествования приводит отрывки из писем Войно-Ясенецкого: например, письма родным в период обучения в университете, отрывки из писем жене Анне Сергеевне Ланской и сыну Михаилу.

Также М. Поповский работал в архивах и с информацией из различных учреждений, например, медицинского факультета Киевского университета святого Владимира, Государственного Туркестанского университета.

Канонизирование святителя Луки Войно-Ясенецкого позволяет полноценно рассматривать его жизнеописание в контексте взаимосвязи жанра биографии с агиографическими текстами. Исследователь биографического жанра М. Б. Раренко [28] разделяет житийные тексты по сюжету на три группы. Первая группа – жития-мартирии – жизнеописания святых, принявших мученическую смерть. Зародился этот тип жития в Византии в 1 веке н. э. [28].

Мартирии имеют жесткую структуру, которая состоит из пяти элементов. Первый элемент – это принятие Таинства Крещения главным героем-язычником. Второй элемент – искушение. Герою предлагается отречься от веры и совершить языческое жертвоприношение, но он отказывается. Далее происходит столкновение с язычниками, в котором побеждает христианская вера. Как правило, это подтверждается каким-либо чудом, которое совершает Бог через главного героя. Четвертый элемент мартирия – язычники подвергают христианина пыткам. В этом сюжетном элементе также может присутствовать чудо – мученик либо остается невредим, либо чудесным образом исцеляется. Последний элемент – смерть христианина, так и не отказавшегося от веры, несмотря на все мучения, которым его подвергали [28]. Упомянутое ранее в работе «Сказание о Борисе и Глебе» относится именно к этому типу житийной литературы.

Второй тип агиографических текстов – житие-биос. Это произведения о христианах, намеренно подвергавших себя тяжелым испытаниям. Героями этих произведений становятся либо молодые люди из знатных обеспеченных семей, которые покидают дом и начинают вести полное лишений существование, либо подвижники, ведущие одинокий образ жизни и полностью концентрирующиеся на духовном росте и самосовершенствовании. Житие-биос не имеет жесткой структуры и просто описывает жизненный путь главного героя от рождения и до смерти.

Третий тип жития – патерик, или патериковая новелла. Это текст, рассказывающий о монашеской и отшельнической жизни. Патерики имеют меньший объем по сравнению с мартириями и житиями-биосами и, как правило, имеют в своей основе рассказ о каком-либо сюжете, связанном с искушениями и борьбой монаха с ними [28].

Жизнеописание Луки-Войно Ясенецкого тяготеет к житию-биосу по ряду признаков. В первую очередь, это отсутствие жесткой структуры повествования и обязательных сюжетных элементов. В основе сюжета лежат события жизни главного героя, и повествование подчиняется им. Следующий признак – добровольный отказ Луки Войно-Ясенецкого от занятий живописью, творческой карьеры в пользу занятий медициной ради помощи нуждающимся – добровольное самоотречение. Это можно считать аналогом отказа героев традиционных биосов от обеспеченной жизни. Еще одним признаком жития-биоса можно считать постоянные труд и самосовершенствование, которые описываются в биографии святителя Луки Войно-Ясенецкого. Несмотря на некоторые элементы других типов агиографических текстов (например, притеснения, осуждение, оскорбления, ссылки, заключения и даже побои за религиозное мировоззрение, что близко мартирию), образ больше тяготеет к типажу подвижника, героя жития-биоса.

Тексты рассматриваемых в данном исследовании документально-биографических произведений Ю. Селезнева и М. Поповского не следует рассматривать строго с точки зрения исключительно публицистики. В них также есть научно-популярный элемент: автор часто выступает в качестве посредника, который собирает, структурирует и анализирует большое количество достоверной  информации из различных областей, а затем предоставляет ее читателю в наиболее удобном для восприятия виде.

Это вопрос целесообразнее рассматривать не столько в контексте теории жанров и родов литературы, сколько с точки зрения основных функциональных стилей. Всего их выделяют пять: официально-деловой, публицистический, художественный, научный и разговорно-бытовой. Ранее в произведениях рассматривались проявления публицистического и художественного функциональных стилей. Они являются основными. Третий стиль, научный, также представлен, но он второстепенен. Тем не менее, он играет важную роль, и элементы данного функционального стиля четко прослеживаются в рассматриваемых текстах.

В книге «В мире Достоевского» Ю. Селезнева представлены научные сведения из гуманитарной области знания, в частности, истории и литературоведения. Важную роль в произведении играет литературоведческий материал, что обусловлено спецификой авторского подхода к написанию книги: использовать для создания образа главного героя биографии не только фактический материал, но и тексты его художественных произведений.

Особое значение научные факты и их популярное изложение имеют для текста биографии Луки Войно-Ясенецкого авторства М. Поповского. Это объясняется в первую очередь спецификой тематики авторских интересов (преобладающая часть документалистики Поповского посвящена советским профессионалам в области медицины).  Кроме того, конечно, это обусловлено уже самим выбором главного героя произведения, областью его профессиональной деятельности и ходом событий его жизни. М. Поповский, как биограф, большое внимание уделяет нравственной стороне жизни ученых и врачей, на чем основывается публицистическая составляющая. Но задача документалиста также заключается и в достоверном детальном освещении фактов, в том числе из различных областей науки. Это способствует, помимо полноценного освещения биографии, повышению эрудиции и общего культурного уровня аудитории. Это одна из целей, которую преследует научно-популярная литература.

По мнению Е. Е. Бариновой, одной из общих функций научно-популярной литературы является формирование у читателя научного мировоззрения [3]. Реализацию этого можно проследить и в произведении М. Поповского. Но подходит он к ней нестандартно; контекст здесь более широкий, чем в научно-популярных произведениях. Авторская работа с научными фактами здесь не только повышает эрудицию читателя и формирует определенные представления. Поскольку произведение в большей степени тяготеет к публицистике, использование элементов научного стиля служит реализации творческого замысла и  выражению авторской позиции. Одна из проблем, которую поднимает в своем произведении М. Поповский – соотношение научного и религиозного мировоззрений. Автор детально прорабатывает обе области, и показывает разные взгляды на вопрос. На примере главного героя жизнеописания показано беспрепятственное сосуществование двух моделей, которые часто воспринимаются как взаимоисключающие. Приводится и противоположная точка зрения, которой при жизни Луки Войно-Ясенецкого придерживалась большая часть общества: наука – это оружие против религии.

Автор стремится к компромиссу между двумя противоположными подходами, и формулирует свой. Согласно ему, наука и религия не противоречат друг другу, но и не пересекаются между собой.

Можно заметить, что иногда М. Поповский несколько непоследователен при анализе соотношения научного и религиозного мировоззрений в жизни Луки Войно-Ясенецкого. Это прослеживается в описании образа главного героя: «Он поистине двуедин. Лишь по временам одна ипостась, а затем ее сменяет другая» [25].

Можно предположить, что субъективный взгляд автора здесь преувеличивает двойственность в характере Луки Войно-Ясенецкого. Через призму религиозного православного мировоззрения архиепископ смотрел на теорию и практику в области медицины не как на сугубо материалистическую исследовательскую деятельность, а как на христианское служение ближнему. Поэтому наука и религия  в жизни Луки Войно-Ясенецкого не просто сменяли друг друга, не пересекаясь, а дополняли друг друга и составляли целостное мировоззрение, представление архиепископа о своей миссии: «Я верующий. Я помогаю людям как врач, помогаю и как служитель Церкви» [25]. Во время личной беседы с М. Поповским епископ попросил биографа не разделять в своем произведении образ ученого и иерея.

Размышляя на протяжении всей книги над соединением гуманизма, христианского мировоззрения и деятельности хирурга, которая на первый взгляд предполагает некоторое хладнокровие, отношение к живому человеку как к материалу для работы, «случаю», М. Поповский приходит к выводу: «Он неразделим, профессор-хирург Войно-Ясенецкий – епископ Лука. Монолитно един в своем главном стремлении – творить добро» [25].

Таким образом, одна из важнейших особенностей научного функционального стиля в книге М. Поповского «Жизнь и Житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга» заключается в том, что основная задача научно-популярного текста – формирование научного мировоззрения – используется также и для выражения авторской позиции. Научно-популярная литература же традиционно нацелена только на выполнение прикладной функции – повышение уровня знаний читателя, что чаще всего подразумевает отсутствие оценочности и выражения авторской позиции.

Среди языковых особенностей, свойственных научно-популярному подстилю, в тексте М. Поповского можно выделить использование научной терминологии. Информация часто выражена в виде повествовательных невосклицательных предложений. Области научного знания, из которых приводятся сведения: естествознание и гуманитарные науки. В качестве примера можно привести исторические хроники и описания хода хирургических операций, которые проводил главный герой жизнеописания. Поскольку для научно-популярной литературы характерны доступность, упрощение изложения, эти сведения в тексте М. Поповского представлены сокращенно, в среднем они составляют не больше, чем один абзац. Исключение в виде довольно объемной исторической хроники можно встретить в предпоследней главе книги. Научные сведения часто сопровождаются авторскими пояснениями.

Элементы научно-популярного подстиля в произведении М. Поповского часто выполняют иллюстративную функцию. Например, с помощью описания хода хирургической операции автор демонстрирует определенные личностные качества главного героя, например, сдержанность, твердость характера, ответственность, профессионализм очень высокого уровня. Кроме того, научные сведения помогают детальнее изобразить условия, в которых работал знаменитый хирург и архиепископ, объяснить причины его тех или иных научных интересов и мотивов исследований, подробнее описать сложности, с которыми он сталкивался во время своей работы.

11.07.2024