Кеды

Сушеные выгоревшие травинки трещали под подошвой. Весь пятнистый желто-зеленый луг был залит солнцем. Лучи гладили наши оголённые руки, плечи, раскрасневшиеся щеки и непокрытые головы.

Ты рассказывал про речку и робко улыбался, щурил глаза от яркого солнца и посматривал на меня, подставляя ко лбу ладошку-козырек.

А я тебя не слушала. Ты прости меня, я совершенно забыла слушать. Смотрела на твои смешные розовые кеды. До чего смешные розовые кеды! Смешнее только мои горящие щеки того же цвета. Не от жары. "Прекратишь ты улыбаться?" — думалось мне. Если бы прекратил, может, там бы и закончилось. А так все расцветало, и после цветочно-стрекозовой прогулки расцветало, веришь?

Мне тогда все было смешно. Все-все было смешно. И твои глазища удивленные, когда схватила за руку, и какими ослепительно белыми казались зубы, выглянувшие из-под улыбки, на твоей смуглой коже. С пальцами, касающимися моих, было легче. Будто стала твоим воздушным шариком — только ты и держишь на земле.

— Постой, пожалуйста, — мягкие слова, теплые — даже не расстроилась, что выпустил руку. Ты потрогал карманы старых серых шорт. Помню, их же носил твой старший брат. Заулыбалась. Обнять хотелось и тебя, и брата, и весь мир. — Мы после лета видеться не будем.

Оглянись: вот луг, вот солнце, вот я. Нет никакого "после лета". Да и не будет никогда! Возьми же мою руку, пойдем ломать травинки твоими смешными кедами.

— Но это ничего, ничего, — заметил ты, — Каждое лето будем видеться, а если захочешь — когда угодно, только зови. Я только хочу кое-что сделать сейчас. Вот здесь, на лугу хочу сделать.

Ты достал и покрутил в руке желтую пластмассовую коробочку из-под киндера-сюрприза. Вытащил игрушку и кудрявые бумажки. Убрал в карман. А потом смотрел на меня. Без улыбки, но с чем-то более волнующим.

— Я очень хочу, чтобы и зимой ты меня помнила. И весной с осенью тоже.

Твой голос подрагивал, из-за этого внутри все трепетало и крутилось.

Ты закрыл коробочку. Кивнул. Открыл снова, поднес ее к самым губам, зажмурился и прошептал:

— Ты мне очень нравишься.

Слова влетели в желтый домик, и ты тут же захлопнул крышку. А потом протянул его мне. Смущенно-серьезно. Нахмурившись и отчаянно краснея. Я закрыла лицо руками и рассмеялась. Опомнилась, схватила коробочку и прижала к груди. Легко. Волнующе и легко.

— И ты. И ты мне!

Теплые загорелые руки крепко сжимали меня. Мы смеялись. Моя щека ловила удары твоего сердца.

***

Верхушки деревьев щекотали пухлые облака. Не хотелось смотреть в сторону тропинки — все боялась, что не придешь, а я так и останусь наедине с отступившим перед лугом лесом. "Вот зайдет, — думала, — это облако за дерево, тогда развернусь и уйду. И пусть жалеет". Пуховая небесная махина медленно плыла в сторону леса, а я неотрывно провожала ее взглядом. Уже кончик хвоста облачной собаки скрылся за веткой, и небо поплыло от подступивших слез, когда услышала треск. Не летний веселый, но жесткий, совершенно ноябрьский треск мертвой травы.

Кивнул. Мгновение — глаза в глаза, а после и не смотрел на меня. Не гладил глазами по макушке и не рассматривал красное от неловкости лицо. Я бы и спросила у тебя, почему не смотришь, да только сама глазами в землю всю прогулку, нахмуренная и чуть ли не плачущая, молилась, чтоб не заметил, не остановился и не спросил. А как же стыдно, до дурноты стыдно, что все еще краснеть умею, пальцы в карманах пальто мну и глазами провожаю следы от подошвы!

— Как учеба? — а у тебя и голос стал как эта трава: сухим и пожухлым.

— Да как-то... потихоньку.

Сбежать! Мне бы сбежать тогда, когда не стал бросать под ноги слова, холодные, пустые, совершенно не такие, как летом, когда сердце о ребра радостно билось и ладошки потели.

— Ты знаешь, я тебе все сказать хотел...

Я и не слушала дальше. Верно, таким голосом говорят, прежде чем убить. До тошноты непринужденным, наигранно веселым и совершенно безразличным. А ты все говорил и говорил ерунду, пытался из слов слепить оправдания, какие-то ненужные признания, не те, что до сих пор хранятся в коробочке из-под киндера сюрприза под подушкой. Да и все не то.

Посмотрела под ноги и заметила их. Кеды. Вот, что осталось от нашего лета, — твои смешные розовые кеды.

Илл.

03.11.2020