11.06.2024
Мёртвая петля Ткачёва
Виктор Озерский
7. РОЖА НЕ НРАВИТСЯ.
Полк Манакина, попавший под обстрел бронепоезда, дальше пешим маршем продвигался на Юг. В непрерывных схватках с красногвардейцами силы его таяли. Пятого декабря, когда численность состава сократилась до трёхсот человек, подполковник, собрав офицеров, объявил о необходимости распылиться в присыпанных снегом полях и дальше мелкими отрядами или в одиночку добираться до Новочеркасска, в ставку атамана Каледина. «Ударники» дали друг другу клятву, что все выжившие встретятся там и отомстят за погибших товарищей.
В харьковской тюрьме, куда поместили Ткачёва, надсмотрщики не успели «перекраситься». Вели себя предупредительно вежливо. Месяца не прошло, как отсюда выпустили большевиков, и никто не понимал, чем закончатся политические пертурбации, а семьи кормить надо. Поэтому Вячеславу Матвеевичу удалось через одного из надзирателей связаться со знакомыми людьми на воле. Правда, за оказанную услугу пришлось поменять свои сапоги и шинель на солдатские.
В эти дни власть в Харькове уже находилась в руках рабочего Совета, но прежних прокуроров разогнать не успели, благодаря чему бывшего авиадарма признали ни в чём не повинным и выпустили на волю.
Удачной оказалась и сделка с обмундированием, так как теперь стало легче затеряться в толпе.
После Октябрьских событий в Петрограде «триумфальное шествие» Советов катилось по стране со скоростью телеграфа. Куда приходила информация о восстании, там, как правило, пробольшевистски настроенные силы захватывали власть. В Ростове её провозгласили двадцать шестого октября. В тот же день атаман Каледин ввёл в Области войска Донского военное положение; выступил с обращением, что считает вооружённый переворот в столице преступлением, и для организации борьбы пригласил по телеграфу свергнутых членов Временного правительства в Новочеркасск. Второго ноября из Петрограда к нему прибыл генерал Алексеев и, приступая к формированию добровольческих отрядов, опубликовал воззвание к офицерам с призывом «спасти Родину». В середине декабря в Новочеркасске, вскоре после приезда туда генерала Корнилова, был создан «триумвират» для руководства Белым движением, претендовавшим на роль Всероссийского правительства. Происходило это далеко не безоблачно. Но путём взаимных уступок и определённых договорённостей генералы распределились следующим образом: военная власть передавалась Корнилову, гражданские функции – Алексееву, а управление Донской областью – Каледину.
Боевое крещение собранный наспех добровольческий батальон ознаменовал взятием Ростова, где Корнилов с Алексеевым организовали штаб зарождавшейся армии. Ткачёв там оказался в январе.
После залузганных, грязных вокзалов с пьяными дезертирами, после вагонов, провонявшихся махоркой, спёртым запахом давно не мытых тел, после примелькавшихся солдатских шинелей, сапог и обмоток город ошеломил его беззаботной оживлённостью. Взад-вперёд по Садовой сновали повозки, доставляя людей к залитым электричеством входам в синематографы и кафешантаны, откуда сквозь незатейливые мелодии пробивались звонкие голоса шансонеток. В подкрадывавшихся сумерках по улице вальяжно разгуливали молодые люди, одетые по-граждански, но явно с офицерской выправкой. Под руку с ними щебетали хорошенькие девушки в меховых шубках. Их раскрасневшиеся на морозе лица сияли счастьем, и ничто не напоминало о недавно проливавшейся здесь крови.
На одной из круглых массивных тумб, среди портретов Веры Холодной, Ивана Мозжухина, Натальи Лисенко, среди рекламы фильмов и анонсов концертов классической музыки Ткачёв нашёл то, что искал, и прочёл листовку: «Нас просят сообщить, что в Ростове в настоящее время формируется Корниловский партизанский отряд полковника Симановского и зовёт в свои ряды всех идейных людей, любящих свою Родину и готовых защищать её не словом, а делом. Отряд этот уже блестяще нёс свою работу, имеет ядро испытанных и храбрых бойцов, а в настоящее время лишь увеличивает свой состав.
Запись принимается на Никольской у., №120.».
Он отправился по указанному адресу, а оттуда к дому купца Парамонова, в штаб Корнилова. Поднялся по ступенькам главного входа, но возле дверей ему преградил путь караульный с трёхлинейкой в руках.
– Стой, солдат! Назад! Не положено!
Вячеслав Матвеевич вспомнил его. Это был поручик, который доставлял депеши из Быхова в ставку Духонина.
– Мне к Лавру Георгиевичу! – решительно заявил Ткачёв, приветливо измерив караульного взглядом впавших от усталости глаз, и снял нахлобученную на лоб облезлую папаху.
– Извините, господин полковник! Не признал сразу! – отчеканил поручик и следом, как после команды «вольно», добавил. – Хотя сейчас многие в таком виде являются. Вам на второй этаж.
Корнилов встретил радушно, с чаепитием. Ткачёв рассказал об отъезде из Могилёва, о встрече с Манакиным.
– Мне о нём ничего неизвестно, – ответил генерал. – Но если бы добрался – был бы уже с нами.
– Да, Лавр Георгиевич, есть трудности. Все железнодорожные пути из центра к Ростову в руках большевиков. Приходиться маскироваться, – улыбнулся полковник, распахнув руки, театрально представляя себя собеседнику. – Но что больше всего поразило: в городе много праздношатающихся мужчин с осанкой военных, а на Никольской очереди в добровольцы нет.
– Знаю. Докладывали, – мрачно отреагировал Корнилов, пронзив собеседника по-азиатски узкими глазами.– Сюда пробралось тысяч пятнадцать офицеров. К нам же записалось менее пяти. И около половины из них – юнкера, кадеты, студенты. Молодёжь необстрелянная…
Остальные, видно, думают отсидеться за нашими штыками. Переждать… Не получится! Не то время!
Говорил он спокойно, не повышая голоса, но цепкий взгляд словно гипнотизировал, вселял уверенность и желание беспрекословно исполнять его волю:
– На Дон после призыва Каледина набилось много всякой швали. Родзянко, загримированного под тяжелобольного, доставили из Москвы. Милюков, Струве, Савинков и даже Керенский объявились в Новочеркасске. Все пытаются напомнить о себе, как о важных политических фигурах, которые своей демагогией профукали Россию. Правда, у Керенского ума хватило, когда узнал, что я приехал, скрыться в неизвестном направлении.
В кабинет вошел генерал Алексеев. После небольшой заминки, связанной с присоединением его к чаепитию, Корнилов продолжил мысль:
– Изначально я категорически отказывался работать с теми господами, но Михаил Васильевич и Каледин убедили меня согласиться, так как общественные деятели тесно связаны с «Московским центром». А от него мы рассчитываем на финансовую поддержку. Пришлось перебороть себя и не сводить личные счёты.
– Но толстосумы умеют считать деньги, – по-старчески проворчал Алексеев. Он достал из кармана крошечный блокнотик и, близоруко вглядевшись в свои бисерные записи, озвучил их. – Четыреста рублей поступило от петроградских благотворителей; пятьсот – из Москвы.
– Они не обещают больших средств, пока не будут уверены в успехе и пока не будет у нас достаточной силы. А мы не можем собрать эту силу, не имея средств. Замкнутый круг, получается, – произнёс Корнилов и, обратившись к Ткачёву, спросил. – Как это у вас называется? Мёртвая петля, кажется.
– Да, это фигура высшего пилотажа, но наши лётчики с ней успешно справляются. И в вас верят, Лавр Георгиевич, и в вас, Михаил Васильевич, в вашу великую миссию спасения Родины.
– Что мы сейчас можем предложить, кроме великой идеи? – недовольно наморщив лоб, мгновенно отпарировал на риторику Корнилов. – Каледин обещал – Дон поднимется на борьбу с большевистской заразой. В ответ видим: массы простого казачества, да и их офицеры решили держать нейтралитет, посмотреть со стороны, чья возьмёт… Каледин своими частями Новочеркасск удержать не может. Попросил в помощь два батальона добровольцев.
…–Как наших добровольцев обеспечить? Вот вопрос! – резко вставил Алексеев. Его отбеленные годами и жизненными передрягами, закрученные к щекам усы задёргались, а лицо покрылось багровыми пятнами. – Было время, когда мы с Лавром Георгиевичем управляли миллионными армиями и распоряжались миллиардными военными бюджетами. А нынче я бегаю, хлопочу. Счастлив, если удаётся достать дюжину кроватей, несколько пудов сала, ничтожную сумму денег, чтобы приютить и накормить тех, кто рвётся к нам.
– Я только что встретил на Никольской двух молодых людей. Юнкера, видно. Они с кислыми физиономиями изучали условия службы, – подтвердил его слова Ткачёв. – Потом один подошёл к бюро записи и поинтересовался, что дают в добровольческой организации. «Винтовку и пять патронов, – последовал ответ. – А дрогнете – получите от большевиков пулю в затылок».
– Правильно! Нам патриоты нужны, а не коммерсанты! – гневно сверкнул раскосыми глазами Корнилов, но тут же сменил тему. – А у вас самого какие планы, Вячеслав Матвеевич? К сожалению, аэропланы пока предложить не могу.
– Я кубанский казак, Лавр Георгиевич.
– Вот и замечательно. Мы послали генерала Эрдели для связи с кубанским правительством и атаманом… – на мгновенье по лицу Корнилова пробежали глубокие морщины, словно он о чём-то задумался. – Когда я прибыл в Новочеркасск, Михаил Васильевич уже приступил к формированию добровольцев на Дону и мне предложил отправиться в Екатеринодар. Заняться тем же самостоятельно. На что я ему ответил: «Находясь друг от друга на близком расстоянии, мы уподобимся содержателям двух балаганов, зазывающим публику на одной и той же ярмарке». Но Кубань потерять нельзя. Сейчас там формируются отряды для защиты от большевиков, угрожающих со стороны Новороссийска и Тихорецка, и в кубанской Раде очень сильны сепаратистские настроения. Нам же нужно действовать единым фронтом, поэтому предлагаю вам немедленно отправиться в Екатеринодар, в помощь генералу Эрдели. Я напишу и передам записку для атамана Филимонова. Схороните её понадёжней.
Сопроводительные документы и деньги Ткачёв получил в контрразведке. Записку упрятал в каблук сапога. И через два дня уже был в Кавказской, что по тому времени считалось успехом. Поезда по расписанию не ходили. Железнодорожники на своё усмотрение формировали составы на узловых станциях, когда на вокзалах скапливались огромные массы людей.
Полковник добирался в переполненном солдатами и беженцами товарняке, в котором, похоже, прежде перевозили овец. Он протиснулся в середину передней части нетопленого вагона, уселся на пол и попытался уснуть, однако последняя затея не удалась: из-за неприятного зуда постоянно чесалось тело, будто все клопы и вши, оккупировавшие теплушку, желали его крови.
Когда глаза закрыты, меньше распыляются мысли и усиливается концентрация внимания на определённый объект. Это открытие он сделал для себя ещё в артиллерийском училище. И всё-таки сейчас, несмотря на причиняемые неудобства, объектом его внимания стали не кровососущие твари, а станция Кавказская, кишащая красноармейцами, через которую нужно было прорваться в Екатеринодар.
– Вот заразы! – неожиданно услышал полковник возмущённый голос и открыл глаза. Рядом с ним приткнулся моряк в чёрном бушлате и яростно растирал свою шею.
Станция находилась в хуторе Романовском, в семи верстах от станицы Кавказской, в честь которой и была названа.
– Вот трясутся здесь, в вонючем вагоне, люди. Валяются вповалку, сопят, храпят, чешутся и им невдомёк, что прадед мой Андрей, хопёрский казак, был одним из основателей Кавказской, ещё при Суворове, – брезгливо морща нос, подумал Ткачёв. – Дед и отец геройски защищали Кубанскую линию, а мне приходится красться в родных краях, как преступнику. Чем же я прогневал бога? В чём виноват?
На станции его задержал патруль.
...– Рожа мне твоя не нравится! Костопыжная, как у буржуя. Я вас нутром чую, – нагло осклабился дородный детина и, дыхнув перегаром, бесцеремонно облапил полковника.
С ним было ещё трое молодых парней в солдатских шинелях с винтовками. Двоих из них детина направил отконвоировать «подозрительную личность» в штаб, находившийся при вокзале в задымленном махоркой бильярдном зале, где среди шумного многолюдья на огромных зелёных столах «дрыхли» свободные от дежурства патрульные. Их трёхлинейки с примкнутыми к стволам штыками стояли прислонёнными к киёвницам. Остальные солдаты и рабочие сидели, где придётся, или стояли. Что-то ели, курили, лузгали семечки, громко переговаривались.
За ломберным столиком, у окна, куда конвоиры подвели Ткачёва, пристроился мужчина в накинутом на плечи полушубке, похожий на чахоточного большевистского агитатора, расстрелянного прошлым летом под Могилёвом.
– Откуда? Куда? Зачем? – отрывистым голосом поинтересовался штабист, принимая отобранные у полковника при обыске документы.
– С фронта – домой. Говорят, там сейчас землю раздавать будут.
– Казак?
– Нет. Иногородний.
– А что это за станица такая? Ке-лер-месская? Где находится?
– Под Майкопом. Места там красивые. Речка по-черкесски называется «Къэлар-мэз» – «черемшинный лес». Черемшина – это черёмуха, королева весны.
Штабист что-то записал в лежащий перед ним бухгалтерский талмуд и, видимо, удовлетворённый ответом, возвратил документы (профессионально корниловские спецы потрудились!). На прощанье по-дружески сказал:
– В Майкопе наша власть, служивый. А вот пробраться туда сейчас в одиночку трудно. Бандитов развелось – тьма. Партизаны. Самостийники. Я тебе не завидую. Может, к весне и доберёшься.
Сказал, как накаркал. О пророчестве штабиста Ткачёв вспомнит, когда будет находиться в майкопской тюрьме. Пока же он остался доволен, что легко выбрался из очередного житейского переплёта. С помощью родственников в хуторе Романовском купил лошадь и в ночь отправился в путь. В районе станицы Усть-Лабинской примкнул к партизанскому отряду полковника Лесевицкого, с которым прибыл в Екатеринодар.
Примечания к 7 главе.
1. Алексеев М.В.(1857-1918) – российский военачальник; генерал от инфантерии; в Первую мировую войну – начальник штаба Ставки(1915-1917) и Верховный главнокомандующий (март-май 1917); в Гражданскую – организатор Белого движения; умер в Екатеринодаре, перезахоронен в 1920г. в Белграде.
2. Холодная В.В.(1893-1918) – первая российская кинозвезда эпохи немого кино. Умерла от «испанки» в Одессе.
3. Мозжухин И.И. – знаменитый русский актёр, сценарист, режиссёр; с 1920 года в эмиграции; умер в Париже.
4. Лисенко Н.А.(1884-1969) – русская и французская киноактриса, звезда немого кино; с 1920 года в эмиграции; похоронена в Париже.
5. Симановский В.Л.(1871-1918) – полковник, участник Первой мировой войны и Белого движения на Юге России; один из ближайших соратников Корнилова; убит бандитами в Полтавской губернии.
6. Родзянко М.В.(1859-1924) – российский политический деятель, лидер партии «октябристов», один из лидеров Февральской революции1917 г.; с 1920 года в эмиграции; похоронен в Белграде.
7. Милюков П.Н.(1859-1943) – российский политический и государственный деятель; теоретик и лидер партии кадетов; министр иностранных дел Временного правительства(1917); автор декларации Добровольческой армии; с осени 1918г. в эмиграции; умер во Франции.
8. Струве П.Б.(1870-1944) – российский политический деятель, публицист, экономист, философ; после Октябрьской революции(1917) – активный участник антибольшевистского движения; с февраля 1920 года в эмиграции; умер в Париже.
9. Савинков Б.В.(1879-1925) – русский революционер, один из лидеров партии эсеров, участник Белого движения, писатель; с 1921 года – в эмиграции; в 1924 году нелегально вернулся в СССР, где был арестован; покончил жизнь самоубийством.
10. Эрдели И.Г.(1870-1939) – русский военачальник, генерал от кавалерии, участник Первой мировой войны и Белого движения на Юге России; с 1920 года – в эмиграции; умер в Париже.
11. Костопыжный (диал.) – надменный.
12. Лесевицкий Н.П.(1873-1918) – участник Первой мировой войны, полковник Генерального штаба; в январе-феврале 1918 года – командир добровольческого отряда на Кубани; расстрелян большевиками в Горячем Ключе.
11.06.2024