29.05.2024
Мёртвая петля Ткачёва
Виктор Озерский
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1.НЕУЖЕЛИ ШПИОН?
Родители уехали отдыхать в Геленджик по профсоюзной путевке. До конца третьей четверти оставалось больше недели, поэтому присматривать за Владиком из станицы вызвали бабушку Веру, маму отца. Сама того не подозревая, она и явилась виновницей знакомства внука с необычным стариком.
У Владика прохудились ботинки. Сезон не дотянули. Носки у них были сбиты еще осенью – пацаны обычно после уроков устраивали футбольные баталии не только с мячом или консервной банкой, но и с любыми другими предметами, которые попадались под ноги. Правда, промокать ботинки начали совсем недавно. Родители, постоянно пропадавшие на работе, этого не заметили, а вот бабушка обнаружила в первый же день, когда Владик, разувшись, оставил за собой мокрые следы на полу.
Шумно повозмущавшись на решившую отдохнуть невестку, что та из-за своих гуленек ребенка угробить может, Вера Ивановна, срочно растерла внуку «Тройным» одеколоном ступни. Скомкав, понапихала в ботинки старых газет, пока вода на примусе закипала, и лишь после того, как напоила Владика чаем с привезенным из дому малиновым вареньем, срочно засобиралась на Кооперативный рынок, откуда часа через полтора принесла новенькие галоши.
Они были глубокие, похожие на боты. В таких в станице, как выражалась мама, не любившая туда ездить, грязь месили.
Галоши пахли резиной и блестели, будто лаковые туфли, и Владику захотелось сразу их обуть и побегать на улице по лужам, но бабушка коротко пресекла:
– Погоди до завтра!
На следующее утро, собирая его в школу, она достала из своей кошелки белые шерстяные носки.
– На, внучек, надевай! Сама связала.
– Зачем? Они в ботинки не влезут.
– И не надо. Всю ночь дождь лил – галоши обуешь. А в носочках, как раз теплее будет.
– Бабушка, ты что?! В Краснодаре так в школу не ходят. Для этого другие галоши есть. Их на ботинки можно обувать, а в классе снимать и в мешочек прятать.
– Ходят – не ходят! А ты пойдешь, чтобы ноги не промокли.
– У меня ботинки высохли! Я в них пойду! – начал было канючить Владик. – Я осторожненько! Лужи буду обходить.
Но недаром Веру Ивановну назначили звеньевой полеводческой бригады в колхозе. Она там любое недовольство среди женщин умела подавить, поэтому справиться с третьеклассником ей не стоило большого труда. Бабушка решительно усадила внука на стоявшую возле входной двери табуретку; натянула ему носки, пятки которых доходили Владику до щиколоток, а в галошах этого видно не было. Сидя на табуретке, он понуро наблюдал за ее манипуляциями. Конечно, хотелось закатить истерику. Но щупленький, словно недокормыш, Владик чувствовал свое бессилие против дородной женщины, да и, вообще, не приучен был противиться взрослым. Бабушка помогла ему надеть ранец за спину, в награду за терпение сунула пятнадцать копеек на коржик с молоком и выпроводила за дверь.
Первая большая лужа повстречалась на выходе из двора, под воротами. Владик, осторожно ступая, начал мерить ее глубину. Не дойдя до середины, повернул обратно. Глубоко. Видно, много воды за ночь налилось. Жаль, что бабушка не купила сапоги, тогда бы точно за голенище не затекло. А так – ни то ни се – чуни какие-то. Однажды он услышал название обуви от матери, когда отец предложил ей переехать жить в станицу, и она с пренебрежением отреагировала: «Что? Я в чунях ходить буду?» Владик, не зная значения слова, поинтересовался. Оказывается, чуни – это, как крестьянские лапти, только резиновые.
На тротуарах вода скапливалась лишь в волнистых неровностях асфальта или мелких выбоинах, и он без опаски шагал по этим лужам. Даже игру себе придумал. Как можно меньше ступать на безводную поверхность. Владик всегда считался большим выдумщиком. Однако сейчас это получилось как бы, между прочим. Червячок воображения точил его мозги совершенно по другому поводу. Надо было пробраться в класс почти незамеченным и тихонечко просидеть за партой перемены и уроки. Тогда всё, может, обойдётся. Лишь бы Надежда Ивановна к доске не вызвала.
По пути его обогнали две старшеклассницы. Одна из них, обратив внимание на странное поведение незнакомого мальчишки и на его галоши, с ехидцей сообщила подруге: «Смотри, колхозник какой-то!» Девушки, дружно рассмеявшись, прошли мимо. В ответ Владик, выбрав момент, когда возле них оказалась небольшая лужа, подбежал и с прыжка – ка-ак хлюпнулся галошами в воду.
– Ах ты, зараза! Мы тебе сейчас уши надерем! – воскликнула досужая старшеклассница и бросилась за Владиком в погоню.
Но он умел быстро бегать. Правда, резко сорвавшись с места, чуть не потерял одну галошу. Когда же удалился на безопасное расстояние, подтянул сползшие до пяток белые носки и задумался. Слова старшеклассницы про колхозника явились последней каплей, заглушавшей его сомнения. Он представил, как пацаны будут смеяться, а Ленка презрительно фыркнет, увидев его в черных чунях. И то, что всего несколько минут назад могло показаться неслыханной дерзостью, вдруг стало реальностью: сегодня в школу он не пойдет!
Через годы, вспоминая в компании про этот случай, Владик расскажет, как принял первое в жизни взрослое решение. Он изначально, когда обувал галоши, чувствовал определенный дискомфорт из-за боязни, что дети могут поднять его на смех. Однако после встречи со старшеклассницами сделал единственно правильный выбор: пусть бабушка хоть убивает, в таком виде Владик в классе никогда не появится!
Вместо школы он отправился на Колхозный рынок, который был подальше от дома, чем Кооперативный, поэтому вероятность встречи со знакомыми людьми была гораздо меньше. У входа за пять копеек купил стаканчик семечек и, небрежно поплевывая лузгой, стал расхаживать по овощным рядам, как бы прицениваясь к картошке, луку, морковке.
Вдруг его кто-то огорошил вопросом:
– А ты почему не в школе, мальчик?
Перед ним стоял огромного роста старик в кирзовых сапогах и плотно облегавшей байковую рубашку опрятной старенькой телогрейке.
– Яаа?
Владик от неожиданности аж сжал голову в плечи, но быстро сообразив, что надо сказать, выпалил: «Нас уже отпустили!»
– Ну да, ну да, – многозначительно согласился старик. Правда, прищур внимательных глаз и слегка расплывшиеся под пышными щеголевато подстриженными усами губы выдавали на его лице всепонимание.
Владику ничего не оставалось, как быстро уйти, спрятаться куда-нибудь подальше от этого пронизывающего насквозь взгляда. И он решил переждать время за ларьками, тыльную сторону которых отделяло от забора узкое пространство, где стояли большие мусорные баки и стопки используемых для тары деревянных ящиков; лежали ржавые трубы, бревна, целые и разбитые листы шифера – в общем, все, что применялось или отслужило свой срок в хозяйстве рынка. Однако там вполне хватало места для устройства игры.
На мусорке Владик нашел обломок черенка от лопаты и прозрачную бутылку с разбитым горлышком, которую установил в центре очерченного небольшим квадратом на влажной земле кона. После чего с расстояния десяти шагов начал ее сбивать. Кинул биту раз, другой, третий… Наконец – попал. А играть расхотелось. Надоело в одиночку тупо бегать за палкой.
Яркое весеннее солнце быстро подогревало землю. Но после приятной последождевой свежести в выбранном для игры закутке пахло гнилой картошкой.
Избегая людных мест, Владик пошел погулять по улицам. Быстро прошмыгнул Октябрьскую, добрался до Горького, где умерив шаг, двинулся прямо по рельсам и представил себя летчиком Талалихиным. «Ты-ды-ды-ды, та-да-да-да», – тряся сжатыми на вытянутых руках ладонями, он расстрелял все патроны по приближавшемуся трамваю и решил идти на таран. Только отчаянный звон от надвигавшейся махины заставил его отскочить в сторону. Прежде чем трамвай прогромыхал мимо, Владик увидел перекошенное лицо кондукторши, гневно размахивавшей кулаком.
На перекрестке он повернул на улицу Шаумяна и чуть опять не столкнулся со знакомым уже дедом, который шел с полной авоськой в руке. Хорошо, что того отвлекла почтальонша.
– Вячеслав Матвеевич! Я извещение в ящик бросила. Вам какая-то посылка из Франции пришла.
– Спасибо, Клавочка! Сейчас картошечку занесу и сразу же пойду, заберу.
Спрятавшись за стволом старого клена, Владик наблюдал, пока старик не скрылся во дворе кирпичного полутораэтажного дома. Лицевая сторона, к которой позже примостили уличный тротуар, вместо забора укрывала от любопытных глаз дополнительные удобства его обитателей в виде сарайчиков и туалета с выгребной ямой. Такие дома в Екатеринодаре строили для себя зажиточные казаки, купцы или дворяне, а после революции городские власти приспособили их под коммунальные квартиры.
Старик передвигался не быстро, даже слегка волочил ноги, но его осанка и походка, важная, словно генеральская, вызвали определенный интерес. Плюс посылка из Франции. Во всем этом скрывалась тайна, поэтому Владик решил разобраться.
Он дождался, пока дед выйдет на улицу, и, стараясь быть незамеченным, последовал за ним. В здание почтамта, хоть и сгорал от любопытства, заходить не стал. Боялся выдать себя. А так хотелось узнать, что скрывалось в посылке. Вдруг старик сразу начнет ее открывать?
–Да, слишком подозрительный тип. За ним еще надо понаблюдать… Правда, одному не управиться, – мысленно рассуждал Владик, поглядывая на входные двери; после чего решил, что завтра в школе поделится секретом и возьмет в помощники своего верного друга Мишку.
Далее он начал представлять, как на линейке директор будет объявлять им благодарность за помощь в задержании опасного преступника (или шпиона?!). А может, даже вручит медали.
Безлюдные тротуары затрудняли слежку, однако Владик уже считал себя опытным сыщиком и придумал хитроумный план. Назад он будет идти впереди чуть ли не на целый квартал. Вряд ли дед направится с посылкой в другое место, кроме как домой. Но и терять его из виду нельзя. Вдруг что-либо отчебучит.
Операция прошла успешно. Особенно ее окончание. Он опять спрятался за деревом, а, когда дед вошел к себе во двор, из своего укрытия стремглав помчался за ним и осторожно подсмотрел номер квартиры.
Для начала – информации было достаточно. Добравшееся до полудня солнце подпаривало шею и подмышками. Кроме майки, рубашки и пиджака бабушка заставила утром надеть шерстяной свитер, который неприятно щекотал горло. На тротуарах стали появляться дети с портфелями и ранцами. Настала пора возвращаться домой.
Возле своих ворот Владик специально сделал контрольный замер лужи, так что захлюпало в галошах. Дверь ему открыла бабушка с хворостиной в руке.
– Ты почему в школе не был? – грозно спросила она.
– Я ноги промочил… – жалобно пискнул Владик, скукожившись и глядя исподлобья на хворостину.
Он медленно начал снимать галоши, словно стараясь оттянуть расправу, и продемонстрировал на полу мокрые следы от носков, которые отпечатали всю ступню, не то, что вчерашние пальчики. Задумка подействовала. Прежде чем устраивать экзекуцию, бабушка решила во всем разобраться, но для начала повторила антипростудную процедуру.
Когда Владик пил чай с вареньем, он рассказал, как утром повстречался со старшеклассницами, и они стали над ним смеяться. Поэтому, испугавшись, что в школе будет то же самое, не пошел туда.
Хворостина осталась без дела лежать на табуретке. Вера Ивановна была мудрой женщиной. После обеда она взяла для смерки ботинки и опять отправилась на Кооперативный рынок, откуда принесла другие галоши, а вечером сшила для них мешочек.
Илл29.05.2024