Чёрный трамвай

Двое парней брели к заснеженной трамвайной остановке. Двое военных, поджарых и высоких парней с красной звездой на своих меховых шапках. Кирзовыми ботинками они раскидывали снег и пробуждали белую природу.

Горели окна родных многоэтажек. На улице не было никого: ни людей, ни ветра. Только лёгкие снежные комья то и дело срывались со столичных деревьев и настойчиво пытались упасть на краснозвёздные шапки солдат, но в итоге лишь падали к их ногам.

- Наконец-то мы дома, - проговорил один второму.

- Давно я тут не был, - отвечал Второй Первому.

Они всегда так переговаривались. Один был первым, второй – вторым, потому что так повелось с армии; в шеренге стояли тем же образом – первый был первым, второй вторым. Менялись люди, доходили военные, но не менялось только их местоположение. Первый, второй, первый-второй, первый-второй.

Так их клички и появились. Фамилии-то у них непримечательные и уже звучащие, как жаргон: Кузнец – это первый, а Белый – это второй.

Белый, что странно, был чёрным, как шахтовый уголь – чёрные волосы, вечно чёрная одежда, прерывающаяся исключительно зелёным бушлатом, под которым скрывалась чёрная футболка. Чёрные глаза и тёмный взгляд в никуда. Люди говорили, что у Белого стеклянные глаза, а он только и делал, что моргал, разбивая стекло своих зрачков на маленькие осколки.

У Кузнеца же были удивительно тонкие руки. Над ним вечно издевались в армии: «Куда тебе, Кузнец, с такими руками иметь такую фамилию? Ты не кузнец, максимум – кашевар», - и казарма взрывалась непреодолимым гоготом, долетавшим до командиров, которые не понимали шуток.

Командиры никогда не понимают шуток.

Так и брели тонкие руки и стеклянные глаза вдоль зимней московской ночи. Горели фонари, и кто-то кричал вдалеке. В тужурке, такой же потрёпанной, как и его волосы, прыгал мужчина. Военные находили на него, как идёт наводнение на город – с чрезмерной гордостью и сожалением. Кирзачи размалывали собою снег и боялись подходить к кричащему мужчине.

- Это кто такой? – Спросил Кузнец.

- Сядем в трамвай – расскажу, - отвечал ему, не двигая стеклянными глазами, Белый.

Они подошли к нему. Потрёпанный мужчина вынужден был чуть сбавить тон, когда человек с тонкими руками попросил его быть потише. Но тот, несмотря на просьбу, не забыл о своём сумасшествии, упал на колени и стал чертить круг прямо на снегу, приговаривая: «Чёрный трамвай уносит время, чёрный трамвай уносит время, чёрный, чёрный, в чёрную, чёрную ночь».

По Москве давно ходила эта история о туманном трамвае, появляющимся откуда-то из-за угла улицы Буракова и идущий до улицы Новоконной. Этот потрёпанный мужчина, кричавший в пустую ночь, был первым, кто заметил чёрный трамвай на улице и начал медленно сходить с ума.

- Что он говорит? – Спросил Кузнец.

- Сильные руки, живые глаза, сильные руки, тёмная ночь, уходит время, - бурчал мужик.

- Всё расскажу, как сядем в трамвай.

- Нет! – Прокричал мужчина и вскочил с колен. Он схватил Белого за бушлат и начал дёргать, приговаривая, как заклинание, - этой ночью трамвай чернеет. Ты ведь и не заметишь…

- Отпусти меня, - проговорил Второй.

- Время, время, время уходит! Как же ты не видишь, солдат? Хотя с твоими глазами немудрено не видеть… не садитесь, тут каждый…

Мужчина хотел продолжить, но его прервал звук трамвая. Первый из солдат задумчиво смотрел куда-то вдаль и говорил:

- Странно, трамвай почти не видно.   

Транспорт вышел из-за угла, как звук разорвавшейся гранаты. Красный, как кровь, трамвай летел по венам железнодорожных линий. Его фары слепили трёх людей на остановке. Но не успел мужчина уговорить солдат остаться, как уже увидел их в салоне трамвая. Они сидели прямо там. Сумасшедший хватался за голову и стучал по стеклу, но те не обращали внимания. Люди, туда уже севшие, никогда не выберутся из этого транспорта. И не услышат стук по стеклу людских рук, пытающихся их спасти.

Трамвай менял направление и цвет. Мужчина плакал. Поворачивая направо, красный трамвай становился чёрным и уносил людей куда дальше, чем несколько остановок.

В салоне было уютно. Так уютно, что вполне можно было спать на боку. Два парных места были заняты солдатами. Их окружала атмосфера вечного давления и бега. Люди то появлялись, то пропадали, кондуктор, стесняясь, просил билет. Солдаты же, возвращаясь с внешней войны, платить привыкли не деньгами, но жизнями, поэтому решили проехаться бесплатно.

- Это что за мужик? – Спросил Кузнец, - ты его знаешь?

- Это мой сосед бывший. Толя Мецлер. Конечно, знаю. Я ведь родился и жил и в этом районе.

- О чём он говорил-то, когда говорил о чёрном трамвае?

- История долгая…

И Белый не врал: история и впрямь была долгой. Анатолий Львович Мецлер – мастер спорта по боксу. Он долгое время тренировал детей, взрослых, похожих на красные звёзды солдат, и пытался помогать людям, прежде чем лишился рассудка.

Как он лишился? Его победила старость. Вернее, она подтолкнула тренера к сумасшествию. Мецлер вышел на бой со своим учеником и проиграл. Он что-то молол про время и свою старость, но юный боксёр просто выключил своего тренера во втором раунде одним ударом. Как говорят, он поднялся тогда с настила и ушёл к себе в каморку, не говоря ни слова. Тренер не выходил оттуда целую неделю. Его даже искать начинали, но не проверили главное место – мецлеровский спортзал, где он проводил всё время.

За ту неделю у него поразительно отрасли волосы: от вечной стрижки под ноль - до плеч. Он сам их растрепал до ужаса и выглядел, как самый странный из людей Москвы. А в Москве много странного.

В частности, трамваи.

Они его отчего-то начали пугать. У доктора он говорил о том, что трамвай унёс его молодость. То есть, что в ночь перед своим поражением Мецлер сел в какой-то чёрный трамвай. Но люди знали – по Москве не ходят чёрные трамваи. Его бы не стали делать, потому что такую расцветку очень трудно высмотреть тёмной ночью, по которой не то что люди, но и сам ветер не гуляет.

Мецлер же стервенел со временем. Отскакивал от людей, как от машин на переходе. Падал на колени, молился и лепетал про адский трамвай чёрного, как шахтовый уголь, цвета.

Позже Мецлер перестал тренировать. Сначала оставил взрослых, которые смотрели на него странно, а затем и детей, не прислушивающихся к старому тренеру. 

Он стал вечно наблюдать за линиями в поисках чёрного трамвая, ходил от одной ветки к другой и пришёл к странному выводу, что тот всегда проезжает по одному маршруту. Вернее, в одну сторону: из ниоткуда и в никуда. Он всё чаще и чаще начинал видеть его московскими ночами; кричал, молился и умолял взять его обратно: в то время, когда Анатолий Львович был молод, но машинист с лицом длинным и загадочным открывал для него двери, а увозил всё дальше и дальше.

Так тренер понял: чёрный трамвай забирает время.

А люди ему не верили, хотя видели сами, что морщины покрывают их лица, их суставы начинают скрипеть, а руки становятся неизмеримо тонкими и дряхлыми. Однако смех доносился в сторону сумасшедшего тренер.

По словам соседей, Мецлер перестал кататься на трамваях и словно перестал стареть. Белый скажет своему товарищу-Кузнецу с тонкими руками, что не видел Анатолия Львовича более семи лет, а он всё такой же, хотя по всем правилам людской жизни должен стареть.

Но тот, кто знает правду о чёрном трамвае – тот и не стареет вовсе.  

- Вот такая вот история, - отвечал Второй Первому.

- Не дурость ли? Он ведь сумасшедший.

- Может, и сумасшедший. Да разве это плохо? 

Салон уже опустел окончательно. Люди вышли и даже кондуктор покинул это гиблое место. Вышли и солдаты.

Ночь была темна. Зимняя московская ночь. Только лёгкие снежные комья то и дело срывались со столичных деревьев и настойчиво пытались упасть в ноги к солдатам. Не было ни людей, ни тем более ветра.

- Как хорошо, что мы снова дома, - проговорил один второму.

- Да, я давно тут не был, - отвечал Второй Первому, поминутно замолкая от жгущего холода.

Но что-то светлое показалось вдалеке: старик прыгал по остановке и лаял, как последняя собака, на уходящий трамвай.

- Неужели снова он? – спрашивали тонкие руки у стеклянных глаз.

- Видимо, он.

Солдаты снова видели эти многоэтажки. Эти светлые окна были знакомы Белому, он узнал их тут же. Но как они сделали этот круг и вернулись обратно? Мецлер сидел и чертил, бубня что-то под нос: «Я ведь вам говорил. Этот трамвай не один. Все трамваи – чёрные», - яростно говорил боксёр, меля языком, как в молодости своими руками.

Но из ниоткуда снова явился красный трамвай. Красная восьмёрка. Солдаты снова вскочили на выступ и влетели в тёплый и уютный салон. Мецлер, глядя на них, корчил рожи и смеялся. Он видел старость перед собственными глазами. Солдаты, солдаты, солдаты. На их погонах даже звёздочек прибавилось, а они и не заметили. На небе их стало меньше. Люди воруют звёзды для погон.

Они снова сели на парные места у окна, но теперь  заплатили за проезд. Белый смотрел на знакомый район и остановку. Но там уже не было ни его дома, ни Мецлера, корчившего рожи. На улице и ветра-то не было, не говоря уже о каких-то людях.

- Слушай, не кажется, что мы как-то постарели? – Сказал Кузнец.

- Да нет, мы просто случайно круг сделали, - отвечал Белый, глядя в свои стеклянные глаза сквозь отражение.

Они оставались такими же, как и один круг назад.

Солдаты сидели в салоне и ждали своей остановки. Календарь сменил год. А красный трамвай снова поменял цвет. Они вновь уехали, чтобы сделать ещё один круг. И один только сумасшедший знает настоящую цену проезда на чёрном-чёрном трамвае тёмной московской ночью.

14.01.2023