В Донецке дождь – плащи, дождевики,
Беспрецедентных зонтиков стихия:
Штрихованные улицы хмельные –
Гравюрами неопытной руки,
Троллейбусы, маршрутные такси…
Прохожие в переплетенье улиц
Бегут к машинам, под дождем сутулясь,
Сжимая мелочь нужную в горсти.
Дождь без труда нарисовал Собор,
Рисует нищих по дороге к рынку,
Цветочных будок пестрые картинки
И чей-то торопливый разговор.
Дождь по проспекту движется к реке,
В ней ощущая родственную душу,
Дождь многолик, исполнен всякой чуши,
Он еретик, безбожник, саддукей.
А ты так юн, тебе семнадцать лет,
Ты только что вернулся из Алушты.
И дождь пошел легко, великодушно
Вплетаясь в дым отцовских сигарет.
Откроешь форточку, чтоб подышать грозой,
И ощутить дождя соленый привкус,
И осознать, что жизнь не получилась,
И посмеяться над самим собой.
А дождь стучит морзянкою морской
О кораблях, финвалах и касатках,
О странных снах, придуманных украдкой,
О безуспешной жизни городской.
И запах кофе, сдобы аромат,
И улица Артема за окошком…
И нежный лепет как бы понарошку,
Пока не слышен грохот канонад.
День отшумит, день превратится в ночь,
Погаснет свет и силуэты в окнах…
И будет дождь, и дождь придет с востока,
Ты выйдешь из дому, куда-нибудь пойдешь…
И, как всегда, ты что-нибудь поймешь
И снимешь плащ, промокший, церемонно…
И повторишь кому-то грустно, сонно:
«Есть город, есть Донецк: в Донецке – дождь».

УВЕРТЮРА

Ты ветер над полем, полынным, штормящим,
прогорклым,
Несущий листву непонятных ночных сообщений,
Ты гений,
Бессонный, бездарный, бездушный, стоокий,
Но все-таки гений…
Ты утро, ты кофе, ты несколько слов на прощанье,
Бессмертие книг и прочитанных лекций
минутность,
Ты гулкость ступеней, ты тело, покрытое
тканью,
Безлюдие улиц…
Ты снег в декабре, ты деревья, фонарь у подъезда,
Прогулка с собакой под вечер в преддверии чая,
Ночные беседы на кухне, вино, сигареты,
Звонки, на которые
Не отвечали…
Когда-то (полвека тому) это стало телесным,
Вселенная выросла, вместе с тобою взрослея,
Но, кажется, скоро
Придуманность эта исчезнет,
Как ветер, как утро, как гулкость озябших
ступеней…

КОСМОС

Перед выходом в открытый космос утренней
свежести,
Держась за ручку подъездной двери межпланетного
корабля –
Дома,
Ты переполнен какой-то нелепой, бессмысленной
нежностью,
Предвосхищение выхода в открытый космос
боготворя…
Ты отворяешь дверь, впуская рассвета
непрочность,
Птиц гомонящих, поющих на ветках какую-то
ерунду,
Шарканье дворников, лепет детей, крик
молочницы
В легкие,
И задыхаешься на ходу…
Ты сегодня почти Гагарин, вернее, Леонов,
Гагарин… Леонов… О чем ты думаешь? Какая
разница?
Ты надеваешь на себя космос –
Утренний, терриконный –
И путешествуешь по нему, шатаясь, как
невыспавшийся пьяница.
Ты шатаешься, ты медведь-шатун, ты очнулся
от спячки,
Ты вышел в космос из берлоги своей словарной
работы,
Ты даже не помнишь, на что еще вчерашний день
был потрачен –
Ты даже не знаешь, что вчера была среда, а не
суббота.
Но это неважно, день проживается, чтобы быть
пережитым,
Чтобы где-то на клавиатуре осталась
неосознанная рифма
О том, что ты в космосе, что ты уже вышел на
орбиту
Наступившего утра, несущего в себе все признаки
мифа.
Пятьсот шагов от подъезда к автобусной
остановке
В метеоритном дожде, в астероидах машин,
порождающих скорость….
Ты становишься персонажем в утренней
акварельной зарисовке
Разноцветной художницы, рисующей космос.

МАРИЯ

Мария красива, потому что она Мария,
Потому что она существует в написанных кем-то полотнах.
Она королева эфира, вырывающегося из диглоссии
несказанных слов, мелодий свинга, души бесплотной.
Мария ходит в красивых одеждах, а иногда без оных,
И это важно – она гармонична в обнаженности времени,
И утром ее согреет кофе, озвученный в телефоне
Вчерашнего дня, прожитого келейно
В разговорах с подругой, в заботах о хлебе насущном,
в прикосновеньях дождя и бездушных прохожих...
Мария, завтрашний день будет намного лучше:
Он будет пульсировать в венах под тонкой кожей.
И ступа ступеней отзовется гулко в этом пульсе,
и пятен не будет на солнце, но будут на небе,
Которое исполнено по всем законам искусства.
И как тут поверить в то, что ты не Небыль?

ГРОЗА

Гроза пролетает над городом певчею птицей,
Поющей тирольские песни сигнализации,
Гроза у оставленной книги листает страницы,
Заучивая наизусть
Абзацы.
Гроза начинает звучать как японский оркестр –
Карнизами, стеклами, крышами и чердаками,
Гроза по дорогам летает как манна небесная,
Чтоб стать сочиненными ночью
Стихами…
И зелень травы, и несказанность, странные мысли
Под громы и молнии стали единым пространством
Грозы безутешной – рисунка супрематиста,
Искусства, граничащего
С хулиганством…
Все стихнет, пройдет, ничего не оставив на память,
И я позвоню тебе – просто, чтоб было что вспомнить…
Гроза над Донецком – томительная, колдовская…
Прощанье
С весною...

СЕЛФИ

Город Донецк переполнен дождем.
Делаем селфи с моей аспиранткой.
Сквер, полусумрак и памятник танку,
Пушкин, кофейня. Куда-то идем,
Что-то читаем, спеша, как в бреду,
Рифмами сшить неумелые строчки,
Город – осознанный первоисточник
Избранных слов. Поцелуй на ходу
Запечатлен возле входа филфака:
Наши студенты живут как всегда
В этом дожде, в Гефсиманских садах,
В Питере, Страсбурге и на Итаке.
Взглядом рассеянным их проводив,
Мы позабудем о старых тревогах.
Ветер сентябрьский и эта дорога
Переживаются, преобразив
Город, весь вечер живущий во мне
Отсветом фар, дождевым хронотопом,
Библиотекой, всемирным потопом,
Блеском склонившихся ниц фонарей.
Мир отражается в зеркале луж,
Небезуспешно становится небом,
Терпким вином, мандаринами, хлебом,
Нежным ловцом зазевавшихся душ.
Мир возрожден в телефонных звонках,
В старых друзьях, неожиданных встречах,
Дождь, постепенно спустившийся вечер,
Город, настигнутый мной впопыхах…