Что ж ты, друг, не готовишь кольчугу?

Андрей Лушников

СТРАННИК

Когда в тревоге мир великий –
Тогда и без обиняков
Во мрак ушедшие калики
Зовут из глубины веков

В груди из камня искру высечь.
В потомках русской босоты
Найдётся хоть один из тысяч
Искатель высшей красоты.

На нём последняя рубашка,
Над ним лазури высота,
Пойдёт искать он, как Ивашка,
Где мир спасает красота.

И хорошо ему что лето,
Что молодецкий аппетит,
Его, как друга, до рассвета
Церковный сторож приютит.

Он утром выйдет в бездорожье,
Дабы узнать наверняка:
Красиво то, что только Божье,
Что смотрит в мир сквозь облака.

***

Европа, как блудня, цинична.
Всё круть своей «правдой» да верть.
Что немцу вполне и прилично –
То русскому верная смерть.

Пресыщенный Мюнхен докучлив.
В нём страсти бушуют одни.
Домой возвращается Тютчев,
Минуя заставы и дни.

Колёс на колдобинах постук.
Да пыль на дороге вдали.
Поэт возвращается в Овстуг
И небо встаёт из земли.

***
Константин Васильев «Евпраксия»

На Руси купола золотые.
Красота на миру не горда.
Но ручищами хана Батыя
Не сграбастать её никогда.

Пусть под окнами княжими зверем
Надругается над мертвецом.
Но княгиня – орлицею в терем,
И об землю с орлёнком-птенцом.

Для того над притихшей Окою
Её горенкой терем высок –
Проливались чтоб слезы рекою,
Чтоб спекался от крови песок.

В православных чтоб совесть окрепла,
Чтоб в сердцах не стихали бои,
Сквозь века из рязанского пепла
Руки мальчик протянет свои.

И художник лучистой сиеной
Зачерпнёт на картину тогда
Красоты ещё не убиенной,
Той, что вечно желает орда.

***

Над Рубиконом взорван мост.
Душа горит у переправы.
В ночи на станцию Погост
Идут последние составы.

Печать последняя снята.
И все попутчики нестары.
В проходах узких теснота,
Плечами трутся санитары.

Я чую, что начмед непрост,
И то, что будет с ним не сладко,
И что на станции Погост
Нас ожидает пересадка.

ЛУКОВКА

В доме встреч и внезапных разлук
Свет на кухоньке тихий горит,
Чистит женщина репчатый лук,
Как ребёнку, ему говорит:

«Что ж ты, Луковка, плачешь? Не плачь!
Всё пойдёт обязательно впрок.
Вон, в задачнике сколько задач.
Ты ведь выучишь этот урок?..

Ты прости его. Кто без греха?..
Ты исправила то, что могла...
Шелуха, это всё, шелуха.
Сердцевина бы лишь не сгнила».

И навалится ночь на окно.
И слеза обратится в исток.
В сердцевине, где было темно,
Льноволосый прозябнет росток.

И надежда взрастёт в ней самой.
И она из окна, через тын
Кликнет в сад: «Чиполлино, домой!»,
Где льняной светит луковкой сын.

СВЯТОСЛАВ

Памяти Славы Кальницкого

За Русь положили его, за славян,
К утру, простыню подостлав.
Его называли здесь просто Славян
И только главврач – Святослав.

Всегда – простаком, никогда не боясь
Созвучья великих имён.
И прежде, конечно, сиятельный князь,
Что вышел из ночи времён.

Садился легко на ретива коня,
Как пардус бегущий поджар.
А после в полях оставалась стерня
От зрелых колосьев хазар.

Измучен походами встал жеребец.
Нет сил поквитаться со злом.
И поздней зарницы багровый рубец –
Как тот, что скрывает шелом.

Оставила в шраме суровая нить:
«Кровиночку-Русь – не замай».
И голову негде уже преклонить,
Хоть князь её тут же снимай.

Недаром он утром ушёл из былин
От ярой багровой каймы,
Чтоб здесь, у порогов, в густой формалин
Залечь посредине зимы.

Промёрзли, как души, ладьи на Днепре.
Коню до нагрудника снег…
И череп Славяна украл в декабре
На память студент-печенег.

***

В спящем городе, в маленьком хосписе
На клубочек мотается нить,
А на стенах картины да росписи,
Чтоб красиво домой уходить.

Медсестричка, в халатике вытачка,
Грудью стол протаранила всей,
А в клубке ариаднина ниточка,
И в дверях задержался Тесей.

Он цветы приготовил заранее,
От волненья качаясь душой.
У него в коридоре свидание
С новой жизнью, как небо, большой.

СВЕТСКАЯ ЛЬВИЦА

Привыкла в свете опытная львица
Своей виной не разбавлять вина,
И потому известная певица
В огромном доме заперлась одна.

Она смотрела, как в полёте плавном
Мечта махала издали крылом,
И примадонна думала о главном,
Когда-то главном, а теперь былом.

Что тридцать лет мечтала петь в Ла Скала,
Сбежать от надоевших москвичей,
Что лучше бы детей она ласкала,
Чем слух неблагодарных богачей.

То, что когда-то, на заре карьеры,
Ни жизней не жалея, ни смертей,
По первым нотам, без креста и веры,
Училась избавляться от детей…

И кто-то в дом её входил незримо,
Заглядывал в пустые зеркала,
И на бар-стойку навалилась прима,
Бокал уже не первый налила.

Пригубила шампанского устало.
Припомнила кем стать не повезло.
И за спиной тоска, как ведьма, встала,
В затылок задышала тяжело.

И дом уж был не дом, а так – избёнка.
И два когда-то милых близнеца –
Её глаза – два брошенных ребёнка
Совсем пропали в темноте лица.

***

Когда ещё не было в мире чернил
И всюду – один голубой,
Я дудку из пучки-травы смастерил
И лето позвал за собой.

А нынче, всего-то за несколько дней,
Пожухла на солнце трава
И в поле нездешней печали моей
Как будто прошла татарва.

Но может быть там, где я встречу закат,
Где встретит зарница стеной,
Я буду по-детски несказанно рад
И тонкой былинке одной.

***

Все слова благородных кровей
Не для басни кормить соловья –
А чтоб знать, что за смертью своей
Есть у каждого тайна своя.

Я, из мрака гуляя во тьму,
Там, где жизни прошёл карнавал,
Был свидетелем нынче тому,
Как бездетный старик умирал.

Там держала давно уж родня
Покрывала у пыльных зеркал.
Он совсем не заметил меня,
Он глазами кого-то искал.

Я стоял, безнадёгой заклят,
В полумраке прожив до седин,
И смотрел как пылал его взгляд,
Словно он умирал не один.

Словно мир становился тесней,
Словно руки да ноги вязал.
«Положите, – сказал, – вместе с ней».
Только с кем положить не сказал.

***

Что ты, светик мой ласковый, робок?
Что под сердцем огнём не горишь?
Что не ходишь с зарёю бок о бок,
А из мрака аукаешь лишь?

Я тебе, как заветному другу,
Показал где прозябло репьё.
Что ж ты, друг, не готовишь кольчугу?
Что ж ты, свет, не готовишь копьё?

Много нас по обочинам званых.
Так что, свет-пересвет, не робей!
Вон, как в тучах смеётся поганых
Беспощадной луны челубей.

***

На путь выбегая окольный,
Пуская сквозь время отростки,
Как символ Руси белоствольный,
Простор обнимают берёзки.

В их веточках тонкие связи
Звенят – и ослабнут едва ли.
Такими вот Игоря князя
Берёзы легко разрывали.

***

Я, пеплом своим посыпая главу,
Лежал на пути, как свинья.
Но Тот, Кого шёпотом только зову,
Поставил меня в сыновья.

Я рад от ребра научаться греху,
Прикрывшись листом лопуха.
Но Тот, Имя Чьё у травы на слуху,
Во мне не увидит греха.

Он ангела следом пошлёт старину,
Чтоб я не давился нытьём.
И чтобы не спутал Руси ширину
С широким, но гиблым путём.
 

02.08.2022