Анатолий Байбородин

Памяти преподобного Илии Муромца, Киево-Печерского чудотворца

Главы из очерка

Российским воинам посвящается

Если требует чести — отдай, если ищет золота — отдай; но за веру православную и Христову Церковь нам подобает и кровь свою пролити и живот свой положити...

Преподобный Сергий Радонежский великому князю Дмитрию Донскому

Я за веру стоял да Христовую,

Я за церкви стоял да за соборные.

Былина о святорусском богатыре Илье Муромце

ЗЕМЛИ РУССКИЯ СЛАВНЫЙ ЗАСТУПНИЧЕ

Илья Муромец – крестьянин, воин и монах. Илья Муромец в героическом русском эпосе — обобщённый образ русского народа: пахотный крестьянин по роду-племени и по духу, казак-шлемоносец по ратной службе, оборонитель Святой Руси, защитник вдов и сирот, а на склоне жизни – покаянный инок, замаливающий смертные грехи, скопленные в казачьей вольнице, и в глубокой старости – святой преподобный Илия Муромец, Печерский чудотворец, в Земле Российской просиявший, чьи нетленные мощи в Дальних пещерах Киево-Печерской святой обители. Сей святой крестьян, святой воин, святой инок запечатлён в творениях вдохновенных богомазов, покровительный лик его на русских воинских знамёнах и в крестьянском устном искусстве.

Крестьянин, воин, монах Илья Муромец – русский люд, который крестьянствует, обороняет Русь, усердно молится Христу Богу за спасение родного народа. Не княжич Добрыня, не попович Алёша и даже не князь Владимир Красно Солнышко, а Илья – крестьянский сын, богатырь, святой инок – былинное воплощение и образ русского народа.

Покинув родное село Карачарово, потомственный пахотный мужик на богатырской заставе обратился в казачьего атамана, оборонителя русских земель, защитника вдов и сирот, а на уклоне века Илья – покаянный инок, замаливающий смертные грехи, скопленные в казачьей вольнице. В старости же Илья – святой, в Земле Российской просиявший, чьи нетленные мощи покоятся в Антоничевой пещере Киево-Печерской обители.

Киевские богатыри величали Илью старый казак, а Господь и ссудил-то святорусскому богатырю сорок пять лет, из коих тридцать «сиднем сидел», а пятнадцать сражался против супостатов за сирот и вдов, за веру христианскую. Впрочем, по иному суждению, преподобный Илия Печерский, он же Илья Муромец, прожил долгий век и почил святым старцем.

В поэтическом воображении русского крестьянина …а Россия держава крестьянская… былинный богатырь Илья Муромец причудливо сближался и с Илией, ветхозаветным пророком, поскольку оба воителя сражались с холопами князя тьмы. Илья Муромец и похож на Илью Громовержца: «На огненной колеснице могучий седой с грозными очами разъезжает из конца в конец по беспредельным небесным полям, и карающая рука его сыплет с надзвёздной высоты огненные каменные стрелы, поражая испуганные сонмы бесов и преступивших Закон Божий сынов человеческих». (С. Максимов).

Старый казак Илья Муромец, воин Христов, защищал от супостатов и нахвальщиков не князя Владимира Мономаха, но русское простолюдье; оборонял Святую Русь под Покровом Царицы Небесной и под крылом Михаила Архангела — Ангела Зем­ли Русской. Даже тридцатилетняя хворь была дарована Свыше во спасение души, во обретение святости, а исцеление и обретение силы богатырской – Промысел Божий о народе русском.

В Святом Благовествовании Иисус Христос, молвя притчами, ведал: «не возжигают светильника и поставляют его под спудом, но на свещнице, и светит всем, иже в храмине». Посему доброе знамение о грядущей судьбе России, отрада рус­ским сердцам, коль по городам и весям страдающего Отечест­ва возродились народные торжества в честь православных  свя­тынь и святых, ибо  чествования  святости ярко, аки солнце после морока, освещают величавое прошлое святорусской земли, вселяют в души надежду на грядущую славу Руси, будят в русских соборный, братчинный дух, увы, при затишье впадающий в суету сует и грешное унынье.

Покаянное поклонение национальным святыням для русских – братины святой воды, кою по велению право­славных старцев, калик перехожих, испил былинный Илья Муромец, — испил и почуял не токмо силу телесную, а и духовную – необоримое желание постоять «за веру (…) да Христовую, (…) за церкви да за соборные» и за братьев и сестёр во Христе, поскольку «больше сия любви никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя…»

Русский народ на адском закате прошлого века обмер над пропастью национального вырождения, но сквозь истошный визг и вой нежити, царящей на Руси,[1] Божиим чудом народ услышал глас преподобного Илии Муромца, Печерского: русичи, возлюбите Бога, ибо заповедано Христом: «…возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душой твоею, и всею мыслью твоею»; затем возлюбите всепрощающей любовию брата и сестру во Христе, ибо рече Господь: «возлюбиши искреннего твоего яко сам себя»; а, возлюбив ближнего Христа ради, возгоритесь ненавистью ко врагам Христовым – супостатам, полонившим Землю Русскую, дабы в православной братчине сгинули междоусобные распри, своекорыстные помыслы, развеялся мрак лихолетья и, словно Царица Небесная, засияла над миром Святая Русь.  

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ – ВОИН ХРИСТОВ

Православный богатырский дух. Един Бог без греха, и русские богатыри, даже согрешая и каясь, – истинные христиане, одолевающие ворогов не столь богатырской силушкой, сколь православным духом. Воистину, не в силе Бог, но в правде, а правда за святорусскими богатырями, ибо не разоряли чужеземье ради из беснования и ради наживы, но сокрушали басурманов, обороняя земли русские от вражеских набегов.

Осадил Киев Батый-царь сын Батыевич с несметным полчищем, грянул поганый хан Мамай, помрачилась Русь печалью, и, яко перед всякой сечей, святорусский богатырь Илья Муромец призвал крестовых братьев под колокольный звон:

Уж вы ой еси, русские богатыри!

Надо нам идти во Божью церковь,

В Божью церковь Богу молитися,

Помолитися Спасу-Вседержителю,

А затем пресвятой матерь-Богородице,

А затем и Миколе-то святителю,

Ой, помолитися, благословитися...

А в иных былинах изображаются откровенно христианские деяния: вспомним Иванище, калику перехожего, обладавшего богатырской силой, который говорит Илье:

Я иду-бреду от города Иерусалима, 

Господу Богу помолился, 

Во Иордан реченьке искупался,

В кипарисном деревце сушился,

А ко Господнему гробу приложился…

На высоком киевском холме …может, под крестом святого апостола Андрея Первозванного… в отпахнутом белом шатре восседали за братчинным столом князь Владимир и богатырская дружина, вздымая кубки хмельного мёда, поминая былые битвы. А гусляр под серебряный звон гуслей пел старины о великом полководце, князе Святославе Игоревиче, о святом Владимире, крестившем Русь, о Владимире Мономахе и киевских богатырях.

Но жаль, не дожили до нынешних времён первозданные былины, что рождались в душе, воображении и на устах вещего бояна. Увы, ведомы лишь былины, от сказителей записанные народоведами в позапрошлом веке да на рассвете прошлого; и русское мировоззрение сих веков, похоже, отразились на слове и духе былин. 

Мировоззрение былинного Ильи, увы, могло и не совпадать с мировоззрением преподобного Илии Печерского, карачаровского мужика, казачьего атамана и Киево-Печерского монаха, поскольку образ былинного Ильи зависел от духовных воззрений сказителей, кои либо обладали ясным православным духом, либо смешивали веру с языческими суевериями, либо вовсе жили без Бога и царя в голове. Образ Ильи Муромца зависел и от воззрений учёных-народоведов, записывающих старины от старинщиков-былинщиков; зависел и от российских времён, в кои филологи записывали былины: православные то были времена или годы воинственного безбожия, когда былины, а с ними и образ Ильи Муромца, подверглись духовному искажению, усилению языческого мистицизма, где воспевались отец-небо и мать-сыра земля, в страстном соитии коих якобы рождалось всё живое на земле.

Чисто поле в славянском язычестве – священная мать–сыра земля, а посреди поля – судьбоносный бел-горюч-камень или камешек Алатырь, где начертан выбор грядущей судьбы: быть богату, женату либо убиту. Илья Муромец читал каменные письмена, хотя и ведал заповедь Божию: «Аз есмь Господь Бог твой; да не будут тебе бози инии, разве Мене. Не сотвори себе кумира и всякого подобия, елика на небеси горе и елика на земли низу, и елика в водах под землей, да не поклонишися им, ни послужиши им». (Заповеди Божии)

В душе святорусского богатыря – закатные отзвуки ветхославянского язычества, звучащие в былинах при упоминании Микулы Селяниновича, коего «любит матушка сыра земля…», при спасительном обращении к матери-сырой-земли в сражениях и при судьбоносном раздумье у бел-горюч-камня Алатыря.

* * *

Набожность Ильи и родителей. Илья Муромец смалу и по седую бороду – воистину православный христианин, отряхнувший прах языческого идолопоклонства, потомственный боголюбец и богомолец, поскольку в христолюбии жили и родители Ильи Иван Тимофеевич и Епистимья Олександровна, а в иных былинах – Ефросинья Яковлевна. Не тужили, ибо жили по заповедям Божиим:

«Яко во дни, благообразно да ходим, не козлогласований и пианства, не любодеяний и студодеяний, не рвений и зависти. Но облецытеся Господом нашим Иисусом Христом, и плоти угождая не творите похоти. (Римл. 13-13, 14.)

И когда Илья поведал родителям о чудесном исцеление, то мать радостно благодарила Христа Бога, а ликующий отец побежал в Божий храм с благодарением.

Ай тут батюшко ево да тому рад он был,

Тому рад-то он был, весьма радешенёк,

Он бежал-то скорешенько тут, скоро из циста поля;

Он хвалу-то приносил Богу небесному,

Во-вторых-то он Царицы, Божьёй Матери,

Во-третьих-то всё калик да перехожиих:

– Они были у меня да не просты люди,

Не просты были люди, да всё сьвяты отцы:

Исьцелили у меня сына единого…

Божьи посланники даруют богатырство крестьянскому сыну не для потехи-утехи бойцовской и слёзы вдов да сирот и не ради лишь услужения князю Вла­димиру Мономаху, но дабы «по­стоять за веру христианскую». Подобное слышим и в благословении родителей, когда Илья ладится на ратные подвиги и, согласно православному обычаю, испрашивает родительское благословеньеце у батюшки Ивана свет Тимофеевича:

Он и просит себе благословеньица: 

«Ох ты, гой еси, родимый, милый батюшка!

Дай ты мне своё благословеньице,

Я поеду во славный, стольный Киев-град,

Помолиться чудотворцам киевским,

Заложиться за князя Владимира, 

Послужить ему верой-правдою, 

Постоять за веру христианскую». 

Отвечает старый крестьянин, 

Иван Тимофеевич: 

«Я на добрые дела тебе благословенье дам,

А на худые дела благословенья нет. 

Поедешь ты путём-дорогою, 

Ни помысли злом на татарина, 

Ни убей в чистом поле христианина».

После батюшки благословляет Илью на добрые деяния и родная матушка Ефросинья свет Яковлевна:

    – А уж поедешь ты ли, чадо наше милое,

     А ты во славный да ли во Киев-град,

     А не кровавь сабли востроей,

     А не сироти-ко ты да малых детушек,

     А не бесчести-ко ты да молодыих жон.

   

Отец и мать чуют душой высокое богатырское призвание сына, а посему завещают не проливать крови христианской, но «врагов веры христианския истребляя» (Акафист преподобному Илие Муромцу). 

Покинул Илья родительский кров – «…дом отчий оставивый, да всему Отечествию службу сослужиши (…), любовь Божию любви родительстей предпочетший». От родителей, карачаровских крестьян, Илья Муромец унаследовал набожность, а посему деяния святорусского богатыря и даже обыденная жизнь исполнены православного духа. «Разумев Илие, яко исцеле внезапу от недуга своего, первее крест по писаному на себе положи». 

А тут ли стал Илья да на резвы ноги,

 А крестил глаза на икону святых отцов:

 – А слава да слава, слава Господу!

 А дал Господь Бог мне хожденьице,

 А дал Господь мне в руках владеньице.

(…)

Я поеду во славный, стольный Киев-град,

Помолиться чудотворцам киевским,

Без Бога не до порога… Покинув село Карачарово, Илья, будучи воцерковленным, «стоял заутреню во Муромли, а и к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев– град…». Былины песенным перстом указывают на искреннюю набожность Илии:

Умывается он да ключевой водой,

Утирается он да белым полотном,

А ставает да он нонь перед Господом,

А молится он да Господу Богу,

А крест кладёт да по-писаному,

А поклон ведёт да как водится,

А молитву творит полну Исусову...

А посадил князь Владимир деревенщину Илью в земляное узилище, воин Христов не тратит время даром, но «сидит-то за дубовым столом, /а и горит у Ильи воскова свеча, /и читает книгу он Евангелие…»

*  * *

Битвы с молитвой. Илья Муромец сражался против супостатов за веру православную, за церкви Божии, за вдов и сирот, и лишь попутно за князя Владимира с княгиней Опраксией Королевишной.

Я за веру стоял да Христовую,

Я за церкви стоял да за соборные...

Я за землю стоял святорусскую,

Да за бедных вдов, за сирот малыих…

А супостаты, искушаемые дьяволом, с древних лет ненавидели Русь, яко ненавидели иудейские книжники, фарисеи и первосвященники Христа Бога, и христиан, исповедующих Сына Божия, и лелеяли дьявольскую мечту сокрушить Православную Русь.

Сила Ильи Муромца от Бога: святорусский богатырь поражает ворогов по горячей мольбе, по молитвенному обращению к Спасу Вседержителю и Царице Небесной, ко святым апостолом и Божиим угодникам. Лишь с молитвой битвы Ильи Муромца против супостатов…

Черниговские горожане советуют Илье ехать долгим, окольным путём, а не прямоезжею дорогою, что заколодела, замуравела, где «чёрну ворону – не пролётывать, зверю серому – не прорыскивать, где Соловей сидит во семи дубах» и так свистит, разбойник, что «тёмны лесушки – преклоняются, а что люди есть – все мертво лежат». Выслушал Илья Муромец от черниговских мужиков эдакие страсти, помолился Царю Небесному, Царице Небесной и всем святым, да с Божией помощью и сразил Соловья-разбойника.

«Уж ты Спас, ты Спас да многомилослив,

Пресвятая Мати Божья, Богородица!

Я стоял ведь за веру да православную,

Я стоял же за церкви да всё за Божие,

Я стоял же за честные монастыри,

Я стерёг-берёг да красен Киев-град…»

Одолевший Соловья-разбойника, Тугарина Змеивича и Змея Горыныча, дважды Илья Муромец падал сражённый – в битве с Жидовином и Сокольником, и дважды по молитве Господь добавлял Илье богатырской силы, и русский воин сокрушал ворога.

Говорит Илья таковы слова: 

«Написано было у святых отцов, 

Удумано было у апостолов: 

Не бывать Илье в чистом поле убитому; 

А теперь Илья под богатырем!» 

Лежучи у Ильи втрое силы прибыло…

А хан Батый собрался казнить старого казака, но по слёзной мольбе Господь даровал Илье силушку неодолимую:

Взмолился стар казак Илия Муромец

Тому угоднику божьему Николаю:

«Погибаю я за веру христианскую!»

 У Илейки силы вдвое прибыло...

Поверженный Со­кольником, падает богатырский атаман и жарко молится:

«Ох ты ой есть, Пресвята Мать Богородица!

Ты почто это меня нынче повыдала?

Я за веру стоял да Христовую,

Я за церкви стоял да за соборные».

Вдруг не ветру полоска перепахнула, —

Вдвое-втрое у старого да силы прибыло,

Да свистнул он Сокольника со белых грудей,

Да заскакивал ему да на черны груди...

Илью спасает вера, ибо по вере и воздаётся Божью послушнику, не ослушнику: Сокольник ткнул копьецом бурзамецким в богатырскую грудь, и расклевали бы вороны бездыханного посреди степи, но крест оборонил богомольца.

Пригодился тут да золот крест чу­ден, —

По насадке копьецо да извихнулося…

Богатырка-поляница бьёт спящего Илию рогатиной, и вновь спасает крест:

Погодился у Илии да крест на вороте,

Крест на вороте да полторы пуда:

Пробудился он от звону крестового...

* * *

Милосердный воин Илья. Любимый герой русского эпоса в тревожной воинской жизни обладал силой плотской, но и силой духовной, а посему былины, воспевая подвиги святорусского богатыря, поминают его христианское смирение и кротость.

Христианское чувство Илии не исчерпыва­ется тем, что в Святом Писании зело горазд, что «крест клал по-писаному, поклон вёл по-учёному» и насмерть стоял за церкви соборные, но и сам характер старого ка­зака, добродушный, кроткий и милосердный присущ истинному христолюбцу и богомольцу.

В дружине князя Владимира Илья Муромец – мужище-деревенщина, а мудрее и храбрее прочих витязей, да и по-христиански милосерднее. Дабы поладить миром, обойтись без кровопролития, миротворец Илья вёл переговоры с Калин-царём …очевидно, половцем… и просил того не осаждать Киев.

И поверженных святорусский богатырь жалел да, бывало, и отпускал с Богом. Помнится, в Диком поле Збут Борис-королевич, родич "короля Задонского", пришпорив коня, коршуном бросился на Илью Муромца: стрельнул в грудь из тугого лука, а богатырю, словно укус комара. Иной витязь трижды бы кинул ворога в небеса и дважды поймал либо вонзил кинжалище в чёрные груди, но благодушный Илия пожалел королевича:

 Не бьёт палицей тяжкою,

 Не вымает из налушна тугой лук,

 Из колчана колену стрелу,

 Не стреляет он Збута Бориса-королевича…

Ухватил Илья дерзкого королевича, бросил выше дерева «стоячева», затем подхватил, уложил на земь и спросил про «дядину-вотчину». Изумился благородству супротивника Збут Борис-королевич, яко изумлялись хазарские богатыри Сокольник и Жидовин:

 Кабы я у тебя на груди сидел,

 Я спорол бы тебе, старому, белую грудь...

Да и любой воин вспорол бы, не моргнув глазом, но лишь в русском вое, подобном Илье Муромцу, даже после яростной сечи просыпалось милосердие к поверженному и полонённому.

Хотя, случалось, и русские воины ожесточались… Скажем, сражался Добрыня Никитич палицами с богатыркой бабой Горынинкой, потом бился врукопашную, и поборола баба славного богатыря и уж вознамерилась кинжал вонзить Добрынине в белы груди, да, слава Богу, подоспел Илья Муромец, одолевший королевича. Покорилась баба Илье, но обидела Добрыню:

Не ты меня побил, Добрыня Никитич млад,

Побил меня стары казак Илья Муромец

 Единым словом.

Осерчал опороченный богатырь, и, лишь отвлёкся Илья, махом отсек голову вздорной бабе, чем огорчил и опечалил атамана.

А Илья Муромец, одолевши, не казнит Соловья-разбойника, но, приторочив к седлу, везёт на праведный суд князя Владимира Стольнокиевского. Мало того, на пиру y князя Владимира Илья в разгар веселья вспоминает o Соловье и просит князя Владимира отпотчевать разбойника чашей «зелена вина в полтора ведра, другой чашей пива пьяного, a третьей чашей меду сладкого, и дать ему закусить калачиком крупитчатым». Пo некой былине Илья и не казнил Соловья, но взял с разбойника клятву «не сидеть на семи дубах», не свистеть по-разбойничьи, не губить души православные.

Илья Муромец милостиво обходился даже с погаными… Покорив полчища трех царевичей татарских, Илья милует врагов:

Ох вы гой еси, мои три царевича!

Во полон ли мне вас взять?

Ай с вас буйны головы снять?

Как в полон мне вас взять,

У меня дороги заезжие и хлеба завозные;

А как головы снять, царски семена погубить.

Вы поедьте по своим местам,

Вы чините везде такову славу,

Что Святая Русь не пуста стоит,

На Святой Руси есть сильны могучи богатыри.

* * *

Алатырь-камень. Былинный Илья Муромец ведал из Святого Писания:

«Скрывайте же себе сокровище на небеси, идеже ни червь, ни тля тлит, и идеже татие не подкопывают, ни крадут: идеже бо есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше» (Мф.20,21).

Ведал Илья о сердечном сокровище и не копил богатства на земле, в Бога богател, жертвуя воинскую добычу монастырям и храмам, раздавая нищей братии.

Во чистом поле наехал на три погреба глубокиих,

И которые насыпаны погреба златом-серебра

Златом-серебром, каменьем драгоценныим;

И собирал тут добрый молодец всё злато это серебро

И раздавал это злато-серебро по нищей по братии;

И раздал он злато-серебро по сиротам да бесприютныим…

Думал князь Владимир Красно Солнышко одарить казачьего атамана за воинские подвиги златом-серебром…

Благодарил-то князь Владимир Илью Муромця,

 Илью Муромця же он сына Ивановича,

Он хотел ёго тогда да ударить за всё

 Дорогима-ти ёго же он подарками:

 «Мне-ка, старому, подарочки не к надобью,

 Вот не к надобью подарочки, не надобно, сын, 

Ты положь-ко лучше, князь, эти подарочки

На соборы-ти, на храмы, церквы Божие,

Как на тех ли всё на сирот бесприютных всех.»

Тут славу поют Ильи же, Ильи Мурамцю…

Илья Муромец и завершил век по-христиански свято: на последнем уклоне жизни ехал, не погоняя старого коня, и на перепутье трёх просёлочных дорог – судьбоносный Алатырь-камень, где роковые письмена. Поводил старый казак копьецом по строкам и если раньше езживал той дорогой, где могут убить, дабы от некого ближнего отвести смерть, нынче же вздумал иной дорогой ехать. Помолившись, перекрестившись, тронулся по лесному просёлку, где богату быть, а на богачество, по старому преданию, выстроил храм соборный. 

Едет добрый молодец да во чистом поле,

И увидел добрый молодец да Латырь-камешек…

(…)

Илья: «Поеду в ту дорожку, где богату быть!»

Едет старик по чисту полю,

Заехал ли стар во темны леса.

Стоит тут погреб золотой казны:

Повыкатил казну да Илья Муромец,

Нанял хитромудрыих плотников,

Построил он церковь соборную 

Святителю Николе Можайскому 

Во славном во городе во Киеве. 

Сам заехал во пещеры во глубокие, 

Тут Илья уж преставился, 

Поныне его мощи нетленные! 

Да к тому-то стиху и славу поют!

«Странствуя по стороне киевстей и оберегая ю от лихих разбойник, богатства и чести не искал еси себе, но аз иду служити за веру христианскую, и за землю Русскую…» (Акафист, кондак 8)