Наш ответ «соловьям» русофобии, или «Несостоявшаяся революция» Т. и В. Соловей как несостоявшееся открытие

Думаю, разговор о книге Татьяны и Валерия Соловей «Несостоявшаяся революция. Исторические смыслы русского национализ¬ма» (М., 2009) есть смысл начать с важной особенности методологии, избранной авторами исследования. Многие их основополагающие взгляды вырастают из работ зарубежных учёных, прежде все¬го Ицхака Брудного, доктора политологических наук Иерусалимского Еврейского университета. При этом израильский исследователь очень редко цитируется. Как правило, делаются ссылки на его книгу и периодически кратко излагаются некоторые её положения.

На мой взгляд, такое отношение к первоисточнику научно не-продуктивно и некорректно. Книга Ицхака Брудного, изданная на английском языке, недоступна для большинства читателей, которым остаётся верить или не верить её московским интерпретаторам. Они же израильскому учёному не просто верят: подавляющая часть суждений Брудного для Татьяны и Валерия Соловей - это и аксиомы, и своеобразный трамплин в их исследовательских «инно¬вациях». При этом неточность и первоначального посыла профессора Еврейского университета, и его дальнейшего - в никуда - преломления профессорами МГУ и МГИМО не вызывают сомнений.

Например, корни явления, которое в «Несостоявшейся рево¬люции» называется национализмом 60-80-х годов XX века, авто¬ры книги видят, в частности, в социальном происхождении многих идеологов данного движения. Вслед за Брудным Татьяна и Валерий Соловей, отталкиваясь от места рождения «большинства видных националистов», делают следующий вывод: «Деревня и провинциальный городок были материнским лоном значитель¬ной части русского националистического истеблишмента, тем идеализированным прошлым, откуда они черпали своё творческое вдохновение и где искали рецепты переустройства современной им жизни» (с. 214).

«Идеализация прошлого», «идеализация деревни» - эти оценки Соловьёв, неоднократно встречающиеся в их книге, совпадают с те¬ми обвинениями, которые звучали в адрес «деревенской прозы» со стороны официозных и «левых» авторов в 60-80-е годы XX века. И то, что в рецензируемой книге реанимируются подобные взгляды, свидетельствует, в частности, о мировоззренческой родословной Татьяны и Валерия Соловей. Во многом поэтому они не понимают очевидное.

Особое отношение к деревне «правых» или, как они называются в книге, «русских националистов», социальным происхождением не только не исчерпывается, но даже не измеряется. Напомню, что Юрий Казаков, родившийся на Арбате, состоялся как русский человек и русский писатель благодаря Поморью, и его восприятие де¬ревни было сродни восприятию Василия Шукшина, Василия Бело¬ва, Валентина Распутина и других представителей «деревенской прозы». Ещё один «арбатовец» Вадим Кожинов, который называется в книге «Несостоявшаяся революция» «асфальтовым» национа¬листом, в статье 1967 года «Ценности истинные и мнимые» выска¬зал ряд принципиальных суждений, точно определяющих пози¬цию «правых» в данном вопросе: «Для В.Белова его герой (Иван Африканович Дрынов. - Ю.П.) выступает не как «тоже человек», но как человек в наиболее полном, целостном значении слова»; «В повести нет, в частности, превосходства человека, живущего на земле, землёй, над людьми, ведущими иной образ жизни, нет идеализации «патриархальности» и т.п. Герой Белова нисколько не «лучше» людей, сформированных иными условиями: он только - в силу самого своего образа жизни - обладает единством бытия и сознания - единством практической, мыслительной, нравственной и эстети¬ческой жизнедеятельности»; «Человек, живущий на земле, вросший в неё корнями, сохраняет полноту восприятия мира; в нём - пусть в зачатках, но цельно, органически, полнокровно - живёт вся цивилизация, вся культура - труд, мысль, нравственность, искусство» (Кожинов В. Статьи о современной литературе. - М., 1982).

Пик фактических ошибок и фальсификации в книге «Несосто¬явшаяся революция» приходится на главу девятую «Национальные идеи и русское общество», в которой речь идёт о так называемой «русской партии» 60-80-х годов XX века. В этой главе содержатся многочисленные свидетельства того, что авторы книги плохо разбираются в данном вопросе. Приведу несколько характерных примеров.

На странице 244-ой давление цензуры на «писателей-деревенщиков», зачисленных в националисты, доказывается очень своеобразно: «По крайней мере, на рубеже 70-80-х годов XX века «деревенщики» постоянно жаловались (разрядка моя. - Ю.П.) на удушающую цензуру». Ссылка на жалобы звучит, конечно же, неубедительно, а иных «доказательств» цензурного давления в книге нет. Более того, такая «аргументация» ставит под сомнение саму идею притеснения авторов «деревенской прозы» и русских националистов вообще.

Трудно сказать, почему Татьяна и Валерий Соловей не приводят факты, известные любому профессиональному и добросовестному исследователю проблемы. Например, письмо Начальника Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР П.К. Романова в ЦК КПСС от 6 мая 1982 года. В этом письме называются публикации в журнале «Наш современник» за 1980-1982 годы, вызвавшие нарекания и вмешательства цензуры: «Живая нива», «В верховьях Ловати и Великой», «Земля русская» Ивана Васильева, «Лад» Василия Белова, «Вова, т-сс-с» Владимира Солоухина, «Несчастье», «Русские городки» Юрия Бондаре¬ва, «Драчуны» Михаила Алексеева, «Сороковой день» Владимира Крупина, «Репортаж» Николая Рубцова.

Процитирую отрывок из письма Романова, в котором говорится о «Драчунах» МАлексеева: «В эту (последнюю. - Ю.П.) часть писа¬тель включил материал о голоде 1933 года, причём утверждал, что этот голод (страшнее, чем в 1921 году) распространился на Повол¬жье, Северный Кавказ, Украину, Западную Сибирь, Северный Казахстан, Нижний Урал. Причиной голода, по мнению автора, был не неурожай, а самоуправство властей, роковой просчёт, допущенный сверху <...>.

Поскольку в историко-партийной литературе и официальных документах о голоде 1933 года ничего не говорится, нами были вы¬сказаны соображения о нецелесообразности публикации материала в представленном виде. Автор, приглашённый в Главлит, с этим не согласился и исключил из произведения лишь указание на широкое распространение голода в стране и некоторые натуралистические описания его проявлений в селе Монастырском».

Для понимания роли «деревенской прозы» и «русской партии» в отечественной истории необходимо иметь в виду то, о чём у авторов «Несостоявшейся революции» не говорится ни слова. Михаил Алексеев первым в нашей стране в подцензурной печати сказал правду о голоде 1933 года, а Михаил Лобанов в статье «Освобождение» («Волга», 1982, № 10), посвящённой «Драчунам», пошёл дальше... Эта статья была воспринята Юрием Андроповым, Альбертом Беляевым и многими другими - от работников ЦК КПСС до офици¬альных и либеральных критиков - как великая крамола, как ревизия советской версии коллективизации в жизни и литературе. Хотя ревизия, конечно, началась раньше - в «Плотницких рассказах» и «Канунах» Василия Белова...

Итоговая реакция со стороны власти на деятельность «русской партии» по возрождению исторической памяти - постановление ЦК КПСС «О творческих связях литературно-художественных жур¬налов с практикой коммунистического строительства» от 30 мая 1982 года. В нём, в частности, говорилось: «...События отечественной истории, социалистической революции, коллективизации изображены с серьёзными отступлениями от жизненной правды. Отдельные публикации содержат предвзятые, поверхностные суждения о современности...».

В книге, подчеркну, историков Татьяны и Валерия Соловей и этот документ отсутствует. Как отсутствует и многое другое, что не позволяет всерьёз, полноценно говорить о «русской партии»: ссылки на дискуссию «Классика и мы», на работы МЛобанова, В.Кожи- нова, П.Палиевского, О.Михайлова, Ю.Селезнёва, ЮЛощица, АЛанщикова, С.Семанова, опора на произведения В.Белова, В.Шукшина, ФАбрамова, ВАстафьева, В.Распутина, Вл. Солоухина, Е.Носова и т.д. Поэтому большинство оценок, данных авторами «Несостоявшейся революции» русским националистам, воспринимаются лишь как наукообразная паутина, словоблудие, не имеющее никакого отношения к объекту исследования.

Правда, ситуация принципиально не меняется, когда необходи¬мая конкретика появляется. Так, на странице 228-ой 1962-ой год называется годом создания ВСХСОН. На самом деле эта организация появилась в 1964 году, о чём, в частности, говорится в статье члена ВСХСОН Леонида Бородина «По поводу одного юбилея» («Москва», 1994, № 2). Или на странице 245-ой всего одним абзацем характеризуется «Русский клуб», однако профессор МГУ и профессор МГИМО умудряются на таком «пятачке» допустить следующие фактические ошибки. «Русский клуб» функционировал не два года, как утвержда¬ют авторы книги, а пять лет - с 1967 по 1972 годы. Пётр Паламарчук не мог быть его участником, ибо ему в 1968-1969 годах (называе¬мых Т. и В. Соловей) было 13-14 лет. Инициалы известного критика, литературоведа, писателя Михайлова - О.Н., а не О.М. Что же касается Ильи Глазунова, упоминаемого авторами книги, то, видимо, есть больше оснований доверять Сергею Семанову, который утверждает, что «такие известные тогда деятели русской культуры, как Илья Гла¬зунов или Владимир Солоухин, в работе клуба не участвовали. Во всяком случае, я о том не могу вспомнить» (Семанов С. «Русский клуб» // Семанов С. Русско-еврейские разборки. - М., 2004. - с. 182).

Ещё на одну особенность «Несостоявшейся революции» пер¬вым справедливо указал Илья Кукулин: «Вообще, русских авторов Т. и В. Соловей цитируют в основном по иностранным научным трудам, так что национализм двух московских профессоров приобретает какой-то подозрительно импортный вид: мысли П.Киреев¬ского и КАксакова приводятся по реферату книги польского исто¬рика Анджея Валицкого, а цитаты из П.Пестеля и М.Каткова - по работе британского историка-русиста Джеффри Хоскинга, и такого рода примеры можно продолжить» (http://www.openspace.ru/lit- erature/projects/9533/details/11085).

Другая «ветвь» русских националистов, по классификации Т. и В. Соловей, - это городские рафинированные интеллигенты, пред¬ставленные в главе восьмой «Возрождение национализма» Вади¬мом Кожиновым и Петром Палиевским. Появление этих, по выражению авторов книги, «асфальтовых» националистов было вызвано «разочарованием в хрущёвском правлении и коммунистичес¬кой политике вообще» (с. 214).

Свидетельства, подтверждающие данную версию, историками не приводятся, так как объективно не существуют. Их нет и быть не может прежде всего потому, что для разочарования в Хрущёве пер¬воначально нужно было им очароваться, а это к Кожинову и Пали- евскому не имеет никакого отношения. Вот, например, сталинис¬том Вадим Валерианович в молодости был, но хрущёвофилом - никогда. Тезис о разочаровании в коммунизме неизвестно из каких работ, высказываний произрастает, но известны статьи и интервью Кожинова иной направленности (правда, более позднего времени): «Коммунизм неизбежен?..», «О революции и социализме - всерьёз», «Социализм в России - это неизбежность»...

В числе других причин, вызвавших появление «асфальтовых» на-ционалистов, называются «экологическое варварство» (строитель¬ство гидроэлектростанций и ЦБК на Байкале), «разрушение тради- ционно-культурной среды», «мощная антирелигиозная пропаган¬да» (с. 215). И с такой версией событий трудно согласиться по сле¬дующим причинам.

Во-первых, в годы правления Хрущёва сооружение ГЭС воспри-нималось восторженно представителями разных направлений. Во- вторых, решение о строительстве ЦБК на Байкале было принято ещё в 1953 году. Само же сопротивление строительству, а затем и эксплуатации комбината объединило людей разных мировоззре¬ний и национальностей, которые экологическое преступление вла¬сти воспринимали без какого-либо национального окраса. По¬дробно об этом сопротивлении повествует В.Распутин в книге «Земля у Байкала» (Иркутск, 2008, с. 73-129). В-третьих, в хрущёв¬ские времена националистической реакции со стороны Кожинова и Палиевского на антирелигиозную пропаганду и разрушение тра¬диционной культурной среды не было и в принципе быть ещё не могло в силу широко известных фактов биографии Вадима Валери¬ановича и Петра Васильевича...

Вопросы и несогласие вызывает практически каждая страница «Несостоявшейся революции», где речь идёт о русских писателях и мыслителях. И хотя московские профессора, какуже говорилось, не утруждают себя доказательствами, примерами, любому человеку, знающему историю русской словесности и отечественной мысли, думаю, очевидны и мертворождённость частных утверждений ав¬торов «Несостоявшейся революции», и несостоятельность общей концепции их книги. Иными словами, наполнение конкретным со¬держанием сотен фактологических лакун «Несостоявшейся рево¬люции» выявляет отсутствие в книге обратной связи между «теори¬ей» и «практикой».

Например, на 242-ой странице Т. и В. Соловей относят к либе¬ральным националистам «либеральное крыло деревенщиков и журнал «Новый мир» и характеризуют их, в частности, так «Они признавали необходимость радикальных (разрядка моя. - Ю.П.) политических и экономических реформ».

Во-первых, вызывает удивление, что Александр Дементьев, Игорь Сац, Владимир Лакшин, Ефим Дорош, Александр Твардов¬ский и другие «новомировцы» попадают в разряд националистов, пусть и либеральных. Советскость была всеопределяющим нача¬лом в их мировоззрении и творчестве (об этом я подробно говорю в статьях «Александр Твардовский: мифы и реальность, или Заметки о заметках ВА. и OA. Твардовских», «Владимир Лакшин: привычный и неожиданный», «Михаил Лобанов: русский критик «на передо¬вой» // Павлов Ю. Критика XX-XXI веков: литературные портреты, статьи, рецензии - М., 2010). Уже поэтому любой национализм «но- вомировцев», как и идеи «радикальных политических и экономиче¬ских реформ», исключается. Можно говорить лишь о редкой, эпи¬зодически проявляющейся русскости у Твардовского и Лакшина.

Во-вторых, непонятно, кого из «деревенщиков» Т. и В. Соловей относят к либеральному крылу (фамилии не названы). Видимо, тех писателей, кто в 60-е годы публиковался в «Новом мире». Однако эти авторы, о чём неоднократно говорилось, в 70-е годы без какой- либо смены вех - мировоззренческих и творческих - стали «ли¬цом» «Нашего современника», журнала, по классификации Т. и В. Соловей, консервативных националистов. Не вызывает сомнений, что факт публикации названных писателей в «Новом мире» не сви¬детельствует об их национальной и иной ориентации, а либераль¬ное крыло «деревенщиков» - это миф, порождённый элементар¬ным невежеством московских профессоров.

Создаётся впечатление, что авторы книги часто просто не пони¬мают того, о чём пишут. Так, на 243-ей странице утверждается, что в годы правления Брежнева «русофилы контролировали» и журнал «Кубань». Если бы Т. и В. Соловей хотя бы открыли альманах (а не журнал) «Кубань» 70-х - начала 80-х годов, то легко бы убедились, что русский дух в нём отсутствует вообще. Это было серенькое, со- ветски-правоверное издание. Ситуация резко изменилась лишь в 1987-ом году, когда главным редактором «Кубани» стал Виталий Ка- нашкин. Или на той же 243-ей странице сообщается, что «деревен¬щики» были «при Хрущёве лишь одной из групп интеллектуальной элиты». Этого не было уже потому, что «деревенская проза» как яв¬ление, как идейно-эстетическая общность писателей в реальности и в восприятии окружающих - от читателей и критиков до партий¬ных верхов - ещё не существовала. Это произойдёт на рубеже 60- 70-х годов, чему, в частности, будет способствовать публикация та¬ких классических произведений «деревенской прозы», как «При¬вычное дело» (1966) Василия Белова, «Деньги для Марии» (1967) Ва¬лентина Распутина, «Письма из Русского музея» (1966) Владимира Солоухина.

И вот на таком уровне на протяжении большей части книги размышляют Т. и В. Соловей о русских националистах, среди иде¬ологов которых преобладали писатели, философы, критики, пуб¬лицисты. Этот уровень не повышается, когда речь заходит о «соб¬ственно» истории. Например, в главе десятой «На переломе (вто¬рая половина 80-х - начало 90-х годов XX века)» при характерис¬тике событий декабря 1991-го года проводится следующая парал¬лель: «В 1917г. московским юнкерам, генералу Корнилову и тыся¬чам офицеров не требовались ничьи распоряжения и приказы, чтобы выполнить свой долг. Но курсанты советских военных учи¬лищ не уподобились московским юнкерам, ни одна (!) воинская часть не выступила под знаменем «единого и неделимого СССР», никто не уходил на Волгу к генералу Макашову, как уходили на Дон к генералу Краснову» (с. 279).

Такое видение переломных событий в истории России XX века можно объяснить только очень сильной понятийной мешаниной и плохим знанием истории периода революции и гражданской войны.

Во-первых, о какой верности долгу многих генералов и офице¬ров царской армии, Корнилова и Краснова в том числе, может идти речь, если в марте 1917-го они нарушили присягу?..

Во-вторых, авторы книги многократно преувеличивают число офицеров, воевавших в армии Корнилова. С нехарактерной для ис¬ториков «точностью» они утверждают, что «тысячи и тысячи». На самом деле, по свидетельству Станислава Ауского, в Добровольчес¬кой Армии при Корнилове были 3 полных генерала, 8 генерал-по- ручиков, 25 генерал-майоров, 199 полковников, 50 подполковни¬ков, 215 капитанов, 251 штабс-капитан, 394 поручика, 535 корне¬тов, 688 прапорщиков, 364 унтер-офицера (Ауский Ст. Казаки. Осо¬бое сословие. - М., 2002. - с. 288). Юнкеров же было 437 человек, а какая часть из них - москвичи - неизвестно...

В-третьих, само движение на Юг, на что делают упор авторы книги, далеко не всегда было обусловлено чувством долга. Так, в момент первых боёв за Ростов-на-Дону в городе находилось око¬ло 16 тысяч офицеров, в Добровольческой же армии служили 2732 человека. Однако сие не означает, что все «недобровольцы» были трусы, шкурники, люди без чести и т.д. Руководство белого движения, заявившее о республиканском будущем России, отпуг¬нуло часть офицеров-монархистов. Ещё меньше оснований было у них идти к «самостийнику» Петру Краснову, ратовавшему за по-явление новых государственных образований на юге России. Краснов же у Т. и В. Соловей - символ борца за «единую и недели¬мую Россию»...

Вызывает возражения и «кровяной» подход Т. и В. Соловей к на-ционализму, подход, называемый ими «толерантным расизмом». Более же широко национализм определяется авторами книги как «интерес к русской этничности» (с. 218). «Интерес» этот объясня¬ется авторами книги прежде всего вышеназванными причинами. Но, на наш взгляд, любовь («интерес» - слово в данном случае явно неудачное) к своему народу, Родине - не есть результат воздейст¬вия на человека социально-исторических и иных - внешних - факторов. Такая любовь - естество личности, данность, которая сильнее любых обстоятельств и самого человека, это чувство - «наоборот голове» (В.Розанов) и исчезающее вместе с головой. То есть в размышлениях Т. и В. Соловей о национальном не хватает метафизической высоты в понимании проблемы. Уровень боль¬шинства суждений авторов книги - это уровень крови и социаль¬ных, личностных, национальных комплексов. Важнейшая состав¬ляющая последних - проблема антисемитизма, неоднократно воз¬никающая в книге.

Сия проблема применительно к Кожинову и Палиевскому трактуется так «...Для «асфальтовых» националистов <...> антисе¬митизм служил компенсацией предшествующей интеллектуаль¬ной и культурной зависимости от еврейской среды. По откровен¬ному признанию самого Кожинова, до знакомства с Бахтиным он пребывал в уверенности, что русских интеллигентов-гуманитари- ев попросту не существует, что все интеллигенты - исключитель¬но этнические евреи или с еврейской примесью. В этом ракурсе бунт против авторитетов и наставников, коими были евреи, неиз¬бежно приобретал антисемитские черты, а антисемитизм оказал¬ся рядоположен стремлению к культурной и интеллектуальной эмансипации» (с. 217).

Нельзя согласиться с Т. и В. Соловей на уровне и «теории», и «ис¬тории» вопроса. Так, непонятно, почему «бунт» против учёных-ев- реев есть антисемитизм? Тогда получается, что «бунт» против этни¬чески русских авторов (В.Белинского, НДобролюбова, ДПисарева, Н.Чернышевского, И.Волкова, Н.Гуляева, М.Голубкова и т.д.) - это ру¬софобия? Нет, конечно.

Обвиняя Кожинова и Палиевского в ненависти к евреям, Т. и В. Соловей, люди вроде бы науки, должны были хотя бы назвать рабо¬ты Вадима Валериановича и Петра Васильевича, в которых про¬явился антисемитизм как стремление к освобождению от еврей¬ских наставников и авторитетов. Я таких работ не знаю. Но для ме¬ня очевидно другое: антисемитизм Кожинову и Палиевскому, ко¬нечно, не был присущ.

Для Вадима Валериановича, например, заядлого полемиста, бор¬ца с мифами, национальная принадлежность его многочисленных оппонентов не имела никакого значения. Так, ими были и евреи Б.Сарнов, Л.Робинсон, и русские МЛобанов, А.Казинцев. Думаю, по¬казательно и то, что Кожинов на протяжении жизни неоднократно очень высоко оценивал работы евреев (называю вслед за Т. и В. Со¬ловей евреев по крови, хотя этот критерий для меня и неприемлем) Н.Берковского, В.Непомнящего, Г.Гачева, ЛАннинского (а с двумя последними и дружил), уважительно относился к сионисту МАгур- скому, был женат на Е.Ермиловой и т.д. К тому же Кожинов неодно-кратно заявлял, что сам «кровяной» подход ему чужд: «Это перене¬сение из мира животных» (http://www.koginov.ru/interviu/beseda- vadima-kozhinova-s-v-b-rumyantsevim-i-v-m-lipunovim-5-avgusta- 1999 goda.html) . И главное: несмотря на то, что Кожинов довольно часто в своих работах обращался к еврейской теме, антисемитизм в них отсутствует, что я на многих примерах показываю в своей ста¬тье «Вадим Кожинов: штрихи к портрету на фоне эпохи» (Павлов Ю. Критика XX-XXI веков: литературные портреты, статьи, рецен¬зии. - М., 2010).

По схожей «методологии» в разряд антисемитов попадают очень многие достойные русские писатели, мыслители, Ф. Досто¬евский, в частности. В главе четвёртой «Националистический дис¬курс в конце XIX - начале XX в.» он так характеризуется Т. и В. Со¬ловей: «Утверждение о национализме Достоевского нередко пы¬таются опровергнуть его знаменитой пушкинской речью и харак¬терными для него оговорками (это слово употреблено явно оши¬бочно, что свидетельствует о предвзятости авторов либо об их проблемах с русским языком. - Ю.П.) об общечеловеческой мис¬сии России, всемирной отзывчивости русских, братской любви к человечеству. Но, как говорил один из героев Александра Дюма- старшего, Писание нам завещало любить ближних своих, однако в нём нигде не сказано, что англичане - наши ближние. Невоз¬можно поверить, что Достоевский видел в поляках и «жидах» бра¬тьев русского народа. Его ненависть к ним была вполне реальной, хотя во многом иррациональной, и даже призывы к «братской любви» не способны закамуфлировать подлинность этого чувст¬ва» (с. 96).

Да, оригинальную версию выдвинули историки: Пушкинская речь Достоевского - лишь дымовая завеса, призванная скрыть под¬линную сущность писателя, его ненависть к евреям и полякам. Толь¬ко если логика «оригинального человека» из одноимённого расска¬за Леонида Андреева понятна, то оригинальную логику московских учёных понять невозможно. Прежде всего потому, что о евреях и поляках в речи Достоевского даже не упоминается. К тому же чувст¬во писателя к названным народам (в данном случае не имеет значе¬ния, верно или неверно оно определяется) - это одно, и совсем дру¬гое - идея всемирной, братской любви как выражение христиан-ского идеала русского народа, о чём собственно и идёт речь у До¬стоевского. И наконец, доказательствами фобий писателя доктора наук себя не утруждают.

Понятно, что в своих голословных обвинениях в антисемитизме Достоевского, Кожинова, Палиевского и т.д. Т. и В. Соловей не ори¬гинальны. Не оригинальны они и тогда, когда в главе девятой, с по¬дачи А.Самоварова, транслируют мысль, что антисемитизм был ос¬новой для консолидации «русской партии» в 60-80-е годы XX века, вновь, конечно, не приводя никаких доказательств. Оригиналь¬ность авторов «Несостоявшейся революции» видится в том, что они вслед за Самоваровым утверждают: у русских патриотов не было своей положительной программы и действовали они наперекор ев¬реям: «Если евреи против социализма, то мы будем за социализм. Если евреи за демократию и рынок, то мы будем против» (с. 241). В очередной раз мне трудно сказать, на какие источники в своих фантазиях опираются Самоваров и согласные с ним Т. и В. Соловей. Приведённое высказывание, по сути, совпадает с тем, что говорит Моисеев, герой повести Л.Бородина «Правила игры». Вполне оче¬видно, что автор произведения, «русист» Бородин, эти взгляды не разделяет. Как не разделяли и не разделяют их НШафаревич и В.Ко- жинов, С.Семанов и О.Михайлов, Ю.Селезнёв и В.Бондаренко и дру¬гие националисты. В очередной раз не могу не задать детский во¬прос: откуда у профессиональных историков такое непрофессио¬нальное нежелание работать с первоисточниками и болезненная постоянная потребность примитивизировать взгляды оппонентов?

Ещё одна особенность книги «Несостоявшаяся революция» - в ней довольно часто происходят «жанровые сбои»: живое чувство открыто пульсирует в тексте. Это чувство весьма красноречиво и недвусмысленно выражает отношение Т. и В. Соловей к национали¬стам.

Приведу характерные примеры из главы десятой «На переломе (вторая половина 80-х - начало 90-х годов XX в.)». Версия Т. и В. Со¬ловей о том, что телевидение при Ненашеве и Кравченко, якобы «разделявших с националистами часть символа веры» (умеют же крепко выражаться учёные. - Ю.П.), проиграло борьбу за аудито¬рию менее тиражным, либеральным печатным СМИ, сопровожда¬ется таким оригинальным «комментарием»: «Ну и что, сынку, по¬могли тебе твои ляхи?» (с. 262). Или на той же странице «родовая черта русского национализма, начиная со славянофилов», опреде¬ляется как «слюнявая (разрядка моя. - Ю.П.) народофилия в со¬четании с незнанием <...> родного русского народа».

Трудно спокойно комментировать такое «открытие», но попро¬бую. Итак, братья Аксаковы и Ю.Самарин, Н.Гоголь и Ф .Достоевский, В.Розанов и М.Меныпиков, АБлок и И.Шмелёв, В.Белов и В.Распутин, В.Шукшин и Ст. Куняев, В.Кожинов и МЛобанов и многие другие на¬ционалисты XIX-XX веков русский народ не знали и не знают, а вот Татьяна и Валерий Соловей - знают...

Не думаю, что московские учёные осознают анекдотичность своего «открытия», ибо оно не просто лейтмотивом проходит че¬рез всю книгу, но повторяется многократно и с каким-то болезнен¬ным наслаждением. Вот как, например, характеризуются предста¬вители «русской партии» в главе девятой: «Подобно славянофилам, они выдумали <...> такую Россию и такой русский народ, которых никогда не существовало в помине. Подобно славянофилам, они опирались на культурно-идеологические мифы и предлагали дви¬гаться вперёд с головой, обёрнутой (да, с русским языком у профес¬соров проблемы. - Ю.П.) назад, в прошлое» (с. 247). И в этом кон-тексте вполне ожидаем тот окончательный приговор «русской пар¬тии», который неоднократно звучит в книге: идеология русских на¬ционалистов разрушила СССР.

Напомню, что примерно в одно время с Т. и В. Соловей подобное «открытие» сделал в своей работе «Кризис и другие» Сергей Курги- нян, о которой мне уже приходилось писать («Наш современник», 2010, № 1). Не знаю, своим ли умом названные авторы дошли до та¬кого абсурда, или выполняли чей-то заказ... Знаю другое: чувство ре¬альности, научной объективности должны быть превыше всего в работе любого исследователя. В книге же Т. и В. Соловей преобла¬дают явно выраженная предвзятость, партийность, голословность в трактовке разных лиц и событий. Как можно всерьёз Михаила Горбачёва (пусть и связан Валерий Соловей «родовой пуповиной» с его фондом) называть «прорусски ориентированным лидером» (с. 258), а Александра Солженицына - «знаменем русского нацио¬нализма» (с. 232). На основании чего можно делать заявления, по¬добные следующему: «То, что у Вадима Кожинова и Василия Белова было на уме (интересно, как об этом узнали Т. и В. Соловьи? - Ю.П.) или звучало в кухонных разговорах, у Дмитрия Васильева и Игоря Сычёва появилось на языке и стало главной темой публичных вы¬ступлений» (с. 265).

Непрофессионализм, научная, человеческая слабость авторов книги «Несостоявшаяся революция» проявляется и в том, что они ссылаются только на тех исследователей вопроса, с кем согласны или с кем легко полемизировать, и не замечают работы тех авторов, у которых данная проблема трактуется принципиально иначе. На¬зову только некоторые имена: И.Шафаревич, М.Назаров, О.Плато¬нов, С.Семанов, А.Степанов, АЛеботарёв, А.Кожевников, В.Карпец, ВЖивов.

Видимо, по той же причине не «задействованы» в «Несостояв¬шейся революции» мемуары Ст. Куняева «Поэзия. Судьба. Россия», МЛобанова «В сражении и любви», Л.Бородина «Без выбора», С.Ви- кулова «Лто написано пером...», без которых полноценный разго¬вор о русских националистах 60-80-х годов XX века невозможен.

Такие же концептуальные идеи книги Т. и В. Соловей, как импер¬ское государство всегда было враждебно русским, «революцион¬ная динамика начала XX в. фактически была национально-освобо¬дительной борьбой русского народа против чуждого ему <...> пра¬вящего слоя и угнетающей империи» (с. 166-167), октябрьский пе¬реворот 1917 года - это «русский этнический бунт» (с. 167), «анти¬семитизм, разжигаемый «чёрной сотней», после 1917 года буме¬рангом вернулся обратно в виде русофобии» (с. 164-165), «сла¬бость интеллекта, дефицит воли и организационная импотенция <...> - вот три порока русского национализма, обусловившие его политическое поражение и роковую неспособность сыграть важ¬ную роль в отечественной истории» (с. 435) и другие, убедительно уже опровергнуты в статьях Вячеслава Румянцева (http://www.hrono.ru/text/2009/rumll09.php), Сергея Семанова («Наш современник», 2010, №1), Ильи Колодяжного («Литератур¬ная Россия», 2009, №50-51) и в выступлении Александра Казинце- ва на Кожиновской конференции 28 октября 2010 года. Я приведу только одно высказывание В.Румянцева, которое напрямую связа¬но с названием книги Т. и В. Соловей. Историк обращает внимание на то, что авторы «Несостоявшейся революции» странно не заме¬чают современных изменений исторических смыслов русского национализма, и справедливо утверждает: «За минувшие два деся¬тилетия усилиями государственных структур, начиная от Админи¬страции Президента до завербованных агентов ФСБ, русское на¬ционалистическое движение было выпотрошено - как в кадровом, так и в идейном содержаниях - и наполнено новыми кадрами и смыслами. Всё самобытно русское из него было удалено, а взамен интегрировано то, что соответствует глобалистским стандартам: против «чужих» шуметь можно, но ни о какой подлинной нацио¬нальной и цивилизационной особенности своей страны и своего народа не может быть и речи. А те националистические организа¬ции, которые «разъяснениям» свыше не вняли, подвергаются унич¬тожающей «критике»: их руководителей арестовывают и отправля¬ют за решётку, литературу изымают и запрещают судебными реше¬ниями» (http://www.hrono.ru/text/2009/ ruml 109.php).

Всё сказанное и несказанное позволяет оценить книгу Валерия и Татьяны Соловей «Несостоявшаяся революция» как творческую неудачу, как несостоявшееся открытие, как книгу, написанную людьми, слывущими в определённых кругах русскими национали¬стами, а на самом деле не знающими и ненавидящими лучших представителей русской мысли XIX-XX веков.

PS. Велико было моё удивление, когда я узнал, что книга «Несо-стоявшаяся революция» - лауреат премии «Лучшие книги и изда¬тельства - 2009», более того, - в номинации «Философия». И что ещё удивительнее - подзаголовок книги вдруг стал называться «Ис¬торические смыслы русской нации» («Литературная газета», 2010, № 6-7). Не знаю, на какой стадии и кем «русский национализм» в названии книги был заменён «русской нацией», но догадываюсь, почему...

Из книги «Человек и время в поэзии, прозе, публицистике ХХ - XXI веков» 

26.09.2020

Статьи по теме