Александр Павлович Чехов (1855–1913) вошёл в историю русской литературы не только как старший брат Антона Павловича Чехова, известного писателя, но и как журналист, проработавший репортёром в газете «Новое время» более двадцати лет, как автор повестей, очерков и рассказов, специальных исследований об алкоголизме, о пожарном деле, о быте душевно больных.

Энциклопедический словарь по истории Кубани с древнейших времён до октября 1917 года содержит статью, рассказывающую о пребывании Ал. П. Чехова в Новороссийске, куда он был назначен в 1885 г. секретарём таможни. Как же случилось, что Новороссийская таможня стала с июля 1885 по май 1886 года местом службы старшего брата Чехова?

По окончании университета, обременённый семьёй, Александр Павлович был вынужден подумать о том, как зарабатывать на жизнь. Человек разносторонних дарований, окончивший физико-математический факультет Московского университета, знаток нескольких иностранных языков, Ал. П. Чехов не держал экзамен на звание кандидата и не получил право на 10-й чин и на преподавание в гимназиях, но был «утверждён Советом Университета… в звании Действительного студента с правом на 12-й чин, губернского секретаря». Поиски места увенчались успехом, и в 1882 г. Александра Чехова утвердили в должности начальника привозного стола и переводчика Таганрогской складочной таможни. Это была самая крупная таможня на Азовском море, и перед Александром открывались довольно хорошие перспективы карьерного роста. Назначение потребовало переезда в Таганрог, куда Александр Павлович и отправился вместе со своей гражданской женой Анной Ивановной Хрущёвой Сокольниковой и её сыном.

Антон Павлович к тому времени успешно обучался на медицинском факультете Московского университета, активно публиковал свои заметки и небольшие рассказы в газетах и журналах, тем самым обеспечивая всей семье (отцу, матери, младшим Михаилу и Марии) более-менее нормальную жизнь в Москве. «Живется сносно,– пишет Чехов брату в Таганрог в 1883 г. – Получаю 8 коп. со строки. Держу экзамены и пока счастливо. Перехожу на V курс».

В 1875 г. Александр приехал из Таганрога в Москву вместесо своим братом Николаем. Александр поступил в Московский университет, а Николай – в училище живописи, ваяния и зодчества. Но теперь ситуация изменилась. Вся семья проживала в Москве, а Александру пришлось вернуться в родной Таганрог. Переписка между братьями возобновилась, именно из неё мы узнаём о подробностях таможенной службы Александра и о жизни семейства Чеховых в столице. С момента получения должности Антон обращается к брату «Таможенный брат мой Александр!», да и сам Александр нередко именует себя также: «Брате Антоне! Да не удивишься тому своеобразному почерку, каким награждает тебя брат твой таможенный». Антон Павлович продолжает обыгрывать таможенную тему: «Уловляющий контрабандистов-человеков-вселенную, таможенный брат мой, краснейший из людей, Александр Палыч!» Позже, после начала службы в карантинно-таможенной конторе Новороссийска, появилось другое обращение: «Карантинно-таможенный Саша!», «таможенно-карантинный человече».

Смерть дочери Моси от менингита (1 февраля 1884 г.) потрясла Александра, и он покинул Таганрог, не дожидаясь официального перевода в Москву.

В начале марта 1885 г. Александр уезжает в Санкт-Петербург, где его принимают на службу в Санкт-Петербургскую сухопутную таможню в звании губернского секретаря.

Он продолжает публиковаться в «Осколках», «Будильнике», где, по его выражению, «хлещет таможню». Совершенно понятно, своей службой он не удовлетворен:

«Сочиняю отношения и ответы “во исполнение предписания от такого-то числа за № таким-то”. Убиваю в себе дух разума и мышления и стараюсь помаленьку превратиться в считающую и пишущую машину, живущую от 20-го до 20-го». Работа чиновника явно не по душе творческому человеку, и он продолжает томиться и изнывать:

«В таможне я представляю из себя нуль, но такой, за который прячутся те единицы, которые дают десятки и сотни в счислении. Делопроизводитель и его помощник взвалили всю работу на меня. Я делаю за всех и главным образом сочиняю бумаги, а они подписывают. А сочинить канцелярскую бумагу довольно трудно: требуется избегать смысла, знаков препинания и повторять буквально то, что значится в бумаге, на которую отвечаешь».

Реакцией начальства на распекание таможни в прессе было новое назначение для Ал. П. Чехова. 28 июня 1885 г. он иронически рапортовал Антону из Петербурга:

«Мудрое начальство, принимая во внимание мою усердную службу и литературные подвиги, назначает меня секретарём Новороссийской таможни на погибельном Кавказе у хладных вод Чёрного моря. Приемля с благодарностью подобное назначение, я собираю вкупе всех своих чад и домочадцев и на днях устремляюсь на юг».

Перед отъездом в далёкие края Александр заехал в подмосковное Бабкино, где Антон Павлович снял на лето для всей своей большой семьи дачу. Антон Павлович в письме Н. А. Лейкину 17 июля 1885 г. сообщал: «Александр сейчас у меня на даче. Через час уезжает в свой Новороссийск».

В одном из первых писем из Новороссийска 15 сентября 1885 г. Александр пишет Антону о небывалой дешевизне земли – по 7 рублей за квадратную сажень и зовёт его построить здесь доходный дом: «Антошенька! Да будут вам известны обстоятельства наших дел. Проводится к нам зилезная дорога, и все аборигены и пришлый элемент спешат покупать землю и строиться.

Земля – по 7 р. за кв. (квадратную. – О.С.) сажень, камень 12 р. за куб. сажень. По вычислениям умных людей, для того, чтобы стать домовладельцем, потребно:

40 кв. саженей земли – 280 р.

Камня и цемента – 600 р.

Зилеза на крышу – 120 р.

Окна, полы, стекла и пр. – 100 р. Итого – 1100 р.

Дом может приносить 240 р. в год, что составляет 30 процентов. Вникни, рассуди и уполномочь меня сделать тебя домовладельцем. Деньги потребны не сразу, а по частям: сначала на покупку земли, месяца через 4 за камень, ещё месяца через три – на крышу и т. д. По-моему, это не тяжело. Я и сам построился бы, да грошей нема. Ответствуй. В квартирах недостаток громадный. Во время отсутствия хозяев домами управляет нотариус».

 Сосед Александра – немец, они оба наслаждаются природой юга. В письме от 21 ноября 1885 г. из Новороссийска читаем:

«Горы – чуть-чуть видны. При восходе солнца они будут чудо как хороши с своими облаками на вершинах. Я незаметно для самого себя полюбил их и, вероятно, если снова попаду в Россию, то буду скучать за ними».

Как и другие приехавшие впервые на Северный Кавказ люди, Александр отмечает административную отделённость его нового места проживания от российской территории: «Мы по отношению к России составляем заграницу и без таможенного досмотра отправить к вам на Русь посылки нельзя».

В тексте письма обращают на себя внимание слова «зилезная» и «зилезо»; здесь стоит пояснить, что переписка братьев часто носит игровой характер, они подшучивают, дают друг другу прозвища, пародийно используют акцент людей разных национальностей. Детство, проведённое среди греков, украинцев и евреев, оставило свой след в своеобразном языке, на котором братья говорят друг с другом.

Старший брат ведёт трезвый образ жизни, много сочиняет, но пока всё складывает в папку, его жена ждёт ещё одного ребёнка. Общество в Новороссийске приняло Александра, но люди вокруг ему мало интересны:

«Я – желательный гость среди нашей интеллигенции (все – врачи, променявшие свою музу на добывание нефти или агентуру по перевозке грузов), но и эта интеллигенция далее сытого обеда с послеобеденным сном ничего тебе не скажет».

Работа на таможне в основном заключается в досмотре багажа. Эта процедура смущает Александра:

«Я всегда бываю мучеником, когда мне приходится досматривать, и три четверти багажа пропускаю без вскрытия, но за это мне в своё время достанется. Бесконечно совестно залезать в чужой чемодан и видеть краску на лице у пассажира».

Александр Павлович не устоял перед дешевизной участков, купил землю и пытается на ней строиться. Он скучает по Антону, настойчиво зовёт его в Новороссийск, упирая на то, что в городе – большая нехватка врачей. В письме от 21 ноября 1885 г. Александр описывает ситуацию с оказанием медицинской помощи в городе:

«В докторах мы ужасно нуждаемся, особенно летом, когда наступает купальный сезон. По легендам, ни один доктор не уехал из Новороссийска без денег. В купальный сезон (начиная с апреля) больных такая масса, что наши доктора-аборигены удваивают цену своих визитов. Я позволяю себе думать, что ты, приехавши в Новороссийск, не только не останешься без практики, но даже кое-что и вывезешь.

Если ты пожелаешь приехать, я от Керчи до Новороссийска доставлю тебя с комфортом, какой полагается на пароходах; и не только тебя одного, но и всю семью, потому что эта музыка мне ничего не стоит, даже в том смысле, что я не только не выпрашиваю билетов на поезд, но мне их предлагают, и я не спешу ими пользоваться. Главное дело, если вздумаешь поехать, не забудь захватить сестру и Мишку. К моменту вашего приезда моя хатка будет готова, а если и не успеется, то для вас будет заготовлена квартира. Цена квартиры зависит от количества приезжающих. Вообще это у нас дорого, но если ты соблаговолишь таможенный счёт законтрактую (местное выражение) квартирку рублей за 20 в месяц комнаты в четыре совершенно отдельно от меня. Мясо – 5 коп. фунт. Остальные продукты – пропорционально. Поспеши только ответом».

Антон Павлович с ответом не спешит. Первое известное нам письмо написано Александру только 4 января 1886 г. С августа по декабрь 1885 г. Антон Павлович чрезвычайно много работает. Пребывание на даче оказалось дорогим удовольствием, деньги нужны, чтобы рассчитаться со всеми и уехать в Москву. Медицина же дохода не приносит: «Больные лезут ко мне и надоедают, − жаловался Антон Павлович Лейкину 14 сентября 1885 г., − всё лето перебывало их у меня несколько сотен, а заработал я всего один рубль».

За пять месяцев – более 50 законченных текстов, научная работа, обширнейшая переписка, регулярный приём больных («от утра до обеда, т.е. от 10 до 2-х») – труд воистину титанический. Следует отдельно сказать о научном труде по медицине, который со знанием дела оценивают врачи. Мечтой Чехова было стать профессором Московского университета. Написание диссертации – первый шаг на этом пути. Ещё в апреле 1883 г. Антон Павлович предлагал брату Александру заняться научным исследованием «История полового авторитета», рассчитывая завершить труд примерно через 10 лет. Александр Павлович идею не поддержал. В 1884– 1885 гг. Чехов собирает материал для задуманной работы «Врачебное дело в России»:

«Я занят целый день до того, что в театре ещё ни разу не был за всю осень. Следить за наукой и работать – большая разница». Профессор факультета фундаментальной медицины МГУ В. А. Логинов в выпущенной несколько лет назад работе так отозвался об этом медицинском сочинении Чехова: «“Врачебное дело в России” – готовый, обширный и почти не проанализированный материал для преподавания истории медицины в России».

После переезда в Москву семейство Чеховых погрузилось в жизнь большого города, с её повседневной суетой и заботами. Дважды за это время пришлось поменять место жительства: с Якиманки – в дом Лебедевой, затем в дом Клименкова. «Меня заездила перевозка», − признавался Антон Павлович, однако заставляли обстоятельства:

«Новая квартира оказалась дрянью: сыро и холодно. Если не уйду из неё, то, наверное, в моей груди разыграется прошлогодний вопль: кашель и кровохаркание. Перебираться же на новую квартиру страшнее всего. Изволь я опять тратиться на переезды, переноски, на перемену адресов! На Якиманке есть квартира, как раз против меня… Пойду завтра глядеть её. Тяжела ты, шапка Мономаха! Жить семейно ужасно скверно».

Лейкин зовёт приехать в Петербург, Чехов отвечает:

«Вы советуете мне съездить в Петербург, чтобы переговорить с Худековым, и говорите, что Пет<ер>бург не Китай… Я и сам знаю, что он не Китай, и, как вам известно, давно уже сознал потребность в этой поездке, но что мне делать? Благодаря тому, что я живу большой семьёй, у меня никогда не бывает на руках свободной десятирублёвки, а на поездку, самую некомфортабельную и нищенскую, потребно minimum 50 руб. Где же мне взять деньги? <…>Писать больше того, что теперь я пишу, мне нельзя, ибо медицина не адвокатура: не будешь работать – застынешь. Стало быть, мой литературный заработок есть величина постоянная. Уменьшиться может, увеличиться – нет».

С. Н. Худеков, о котором идет речь в письме, – редактор «Петербургской газеты», который нерегулярно высылает гонорар, тем самым создавая много трудностей для пишущего ради денег Чехова, который сам себя называет пролетарием.

А ведь кроме семьи и работы есть ещё собственная молодость – Антону Павловичу всего двадцать пять лет! «По вторникам у меня вечера с девицами, музыкой, пением и литературой». Есть ещё общение с друзьями, поездки на несколько дней в Звенигород на освящение больницы и в Петербург. Как пишет сам Чехов в конце декабря 1885 г., «дел по горло, но сядешь писать – не пишется: то и дело начало зачёркиваешь; к больному надо ехать…»

В переписке за август – декабрь писем Антона Павловича Александру Павловичу нет, нет и упоминаний о них. Но есть постоянное присутствие мыслей о брате. Чехов напоминает о нём Н. А. Лейкину, защищает брата, ходатайствует о том, чтобы питерские издания продолжали сотрудничество с Александром.

Лишь после того как улеглась новогодняя суета, 4 января 1886 г., Антон Павлович садится за письмо в Новороссийск, в Азию (традиционно, ещё со времён Пушкина и Лермонтова, Кавказ, пусть даже и Северный, – это не Европа, но Азия). Антон Павлович даёт советы брату по литературной работе, призывает оставить страх перед начальством. В письме есть редкое признание в особых чувствах к старшему брату: «Я часто думаю о тебе и радуюсь, когда сознаю, что ты существуешь…»

Восьмого февраля в письме Антона Павловича говорится о поездке к брату: «Уверяю тебя, что мы увидимся раньше, чем ты ожидаешь. Я яко тать в нощи… Нашивай лубок!». В комментариях к письму уточнение: «Выражение времён детства Чехова: “Нашивай лубок на зад” – чтобы не было больно во время порки (сообщено С. М. Чеховым по воспоминаниям М. П.Чехова)».

Второго марта Александр написал Антону полное жалоб письмо:

«Моё положение в Новороссийске невыносимо. У меня за долги арестовано жалованье и имущество».

В другом письме к брату (3 − 5 марта) подробный перечень бед, которые свалились на его голову в Новороссийске:

«Две недели почтовые пароходы проходили мимо, не смея проникнуть в нашу бухту благодаря остервенившемуся норд-осту. Всё это время мы были отрезаны от мира и сидели сверчками за печкой. Когда-нибудь <…>я познакомлю тебя с этим грандиозным явлением природы… <…>Ты не знаком с провинциальной жизнью и не знаешь (да и не дай Бог узнать) той гложущей тоски, которая сопровождает сознание отрезанности и одиночества».

Осень и зима показали, что пребывание в таком месте с семьёй не будет лёгким и приятным. Зная привычку брата жаловаться и роптать на жизнь, Антон Павлович в письме от 6 апреля требовал больше работать над рассказами, оттачивать их, жить ответственно и собранно, ограничивать себя и не делать долгов:

«Ведь без долгов легко обойтись. Я по себе сужу, а на моей шее семья, которая гораздо больше твоей, и провизия в Москве в 10 раз дороже, чем у вас. За квартиру ты платишь столько, сколько я за пианино, одеваюсь я не лучше тебя… Вся беда в покупках и расходах, которые ты не имел права делать и от которых давно уже должен был отказаться…»

Из письма Антона Павловича мы узнаем, что ему пришлось по приговору мирового судьи уплатить 105 рублей, которые Александр с братом Николаем задолжали в Москве лавочнику Семёнову. Единственный выход, не устаёт повторять Чехов, – это писательство, труд кропотливый и творческий, который скромно, но неизменно вознаграждается. В заключение письма Антон Павлович просит брата не уезжать с Северного Кавказа, поскольку ему очень хочется побывать в этих краях:

«Неужели ты уедешь из Новороссийска? Нельзя ли тебе не уезжать до осени? Если не уедешь, то даю честное слово побывать у тебя летом. <…>А хорошо бы мы с тобой пожили! Отъезд твой мне тем более не по нутру, что я уверен, что Питер тебе ничего не даст, кроме новых долгов… Погоди до осени! <…>Сообщи мне маршрут, как к тебе доехать».

Весной из-за признаков обострения туберкулёза Антон Павлович всерьез думает о необходимости ехать на юг. Свидетельства этого есть в письме В.В. Билибину от 4 апреля: «30 апреля я еду на дачу. Летом буду, вероятно, на юге. У меня опять было кровохарканье». В этот же день − Лейкину: «Кровохарканье и слаб… Не пишу… <…>Надо бы на юг ехать, да денег нет». Антон Павлович обдумывает детали поездки в тёплые края и планирует съездить не только к брату, но и навестить родных в Таганроге. Он сообщает 11 апреля дяде Митрофану Егоровичу: «В мае мы переедем к Киселёвым на дачу, куда я Вас приглашаю, а позднее летом приеду к Вам. Вероятно, летом увидимся и потолкуем досыта… Летом мне нужно быть на юге по делу». Формулировка «по делу», скорее всего, объясняется нежеланием волновать родного и старшего годами человека прямым упоминанием о своей болезни.

В Новороссийск весна пришла быстрее, чем в Москву, в мартовском письме Александр хвалится: «У нас уже цветы цветут…». Письмо Антона оказало действие, он старается следовать советам брата и 25 апреля сообщает из Новороссийска:

«Со мною попритчилось: масса написана для “Осколков”, и “Сверчка”, и “Будильника” – и не решаюсь послать: совестно за свои произведения. Так и валяются… Не знаю, что за прозрение духовное на меня нашло. Пишу теперь ревностно и сознательно большую вещь, обдумываю каждую строку, и дело подвигается поэтому медленно. Пишу я “Город будущего” и копирую Новороссийск, излагая свои наблюдения и впечатления, почерпнутые на Кавказе. Многое мне самому кажется дико и неправдоподобно, но оно схвачено с натуры. Окончу – пришлю тебе на прочтение: с тем и пишу».

Десятого мая Антон радостно отзывается на письмо брата, он доволен, что Александр взялся за серьёзную работу, и просит её не бросать:

«“Город будущего” – тема великолепная как по своей новизне, так и по интересности. Думаю, что если не поленишься, напишешь недурно, но ведь ты, чёрт тебя знает, какой лентяй!»

Тревожные предчувствия Антона Павловича не обманули: Александр не написал «Город будущего», даже черновые наброски неизвестны, хотя тема действительно была выбрана верно. Строящаяся железная дорога, нефтепровод, промышленное производство цемента, морской порт –всё обещало городу бурный рост и развитие. В эти края потянулись интеллигенты, мечтавшие устроить жизнь на справедливой основе. Неподалёку от Новороссийска, в устье реки Пшады, в 1886 г. появилась община «Криница» – социальный эксперимент людей, связанных одной идеей. Таких, как их тогда называли, колоний было в южных краях много, но «Криница», ещё известная как община В. В. Еропкина, была знаменита на всю Россию, сюда приезжали «поглазеть на чудных интеллигентов».

Новороссийский период жизни Александра Павловича закончился тяжёлым приступом слепоты.

Последовал срочный отъезд в Подмосковье, в Бабкино, где семья Чеховых снимала дачу.

Антон Павлович упоминает о приезде брата в письме Н. А. Лейкину от 5 июня: «Приехал Алоэ. <…>Болен глазами (не я, а Алоэ)». Участие брата-доктора помогло избавиться от недуга, и уже 24 июня Чехов в свойственной ему шутливой манере сообщал тому же корреспонденту: «У меня живет Агафопод <…>Он был слеп, но теперь совлёк с себя Велизария и стал видющ».

Неожиданный приезд Александра в Бабкино поломал планы Антона, и поездка на юг летом 1886 г. не состоялась.

Первый эпизод пребывания Чехова в Новороссийске был кратким, как и последующие. Можно сказать, проездом. И в основном был связан с необходимостью встретить Ольгу Леонардовну Книппер, чтобы дальше продолжить путешествие совместно. Эти факты и дали повод для возникновения в Новороссийске легенды о том, что именно на берегу Цемесской бухты писатель сделал предложение актрисе МХТа. История романтичная, но, что хорошо понимают новороссийские краеведы, недостоверная, – всего лишь плод фантазии жителей портового города.

Первый визит Чехова в Новороссийск (на обратном пути из Кисловодска в Феодосию на дачу к А. С. Суворину) имел место 2 сентября 1896 г. Выехать из Мелихова Антон Павлович намеревался на несколько недель раньше, в начале августа, однако выезд всё время откладывался. В письме В. И. Яковенко от 28 июля 1896 г. как дата намечаемой поездки указано пятое августа: «5-го августа уезжаю на Кавказ». Затем 13 августа Чехов оповестил своего друга и издателя А. С. Суворина, что предполагает выехать из Таганрога через Новороссийск на его крымскую дачу: «…Какова у Вас погода и как Вы себя чувствуете, и если у Вас очень хорошо, то из Таганрога поеду прямо к Вам через Новороссийск, не заезжая в Кисловодск и в Тифлис».

Однако маршрут путешествия оказался несколько иным. На Кавказ писатель всё-таки поехал: «Я в Кисловодске. Жив и здоров, – писал он сестре 24 августа 1896 г. – Вчера был в Нахичевани».

Дата знакомства с портовым городом, где десять лет назад служил его брат, отражена в дневнике А.П. Чехова: «2-го сентября в Новороссийске. Пароход “Александр II”. 3-го приехал в Феодосию и остановился у Суворина». Уже вернувшись в Мелихово, Чехов в письме от 23 сентября 1896 г. делится со старшим братом впечатлениями:

«Был я и в Новороссийске. Это прекрасный город. Какие возле него хутора! Мне кажется, что если бы ты продолжал в нём служить, то ты давно бы уже был помещиком. Много заводов, французы, прекрасный ресторан, элеватор, транзит, конфликт… <…>Около 6-го октября приеду в Петербург. Ты должен встретить меня на вокзале, в полной парадной форме (мундир отставного таможенного сторожа)».

Письмо как бы подводит итог новороссийской эпопее в жизни братьев Чеховых. Конечно же, Антон подшучивает над Александром, но совершенно очевидно, что увиденный наконец-таки Новороссийск произвёл на Антона Павловича впечатление хорошее. Он явно сожалеет, что брату не хватило терпения, собранности, трудолюбия, выдержки: не удалось дождаться момента, когда достроят железнодорожную ветку и можно будет пустить корни в бурно развивающемся «городе будущего».

А именно таким был Новороссийск в 1896 г. Достаточно сказать, что элеватор, о котором упоминается в письме, был выдающимся инженерным сооружением, построенным по последнему слову техники конца XIX в. в очень короткий срок (1891–1894 гг.). Благодаря наличию собственной электростанции трёхфазного тока – предмета особой гордости строителей, этот элеватор был тогда самым мощным в Европе. Значительная часть новых инженерно-строительных решений была лучшим плодом отечественной технической мысли и результатом оптимальной привязки к местным условиям.

Это чудо из камня, кирпича и железа на цементном растворе стало главной достопримечательностью: для жителей и гостей города организовывались экскурсии, проходившие дважды в день (с 6 до 12 часов дня и с 2 до 6 вечера). На память о посещении экскурсанты покупали и увозили с собой многочисленные почтовые открытки с фотографическими изображениями нового инженерного чуда.

Второй приезд состоялся через три года. Антон Павлович 18 июля 1899 г. встретил прибывшую в Новороссийск Ольгу Леонардовну и в этот же день вернулся с нею в Крым. Встреча в Новороссийске была оговорена заранее. В своих воспоминаниях О. Л. Книппер описывает это важное событие их жизни:

«Кончился сезон, и я уехала на Кавказ, где жил мой брат с семьёй на даче около Мцхета. К этому периоду относится начало нашей переписки. Ещё в Москве я обещала приехать с Кавказа в Крым, где Антон Павлович купил участок земли и строил дом. Письмами мы сговорились встретиться на пароходе в Новороссийске около 20 июля и вместе приехали в Ялту...»

1900 г. Между 4 и 10 июня А. П. Чехов снова в Новороссийске по пути во Владикавказ, далее он направился в Тифлис с Горьким, Васнецовым, Срединым и Алексиным. Через неделю в этом же составе вернулись в Ялту.

1901 г. Между 1 и 9 июля А. П. Чехов вместе с супругой О. Л. Книппер-Чеховой возвращается в Крым после лечения кумысом в санатории в Аксёнове Уфимской губернии. Туда ехали поездом из Москвы до Нижнего Новгорода, затем пароходом на Уфу. Обратный путь пролёг через Самару по Волге до Царицына и на Новороссийск, откуда отплыли в Крым.

Эти два посещения Новороссийска никак не отмечены ни в письмах, ни в дневниках писателя: проезд транзитом, видимо, был скорым и уже не связанным с осмотром города или его окрестностей. Самочувствие А. П. Чехова ухудшалось – туберкулёзный процесс продолжал разрушать лёгкие, путешествия давались всё труднее, планы приходилось корректировать, а от каких-то поездок отказываться вообще.