Михаил Шолохов и его «Тихий Дон» как проявитель сущности творческой личности

Александр Солженицын и Ирина Медведева как соавторы «Стремени “Тихого Дона”»

Разговор о шолохофобах второй волны, чьи публикации появились в 1970-2020-е годы, предсказуемо начнём с Александра Солженицына. По его инициативе и при разновидном участии создавалась и была опубликована в 1974 году во Франции книга «Стремя “Тихого Дона“». С тех пор любые версии плагиата или двойного авторства прямо или опосредованно вырастали из грибницы «Стремени» и предисловия к нему Солженицына «Невырванная правда».

По версии Александра Исаевича, имя автора «Стремени» скрывалось пятнадцать лет под псевдонимом Д* в интересах его детей. Это имя – Ирина Николаевна Медведева-Томашевская – впервые было озвучено Никитой Струве в 1990 году и чуть позже самим Солженицыным. Далее мы будем называть предполагаемого автора «Стремени» Ириной Медведевой – так она подписывала свои статьи и книги.

Ирина Николаевна, как следует из предисловия Солженицына к нашумевшей работе, «литературовед высокого класса» [18, с. 216]. Такая оценка должна придавать изначальную научную весомость «Стремени» и вызывать к нему доверительное отношение. Однако в названной статье Солженицына и в других его текстах о Медведевой ее тексты ни разу не цитируются. Автор этих строк не привык на слово никому доверять, ибо руководствуется известным постулатом: истина – конкретна. Проверить точность оценки Солженицына можно только объективной филологической реальностью: от «литературоведа высокого класса» всегда остаётся след в науке – работы, выдержавшие экзамен временем, не утратившие своей актуальности, значимости.

Из прочитанных текстов Медведевой разных лет мы сконцентрируем внимание на том, о котором говорит Солженицын в «Телёнке». Это последняя прижизненная публикация Медведевой, вышедшая в 1971 году, создававшаяся параллельно со «Стременем», даёт более широкое представление о творческой личности Медведевой.

Свое отношение к безымянной книге литературоведа Солженицын выразил весьма «емко» и «содержательно»: «Исследование это оказалось интересным» [17, с. 660]. Однако то, что именуется Александром Исаевичем книгой, – это скорее брошюра в 90 страниц, названная «“Горе от ума” А.С. Грибоедова» [8]. К тому же, такое конспирологически кратчайшее представление «книги» вызывает вопросы и уже характеризует самого автора «Теленка». Как правило, там, где Солженицыну есть что сказать, и он не хочет скрывать свое мнение (например, о Владимире Лакшине или о «весьма неожиданных для советской печати» [17, с. 270] идеях в публикациях «Молодой гвардии») оценки Александра Исаевича куда более пространны и хоть как-то аргументированы.

Прочитав якобы интересное исследование Медведевой, мы пришли к однозначному выводу: это типично советский литературоведческий текст. В нём пересказывается сюжет «Горя от ума», традиционно характеризуются герои, транслируется расхожее представление о смыслах произведения. Одновременно Медведева пытается превзойти своих коллег в идеологической правоверности, что почему-то «не заметил» Солженицын. Об этой суперсоветскости свидетельствуют размышления о «едком дыме отечества» [8, с. 24], политически «правильные» оценки Александра I [8, с. 29, 32, 33] и «его приспешников (князя А.Н. Голицына с его кликой и Аракчеева)» [8, с. 30], а также противопоставление им «деятельных умников» [8, с. 30] во главе со Сперанским и, конечно, с «декабристским “поколением разумников”» [8, с. 30]. И, как апофеоз «исследования» соратницы Солженицына, – «наезд» на Николая I, не обусловленый ни временем написания пьесы, ни ее содержанием.

Советскую «целокупность» (слово Достоевского, которое употребляется в брошюре) мировоззрения Медведевой дополняют две цитаты из Дмитрия Писарева и длинный ответ не называемому автору, который в 1969 году говорит о «скептическом отношении Грибоедова к декабристским организациям». Ответ Медведевой, начинающийся словами «трудно поверить», написан в лучших традициях советских ортодоксов от литературоведения типа Петра Николева или Юрия Суровцева [8, с. 32-33].

Итак, брошюра Медведевой не является интересным исследованием, а сама Ирина Николаевна явно не «литературовед высокого класса». Думаем, это прекрасно понимал и Александр Исаевич. Но чтобы поддержать высокое реноме Медведевой, придуманное им в 1974 году, он продолжал последовательно лгать и позже. В «Телёнке» из-за отсутствия реальных литературоведческих достижений Медведевой Солженицын использует известный приём присоединения: он ставит Ирину Николаевну в один ряд с её мужем – известным пушкинистом Б. В. Томашевским. Вот как это, на первый взгляд, впечатляюще красиво, пиарно грамотно выглядит: «…литературовед даровитый, в цвет своему умершему знаменитому мужу, с которым вместе готовили академическое издание Пушкина» [17, с. 661].

Солженицын, думаем, сам того не заметил (может быть, увлекшись придумыванием броского сравнения), как значительно понизил научный статус Медведевой: из «литературоведа высокого класса» она стала всего лишь «литературоведом даровитым». То есть «в цвет» со знаменитым Борисом Томашевским не получается уже на уровне понятийном. Аналогичная ситуация возникает, если мы откроем академическое издание собрания сочинений Пушкина. Из-за того, что Александр Исаевич не уточняет, о каком именно издании идёт речь, мы обратимся к разным его вариантам. В полном собрании сочинений (1962-1966 годов) в девяти томах на последней странице находим интересующую нас информацию: «Текст подготовлен и примечания составлены проф. Б. В. Томашевским». Лишь в десятом, завершающем томе издания, сообщается иное: «Текст подготовлен и примечания составлены проф. Л. Б. Модзалевским и И. М. Семенко под редакцией Б. В. Томашевского». Аналогичная информация содержится и в издании 1977-1979 годов.

След Медведевой можно обнаружить только в первом академическом шестнадцатитомном издании Пушкина. Лишь во втором томе в числе пяти сотрудников, принимавших участие в подготовке его, называется фамилия И. Н. Медведевой.

Итак, и формально, и по сути очередная – теперь цветная – солженицынская версия определения литературоведческого статуса Медведевой не подтверждается.

Исчерпав малокомплектный запас «аргументов» в пользу высокого профессионализма Ирины Николаевны, автор «Телёнка» с не меньшим пиететом характеризует её как личность. Прежде всего он акцентирует внимание на выдающемся интеллекте Медведевой: «женщина блистательного и жесткого ума» [17, с. 660], «ум острый, мужской» [17, с. 661].

Александр Исаевич логичен, последователен в своём представлении Ирины Николаевны: блистательный ум, как правило, реализуется в профессиональной сфере. Однако в случае с Медведевой (в чём мы убедились на примере ее брошюры о Грибоедове) это не происходит. Как следствие – давно назревший вопрос: мог ли автор упомянутого «исследования» написать «Стремя», резус-конфликтующее с ним во всех отношениях.

Мог, если ранее Медведева писала не то, что думает, подстраиваясь под политическое время, а в «Стремени» проявилось её подлинное человеческое и творческое «я». Не исключено, что, отталкиваясь и от своей судьбы, Ирина Николаевна так определила «наитруднейшую и тончайшую» тему, предлагаемую Солженицыну: «история гибели русской интеллигенции не там, а на воле. Паноптикум уродов (уродство не сразу и не у всех различимое), а среди них барахтаются последние уцелевшие трогательно все сохраняющие, ничего не смея, или изошедшие справедливым гневом, их же сжигающим (иссушающим)» [4, с. 261].

Насколько эти и другие гипотетические версии человеческого и творческого пути Медведевой жизнеспособны, покажет очередное обращение к ее биографии.

Беглый обмен репликами Медведевой с Солженицыным о «Тихом Доне» в 1969 году стал толчком к тому, чтобы проблеме авторства романа литературовед посвятила последние годы своей жизни. До этого научные интересы Медведевой за пределы русской литературы XIX века не выходили. Мы не обсуждаем запредельно ложную, ничем не подтвержденную версию Зои Томашевской о давней тяге ее матери, отца, их солидного окружения к проблеме авторства «Тихого Дона» [20].

Ирине Николаевне, рожденной в Женеве и прожившей большую часть жизни в Ленинграде и Гурзуфе среди преимущественно космополитической интеллигенции, тема казачества, выражаясь аккуратно, была не близка. И необходимых знаний о Доне (его истории, быте, традициях, языке и так далее), а также о Первой мировой и Гражданской войнах у Медведевой не было. Такие знания – плод многолетней, системной, постоянной, целенаправленной работы. Их не получишь из книг, поставленных внучкой Корнея Чуковского, Солженицыным или кем-то другим. Не получишь в том числе и потому, что весь этот массив литературы изначально контролируем: он должен иллюстрировать мертворождённые гипотезы Александра Солженицына. Собственно, об этом, но на примере солженицынского «Августа четырнадцатого», справедливо говорит Медведева в письме к автору романа: «Кажущаяся россыпь объединена изначально существовавшей направленностью» [4, с. 266].

О полной несостоятельности Медведевой в понимании истории, изображённой в «Тихом Доне» (об этом на материале «Стремени» – в следующей главе), свидетельствует письмо Ирины Николаевны Солженицыну от 16 апреля 1973 года (за полгода до её смерти). В нём даются не выдерживающие никакой критики оценки Л. Корнилова, А. Деникина, М. Алексеева, П. Краснова, А. Крымова, великого князя Николая Николаевича. Знания и «блистательный ум» Медведевой, о котором вслед за Солженицыным твердят другие, опровергает и оригинально-умилительная версия одной из причин поражения Белой армии: «…этот генерал (М.А. Алексеев. – Ю.П.), чистенький внутренне, казалось бы, чистый – сыграл роль немаловажную в провале белых (это говорится о человеке, умершем за два с лишним года до окончания первой «фазы» Гражданской войны. – Ю.П.) и только потому, что уж очень был плоть от плоти бездарности, какую создавал царский дом» [4, с. 268].

Эта характеристика М. Алексеева и царского дома – примитивно-убогая, фактологически провальная, либерально-большевистская – убеждает в том, что в своих основах мировоззрение Медведевой оставалось неизменным – лево-интеллигентским. Поэтому появился идеологический «шедевр» «Горе от ума» и столь же «содержательное», вышеприведенное высказывание.

Но больше, чем Медведева, нас удивил своими представлениями об отечественной истории Александр Солженицын. До сих пор издано только одно его письмо, адресованное Ирине Николаевне, но и оно в тех немногих местах, где речь идёт о событиях и исторических фактах, изображенных в романе Шолохова, вполне определенно характеризует руководителя проекта под названием «Стремя “Тихого Дона”». Исправляя свою соработницу, Солженицын сообщает: «У Чернецова был не офицерский полк, а – небольшой отряд, почти только из гимназистов и юнкеров, и “сорок” расстрелянных были в основном мальчики (да Чернецов и в чине-то был не старше капитана, сейчас проверить мне некогда). Казачьи офицеры сидели в Новочеркасске и не хотели добровольно идти против Подтелкова!» [4, с. 264].

Во всех документах и воспоминаниях Василий Михайлович Чернецов называется либо есаулом, либо полковником (это звание ему было присвоено незадолго до смерти), но нигде – капитаном. Такого «чина» в казачьих войсках не было.

По главной гипотезе Солженицына, нашедшей разностороннюю реализацию в «Стремени», автор «Тихого Дона» – казачий автономист, сепаратист, а Гражданская война на Дону – это война казаков с иногородними. Отсюда и солженицынская подсказка Медведевой в письме: казаки-офицеры не хотели воевать против своего казака Подтелкова, сидели в Новочеркасске, поэтому в отряде Чернецова их почти не было.

Данная версия легко опровергается многочисленными свидетельствами участников событий, опубликованными, например, в «Донской волне». Вот небольшая часть из них: «Чернецов стал собирать живые силы для борьбы. Собрав около 250 человек, большинство которых составляли офицеры и молодежь…» [6, с. 424]; «В Зверево оставили заслон из 56 офицеров под начальством есаула Лазарева…» [6, с. 398]; «Вернулся полковник Морозов, бывший на левом фланге ушедшего отряда» [6, с. 402]; «С орудием прибыл есаул Лазарев и остатки его офицерского отряда» [6, с. 402]; «Я – один из 12 уцелевших от роты офицерского батальона, принимавшего участие в походе есаула Чернецова» [6, с. 414].

В замечании к 71-й странице «Стремени», где речь идёт о Филиппе Миронове (легендарном командарме 2-ой конной армии красных) и Фёдоре Крюкове, именуемом в письме без каких-либо оговорок автором «Тихого Дона») Солженицын почему-то называет их близкими друзьями [4, с 265]. Но главное в другом: Александр Исаевич определяет ту роль, которая отводится в «Стремени» Филиппу Миронову.

О нём, выдающемся полководце, открыто выступавшем против политики расказачивания (о Миронове будет идти речь в следующих главах, ибо его обходят стороной не только Солженицын и Медведева), влиявшем на ход Гражданской войны, в «Стремени» говорится один раз скороговоркой и так предвзято, возмутительно-неточно: «Филиппом Мироновым, который сколотил (!!!. – Ю.П.) изрядное войско (целая конная армия названа так абстрактно-отвлечённо. – Ю.П.) из казаков в помощь большевикам (в «помощь большевикам» предполагает изначальную отстранённость Миронова от событий революции и Гражданкой войны, чего в реальности не было. – Ю.П.)» [9, с. 142]. На примере Миронова видим, как поступают Солженицын и Медведева с теми, кто своей судьбой до основания разрушает главную гипотезу, на которой держится «Стремя».

Из сказанного следует, что Медведева во многом была лишь ретранслятором идей, гипотез Солженицына, который руководил ее работой над «Стременем», определяя главные направления этой работы. Подтверждает данную версию и цитата из письма Солженицына Медведевой, приводимая в статье Зои Томашевской (команда нобелиата такой документ никогда бы не опубликовала). Вот какое задание, в частности, даёт Солженицын Медведевой: «Очень интересно, что даст вам сравнение автора с Ф. Крюковым… Есть доводы за (очень живой свободный Донской диалог), есть против (голубизна в авторской речи, мягкота личности автора). Весьма перспективно, если Вы найдете и докажете, что нижнедонской, а не верхнедонской диалект…» [20].

Понятно, что Медведева должна была написать работу, доказывающую гипотезы Солженицына, изначально непродуктивные, идущие вразрез с «живой жизнью», ее историей и литературой. Одну из главных гипотез «Стремени» Солженицын приписал Ирине Николаевне, изложив ее на свойственном только ему, палачески изуродованном русском языке: «…о вкладе истинного автора и ходе наслоений от непрошеного “соавтора” и поставил своей задачей отслоить текст первого от текста второго» [18, с. 216].

Солженицын умело направлял Медведеву к нужному результату через устные беседы, письма, поставляемую литературу. Соработничество Александра Исаевича и Ирины Николаевны похоже на общение куратора с террористом-смертником, которого ведут к самоподрыву. Однако до конца план не сработал: Медведева умерла, не закончив «Стремени», поэтому Александр Исаевич (у которого рукопись находилась почти год) вынужден был из руководителя проекта, из куратора-«невидимки» стать видимым соавтором.

Солженицынский след легко обнаружить в «Стремени». В нем транслируются идеи, абсолютно совпадающие с теми, которые являются сквозными, главными во многих текстах писателя на протяжении всей его жизни. Конечно, могут возразить: схожие идеи могут приходить в голову к людям независимо друг от друга. Да, конечно, но у Медведевой, человека с такой биографией, мысли, аналогичные солженицынским, возникнуть естественно, органично, изнутри ее «я» не могли. Если это происходило, то по наводке Александра Исаевича. Тем более, что большая часть «Стремени» свидетельствует о том, что Солженицын сам правил, писал и переписывал сей ущербный, позорный и по сути преступный текст.

Таким корявым русским языком, которым написано «Стремя», владел только Солженицын. На этот лексико-стилевой след нобелиата в «Стремени» обратил внимание, в частности, Захар Прилепин в своей книге «Шолохов. Незаконный». Процитировав большой и довольно показательный отрывок из «Стремени», Прилепин справедливо утверждает: «Никакая Медведева к этим привычно солженицынским риторическим вопросам, причастным оборотам с перестановкой слов и квазинародному языку никакого отношения, конечно, не имела» [14, с. 947].

В продолжение темы приведём примеры, подтверждающие очевидный солженицынский след в «Стремени»: «Самый факт приезда вешенских казаков на спрос у каргинского атамана…» [9, с. 76]; «и здесь вдруг оголяются возможные ходы связей Мелехова с Извариным…» [9, с. 74]; «походный атаман, вынужденный к слитным действиям с добровольческой армией» [9, с. 86]; «…“соавтор-двойник” пытается обходиться зазвоном идейных фраз, пренебрегая идейной перестройкой сюжета и характера…» [9, с. 117]. Последнюю цитату есть смысл прокомментировать. Ирина Медведева – кандидат филологических наук, школьными знаниями по введению в литературоведение обладала. Во всех её текстах проколы, подобные приведенному, отсутствуют. Идея, как известно, – это основной смысл (мысль) произведения, который рождается в результате развития действия – сюжета. То есть речь может идти только о тематической, проблемной, но никак не об идейной перестройке сюжета. Автор данного литературоведческого «открытия», несомненно, Александр Солженицын, который, к тому же, поставил на него свою фирменную «печать» – «зазвон идейных фраз».

Итак, мы смело можем назвать Александра Солженицына как минимум соавтором «Стремени». Понимаем, что кто-то скажет в ответ – Солженицыну удалось зомбировать Медведеву не только на уровне идей, но и лексики, стиля – в результате родился такой «Телёнок». В это невероятное предположение, как и в другие альтернативные версии, поверим в одном случае: если будут предъявлены рукописи «Телёнка». Собственно, это требовали от Михаила Шолохова, автора гениального «Тихого Дона», все шолохофобы, включая Солженицына. Когда же эти рукописи в разное время были найдены, более того, опубликованы, то человек, призывавший жить не по лжи, не только умолчал об этом (как, впрочем, и обо всех многочисленных публикациях, где опровергалась его версия соавторства), но даже не сделал примечания при переиздании «Телёнка».

Александр Солженицын, всю жизнь по-сальеревски ненавидевший Шолохова, целенаправленно делал всё возможное для сокрушения, полного изничтожения русского гения. О разных выпадах нобелиата против Михаила Александровича в «Телёнке» и других текстах мы скажем далее. Сейчас же, подводя итог, подчеркнём: «Стремя “Тихого Дона”» – это главный удар по Шолохову Солженицына, писателя третьего, максимум второго ряда, в бессильной злобе осознающего свое лилипутство на фоне гения и великого романа.

После чтения «Стремени» не только хочется принять душ, но и всегда вспоминаются булгаковские характеристики доктора Преображенского и его помощника. Этими характеристиками, применимыми на все сто к Александру Солженицыну и Ирине Медведевой, мы завершим данную главу: «Лицо у него (доктора Преображенского, которым давно восхищается либеральная интеллигенция. – Ю.П.) при этом стало как у вдохновенного разбойника»; «тут Филипп Филиппович отвалился окончательно, как сытый вампир»; «затем оба разволновались как убийцы, которые спешат». Так бумерангом – с помощью Булгакова – вернулась к Солженицыну оценка, данная Шолохову в письме своему соавтору Ирине Медведевой [с. 4, 263].

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ:

1. Васильев В. Михаил Шолохов. В сознании А. Солженицына и его единомышленников. – М.: Родина, 2020 – 664 с.

2. Буртин Ю. Исповедь шестидесятника. – М.: Прогресс – Традиция, 2003. – 648 с.

3. Бушин В.С. Я посетил сей мир. Из дневников фронтовика. – М.: Алгоритм, 2012. – 320 с.

4. Из переписки И.Н. Медведевой-Томашевской и А.И. Солженицына (1967-1973) // Солженицынские тетради: материалы и исследования: [альманах]. Вып. 3 / Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына. – М: Русский путь, 2014. – с. 260-270.

5. «Классика и мы» - дискуссия на века. сборник. – М.: Алгоритм, 2016. – 384 с.

6. Корягин С. Тихий Дон. Черные пятна: как уродовали историю казачества. – М: Эксмо, 2006. – 502 с.

7. Литвинов В. Шолохов Михаил Александрович // Русские писатели 20 века: биографический словарь. – М.: Большая Российская энциклопедия; Рандеву. – А.М., 2000. – с. 799-782.

8. Медведева И.Н. «Горе от ума» А. С. Грибоедова; Макогоненко Г.П. «Евгений Онегин» А.С. Пушкина – М.: Художественная литература, 1971. – с. 7-100.

9. D* [Медведева-Томашевская И.Н.]. Стремя «Тихого Дона» (Загадки романа) [Электронный источник] // «Вторая литература» : Электронный архив зарубежья имени Андрея Синявскогой. – URL: https://vtoraya-literatura.com/pdf/medvedeva-tomashevskaya_stremya_tikhogo_dona_1974_text.pdf.

10. Петелин В. Жизнь Шолохова. Трагедия русского гения. – М.: Центрополиграф, 2002. – 895 с.

11. Петелин В. Михаил Александрович Шолохов. – М.: Алгоритм, 2011. – 960 с.

12. Прийма К. С веком наравне. – Ростов-на-Дону, 1985. – 236 с.

13. Прийма К. «Тихий Дон» сражается [Электронный источник]. – URL: http://litena.ru/books/item/f00/s00/z0000027/.

14. Прилепин З. Шолохов. Незаконный. – М.: Молодая гвардия, 2023. – 1087 [1] c.

15. Сарнов Б.М. Сталин и писатели [Электронный источник] // Сталин и Шолохов. Сюжет четвёртый. «Зачем насаждать антисемитизм?». — URL: http://sholohov.lit-info.ru/sholohov/biografiya/sarnov-stalin-i-pisateli/sholohov-zachem-nasazhdat-antisemitizm.htm.

16. Семанов С. В мире «Тихого Дона». – М.: Современник, 1987. – 253 с.

17. Солженицын А. Бодался телёнок с дубом: Очерки литературной жизни. – СПб: Азбука-Аттикус, 2022. 832 с. + вкл. (56 с.).

18. Солженицын А. Невырванная тайна // Васильев В. Михаил Шолохов. В сознании А. Солженицына и его единомышленников. – М.: Родина, 2020. – с. 212-219.

19. Солженицнские тетради: материалы и исследования: [альманах]. Вып. 3 / Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына. – М: Русский путь, 2014. – с. 304.

20. Томашевская З. Как и зачем писалось «Стремя» [Электронный источник]. – URL: https://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=012211.

21. Явлинский Г. Дисципилна свободы // Буртин Ю. Исповедь шестидесятника. – М.: Прогресс – Традиция, 2003. – 8-10 с.

26.08.2023