Неловкими, волнующимися, надеюсь, чуткими пальцами я буду сегодня перебирать необычные струны и прислушиваться к извлекаемым звукам. Среди них мне нужны те, которые сольются потом в необыкновенную, уже давно звучащую мелодию, но ее нужно уметь услышать, вслушаться в нее, и тогда она вызовет в душе ответ. Струны – это строки словесного текста. Нужные мне звуки проступают сначала разрозненно и мелодию не образуют, но по ним можно определить: автор текста расставлял их в определенной последовательности среди многих и разных. Я тоже продвигаюсь по главным звукам, вслушиваюсь, и постепенно, страница за страницей они выливаются для меня в лейтмотив написанного…

Передо мной автобиографическое произведение Виктора Ивановича Лихоносова, подготовленное им на основе дневникового материала, – «Записи перед сном». Они опубликованы для современников, спутников последних лет писателя, – в память о далеких и близких днях, очевидцами которых были многие из нас. Приметы тех времен оставляют в каждом свой след в душе, свою цепочку лиц и переживаний. Но сейчас важнее то, как звучит прожитый день в оценке писателя – важен его голос. Особенно значительными представляются первые годы, с которых начинались записи в его дневнике, годы выбора и определения в жизни, становления и обретения себя. 

Прочтут эти страницы, написанные последним классиком русской литературы, и другие поколения – молодые, которые уже пришли или еще только появятся после нас. Для них тоже будет актуально начало, результаты первого творческого порыва. И важно не пропустить его. Как и автор, они, выбравшие нелегкое писательское будущее, станут сомневаться – но в то же время чутко прощупывать путь, которым пошли, видеть свой ориентир и не терять его. Это начало судьбы. Впереди целая планета, пока неизвестная…

«Записи перед сном» – необычное многостраничное (более 300 страниц) произведение, писалось практически всю жизнь. Каждый его абзац связан с каким-то примечательным моментом уже прожитого дня. Время перед сном – для всех необыкновенное и ценное: для кого-то секундная отметинка, что вот завершился наконец очередной день, для кого-то итоги, мысленная пробежка по сделанному за день, для кого-то благодарственная молитва или планы на завтра. Для Лихоносова – это минуты, чтобы перебрать в памяти и закрепить на бумаге самые яркие события дня и размышления. Потом от страницы к странице записи перерастут во впечатления от недель, месяцев и лет…

Повествование начинается с 1947 года и заканчивается 2014-м, в него не попали последние семь лет жизни писателя, оборвавшейся в 2021 году. В маленькой преамбуле к труду автор признается, что «стопки маленьких блокнотов», в которых он вел дневник, «постепенно вытянулись» в «движение жизни»: «…за каждой строкой – точной ли, младенческой, глупой или поспешной – твоя жизнь» [1, с. 355]. Думаю, для публикации Виктор Иванович перебирал написанное за шестьдесят семь лет и нашел в этих скрижалях линию, ось, на которую и стал накручивать события.

В тот день, когда чернильной ручкой было выведено: «Приехал к бабушке в Топки», Виктор Иванович еще не был писателем. Он был 11-летним подростком, для которого, как и для других ребятишек 1940–60-х годов, вести дневник было весьма обыкновенным делом. Кто им внушил, что можно довериться бумаге и чей пример так на них влиял? Вопросы здесь останутся без ответа. Но в те годы и я, и многие из моих сверстников, выучившись хорошо писать где-то к четвертому классу, заносили в тетрадочки (блокноты были редкостью), как прошел день: кто подробно, кто о самом главном, кто с ошибками, кто старался… А потом в лучших традициях ведения дневника как внелитературного жанра прятали записи в укромное место, чтобы никто не увидел, не прочел – потому что туда попадало и самое сокровенное. Где они, те мои тетрадочки?.. Зрительно помню их, а в руках уже не держать… Но это были первые попытки осознания своего «я», стремление выговориться, обдумать поступки и отношения, и, возможно, тогда уже зарождалось не осмысленное еще желание сохранить след от проходящей собственной жизни.

Первые записи «перед сном» у Лихоносова датированы 1947, 1948 и 1949 годами, по одной за год, всего по одному абзацу. Так же по одной записи за 1954 и 1955 год.

1947 год. Что могло запомниться в 11 лет пареньку и что отобрал писатель для публикации? А то, что он, проехавший около трехсот километров из Новосибирска до Топок на поезде (видимо, в сопровождении знакомых взрослых попутчиков), «от станции шел один утром рано (выделено мной. – Л. Х.)» [1, с. 356], в чем проявил смелость и самостоятельность, – и что бабушка встречала у ворот. И тот факт, что взяли его, еще совсем юного городского жителя, как взрослого на покос. И что он сломал часы с цепочкой – любопытным был, это точно, но и умел стыдиться: «хоть уезжай назад»… Прочтешь это «стыдно», и вспоминается, как Виктор Иванович всегда смущенно, без пафоса сетовал, что не знает, за что ему такое счастье выпало – быть в литературе…

1948 год. В июльском письме к матери первое честное признание своей неумелости: «Не знаю, о чем писать. Всё хорошо… Крестная сама тебе напишет. Я не умею. Витя» [1, с. 356]. Никаких признаков писательского таланта и тяги к сочинительству 12-летний Витя еще не проявлял и даже осознавал их отсутствие. В 2006 году в примечании к этой записи Лихоносов написал: «Долго еще писать письма для меня было… «смертельной тоской» (в кавычки взято самим автором. – Л. Х.)» [1, с. 356].

В следующем, 1949 году запомнился ему рисовальный кружок. И из этого два момента: как шел на занятие во Дворец пионеров, всё сворачивая налево по улицам, и как завидовал ребятам, которые расписывали к 70-летию Сталина вазу, а он в это время рисовал кувшин и чувствовал большую неуверенность, если бы тоже, как они, писал портрет вождя: «Могу испортить лицо» [1, с. 356]. Опять сомнение, неверие в собственные силы, в свой художественный талант, – но и ответственность и пиетет, которые чувствовал и проявлял в те времена, наверное, каждый человек, пусть и подросток 13 лет, перед фигурой руководителя государства.

1954 год. Новая веха через пять лет. Новосибирск. Одним абзацем показаны переживания десяти декабрьских дней. Почтальон должен принести «Литературную газету», на которую подписался 18-летний Виктор и которую он получает уже целый год. Таков оказался его выбор. В Москве проходит 2-й съезд писателей, поэтому газету носят каждый день: речи мастеров слова не просто интересны. Между двумя съездами писателей прошло двадцать насыщенных событиями лет, газета к тому времени поменяла свою ограниченную только литературой тематику на литературную и общественно-политическую. В газете обсуждались животрепещущие вопросы, и на съезде они вновь поднимались в выступлениях писателей, многие из которых не были удовлетворены итогами развития литературы и общества и высказывали критику. А в Новосибирске в эти дни бушует буран, улицы замело снегом по самые верхушки заборов, но почту по адресам доставляют.

Виктор взволнован ожиданием почтальона, ведь сегодня будет опубликована речь Михаила Александровича Шолохова: «С утра настраиваюсь… Вот уже три часа дня, четыре, стемняется, эх, уже сегодня почтальона не будет. Прошлый раз аж в шесть часов засунула «Литературку» в щель. Нынче ничего» [1, с. 357]. Современникам Лихоносова знакомо это трепетно-вопросительное состояние постоянного поглядывания на почтовый ящик как на главный и почти единственный пункт связи со всем миром. «Долго ждать. Опять надо ложиться, спать, а завтра с утра опять томиться и выглядывать, – то сам выбегу к воротам, то маму попрошу…» [1, с. 357]. Надо ли напоминать сегодня, что тогда не было сотовых телефонов, интернета, смартфонов – а висел на двери, калитке или заборе почтовый ящик с круглыми дырочками на лицевой стороне. Белые просветы дырочек свидетельствовали об упавшей в ящик корреспонденции, а просветы в цвет ящика не давали нам надежды на радостное или тревожное, но всегда нетерпеливое извлечение писем, открыток, газет и журналов. «Я бы и сейчас хотел пережить то волнение, ту жажду известий из великой, но незнакомой мне Москвы, где в Колонном зале собираются каждый день боги – писатели», – отмечает Лихоносов в сноске на этой странице (сент. 2004 г.) [1, с. 357]. «Я забудусь у теплой печки с книжкой, и вот входит [мама]. Вдруг подает мне «Литературку» как самый лакомый гостинец. И улыбается. Хвать! – и я уже изучаю все страницы. Как интересно! Всё подчеркиваю…» [1, с. 357].

Конечно, можно было бы сказать, что в записи этого года заметно уверенное владение пером: есть логика, динамика, фактическая основа, единство стиля, точность, экспрессия, – но, думается, опытный автор перед публикацией все же мог подредактировать свою запись. И тем не менее дневниковая основа текста осталась: рассказчик очень искренен, взволнован, непосредствен, стиль индивидуализированный, есть конкретные фактические и языковые детали, в которых раскрываются взаимоотношения сына и матери и внешняя обстановка – городские и домашние условия проживания. Интересы молодого человека уже сориентированы на литературу и общественные проблемы, хотя в той же сноске (2004) есть и сетование автора на тогдашнюю его неустроенность, неопределенность пути (думается, что фраза целиком перенесена из дневника): «…а я, бедный, даже в институте не учусь, а всем завидую, всем, кто обрел себя» [1, с. 357]. У будущего писателя нет еще осознанности своих увлечений, понимания предначертанности пути, отсюда и два события следующего года.

1955 год. В этой записи два абзаца. Первый: «Поступаю в сельхозинститут на агрономический. Буду жить в деревне поближе к народу». Действие вполне мотивировано, ничто, как говорится, не предвещает беды. Второй абзац начинается так: «Декабрь. – Институт бросил. Там литературы нет». Отсутствие в учебном плане такого предмета, как литература, стало для новоиспеченного студента открытием, причем разноплановым: 1) абитуриент заблуждался, будто, как и в школе, во всех вузах этот предмет обязателен; 2) без литературы все остальные предметы оказались неинтересны; 3) литература является его любимым, возвышенным предметом для изучения, постижения (вспомним: все писатели – боги); 4) не нашлось единомышленников, сотоварищей по интересу к литературе; 5) агрономия не та сфера, которая увлекла бы нашего первокурсника на всю жизнь. Открытие приняло масштабы потрясения и привело к кардинальному решению: любой путь без литературы – не его путь. Вот она большая, жирная точка – и продолжение второго абзаца наполнено уже совсем другим настроением, новым смыслом и движением. Это те струны, те звуки, которые зазвучали в тексте коротко, но мощно: когда человек лишается чего-то необходимого ему, он ценит его еще больше и при возможности восстанавливает положение. В данном случае молодой человек понял, в чем его призвание.

Именно в этом абзаце впервые на страницах «Записей…» появились названия художественных произведений и изданий: «Золотая роза» Паустовского, «Гамбринус» Куприна, «Повести и рассказы» Бунина. Прочитанные юношей и прочувствованные, они вызвали в нем желание «Поскитаться!», уехать в Одессу, на романтический юг. Это желание привело его из Сибири в Краснодар, где в пединституте он стал учиться на историко-литературном факультете, потом работал в сельских школах Кубани. И еще много раз в «Записях перед сном» увидим мы вопросы, которые с поразительной откровенностью, открытостью задавал себе Виктор Лихоносов в студенческие годы: о своем предназначении, о месте в профессии, о писательстве, о наличии таланта. Он не прячется, не боится признаваться в своих слабостях, его продолжают одолевать сомнения. Кто вел дневники, тот знает, что именно там и бывает бескомпромиссный разговор с собой, а самобичевание в определенном смысле помогает определиться, закалить характер. «И надо признать себя таким, каким ты был в мгновения откровенности с самим собой» [1, с. 355]. Вот ряд таких строк:

«20 лет! Это так мало, но и много! Я напуган! Я еще не жил, я спал, хлебал материны щи, писал «прочувствованные» слова друзьям и… ничего не делал. Ужасно! С прошлым – всё! Я достану те 30 томов Джека Лондона!.. <…> Я в скором времени буду счастлив или… погибну. Рвать с прошлым! Пишу и не верю в себя» [1, с. 358];

«Ребенок я еще или кто другой, но живу какой-то экзотикой. Как будто не собираюсь жениться и никогда не явится необходимость о насущном хлебушке» [1, с. 363];

«…Чем больше я думаю, говорю о своем будущем, тем сильнее чувствую, что иду к неведомому морю. Неужели я останусь на полпути, задохнусь среди каких-то бездарей и ничего не достигну? Середина, золотая середина во всем!» [1, с. 363].

До самого 1963 года, то есть до первой публикации в «Новом мире» рассказа Лихоносова, по дневниковым страницам разбросаны «сомнения»: «Всё не понимал, чем я могу заняться в скором будущем… Почему-то я казался себе несчастливым» [1, с. 364]; «Я ведь не писатель и не думаю им стать. Но нужна поддержка мне во всем, закисающему в глуши!» [1, с. 368]; «Все бунтует во мне: идиот! Жизнь так уходит, а я?» [1, с. 372] и т.д.

Виктор Иванович, отзываясь на свои дневники, в примечании к «Записям…» написал в 2005 году: «Читаю себя и лишний раз удивляюсь, замечая свою давнишнюю тревогу: как мне в жизни повезло. Теперь-то я все «наперед» знаю, что могло со мной случиться, если бы не литература… Спасибо Господу!» [1, с. 363].

Но неужели у будущего писателя были только такие оценки себя, своего места в литературе, будущего? Конечно, нет. Его дневниковые записи интересно читать, узнавая подробности того, как складывалась его жизнь в целом. Главную тональность записям конца 1950-х и 1960-х годов придает литературная тематика, в последующие десятилетия проявится социальная и политическая. Несмотря на весьма критические выпады в свой собственный адрес, Лихоносов большей частью писал о многом, и мы видим, как развивался его литературный вкус, усложнялась палитра чтения, расширялся круг знакомых среди писателей и прототипов его будущих рассказов и романов. Уже в эти годы в нем сформировался интерес к творчеству Бунина и его окружению, проявилась тяга к путешествиям по местам, связанным с русскими писателями и их произведениями.

Слог записей становится более точным, ярким, наполняется красками, метафорами – в авторе просыпается чуткий, тонкий художник, он внимательно всматривается в то, что его окружает, замечает волнующую красоту и пишет о ней:

«1 июля. – По Волге на пароходе.

Темно. Еще проступают в ночи берега, низкие, влитые в реку. Часто вспыхивают молнии, на секунду охватывают берега искрами. Где-то льет дождь.

5 июля. – Волга течет медленно; медленно течет и время, день нескончаем; так же медленно, откуда-то издалека, тянется, течет сама жизнь на этих берегах.

В Воскресенске стояли час. Вечер. Тихо-тихо. Высоко над Волгой, у самого края, выгоревшие дощатые дома. Сколько им лет? Кажется, еще при татарах стояли…» [1, с. 379].

И тогда же появляются мысли о том, что не всё отражено писателями: «Почему в нашей литературе нет ничего (про Волгу ли, Оку или Обь), ничего похожего на то русское чувство, которое переживаю я нынче в путешествии? Ничего похожего на великую первобытность жизни?

Отплыли, и сердце щемило от этой вечной жизни… <…>. Ведь никого больше не увижу. Вот в чем музыка жизни. Если бы я был писателем, вот на какой ноте писал бы» [1, с. 379–380].

В такие часы и дни проявляется в душе молодого автора предчувствие творчества, готовность откликаться на поэзию жизни и воодушевляться ею: «…тут три дня тосковал Лермонтов. Он говорил в «Тамани» устами Печорина: «Что мне до чужой жизни?» Вот так же и поздним людям: что им до Лермонтова? Куда ни гляну, тянет, как сквозняком, неуловимой музыкой, тайной… С этой поэзией в душе, задумчивостью и ходил и уезжать буду…» [1, с. 385]. В записях этих лет закладывается и особая манера Лихоносова изображать душевную жизнь человека в повседневных ситуациях с помощью четких и точных деталей, живого диалога и внутренних монологов.

Так определяется, усиливается в «Записях…» тема обретения себя, она перерождается в уверенную, без колебаний позицию героя стать профессиональным литератором. Ее закрепила публикация рассказа «Брянские» в престижном «толстом» журнале и признание творческого таланта Лихоносова литературным обществом. В 1966 году Виктор Иванович был принят в Союз писателей СССР, это событие преобразило его жизнь.

Итак, рассмотрены первые три десятка страниц «Записок перед сном». Какой же лейтмотив сложился из открытых в тексте звуков, какова характерная тема, которая обрисовывает жизнь главного героя – самого автора? Несомненно, это поиски себя как писателя: от признания в самом начале детской нерасположенности к письму и неумелости в сочинительстве, от спутанности ориентиров в выборе пути, далее к ощущению настойчивой потребности найти точку опоры, определить свой главный интерес среди множества занятий и убедить себя в наличии таланта – до выхода на дорогу писательства. Всё это сопровождалось, с одной стороны, большими сомнениями, даже болезненной критикой в собственный адрес, с другой – проявлением чувства ответственности и осознанием необходимости развиваться, быть сильным, настойчивым.

Исчерпанность темы поиска места в жизни и литературе в первой части «Записок перед сном», ограниченной 1947–1966 годами, привела к дальнейшему расширению тематики произведения – на следующих страницах Виктор Иванович Лихоносов представил свои зрелые наблюдения о жизни, раздумья о национальной истории, оценку творчества и личностей разных писателей, свое видение событий и их художественное осмысление.

Использованные источники:

1. Лихоносов, В.И. Записи перед сном / В.И. Лихоносов. Тут и поклонился. – СПб. : Владимир Даль, 2016. – С. 353–684.