Интервью О. Панаэтова с В. Кожиновым  

— Вадим Валерианович, история России трагична и величественна. Какова, по-вашему, в ней роль казачества?

— И трагическая, и величественная. Казачество прошло чрезвычайно сложный и трудный путь. Сейчас становится ясно, что это явление глубокой древности. В районе Дона, между Доном и Хопром, предки казаков появились еще до XII века.

Древность казачества раскрыта в замечательной книге А. А. Шенникова «Червленый Яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья» в XIV – ХVI вв., изданной в 1987 году. Концепцию автора подтверждает и то, что казаки сохранили былинный эпос. Пусть не в очень полном и совершенном виде, но — сохранили. А между тем доказано, что в ХII веке эпос уже отмирает в центральных областях России. Значит, те люди из центральной России, из Киевской Руси, которые ушли в Поморье, в Заволжье и, наконец, в эти казачьи области, — его сохранили. Потому что им это было важно: они как бы оторвались от основной массы народа и дорожили всем, что было связано с национально-историческим самосознанием.

В период своего становления казаки воспринимали себя как отдельную самостоятельную реальность, не имеющую прямого отношения к русскому народу. Очевидно, в этом была какая-то неизбежность. Нельзя закрывать глаза и на тот факт, что в течение долгих веков казаки часто выступали в качестве враждебной основной Руси силы. Но тем значительнее, что в конечном счете казачество превратилось как бы в противоположность тому, что оно являло собой ранее, то есть в самых верных и стойких защитников России.

Это было связано прежде всего со службой Белому Царю. То есть казаки, опять-таки, ощущали себя не чем-то влившимся целиком и полностью в тью в состав русского народа, — у них была своеобразная обособленность, очень сложная, очень противоречивая — историческая, социальная. Она воспринималась и осознавалась как почти национальная, то есть, что казаки — как бы люди совсем другого племени, другого этноса. Это неверно. Таких различных этносов можно найти в русском народе сколько угодно, поскольку он занимал огромную территорию, имел сложную историю. Но тем не менее казаки служили не какой-то этнической идее, они служили империи, или, возьмем русское слово, державе. Это, конечно, было великое служение.

Сейчас много охотников отрицать, дискредитировать само понятие «империя». При этом никто не задумывается над тем, что империя 6ыла не только в России. Было много империй на протяжении всей истории человечества. На Западе с глубочайшим уважением относятся к империям, потому что они играли огромную цивилизаторскую и объединяющую роль. Если бы на протяжении истории Европы не было империй, не было бы и Европы. И точно так же не было бы и России.

И казаки, действительно, в своем служении державе — причем есть различные свидетельства, показывающие, что это служение было, во-первых, глубоко осознанным, а во-вторых, в высшей степени благородным, нравственным, — в этом они, действительно, явили поразительный пример. Величие казачества состоит, в частности, в том, что служение распространялось на всех представителей казачества.

В России до определенного времени не было всеобщей воинской повинности. Был отбор — так называемые рекруты. Остальные люди, в общем-то, не считали себя принадлежащими к защитникам Отечества. Ну разве что в годину самых острых столкновений с врагом образовывались народные ополчения. Но это были, так сказать, особые случаи. А казачество все в целом, в сути своей, осознавало себя защитником, Отечества, защитником державы. Это в высшей степени  замечательная черта.

Начиная с 1812 года (это абсолютно точный рубеж) казачество именно таковым и было. И даже после чудовищных насилий, которые так называемые интернационалисты учинили над казачеством во время гражданской войны и позднее, в годы коллективизации, тем не менее уже в начале последней войны, с немецкими оккупантами, оно вдруг возродилось и воскресло. Это было тогда своего рода чудо. Многие это так и воспринимали. Ведь считали, что казачества нет или, во всяком случае, оно деморализовано, потеряло свой статус, и вдруг казачьи части вновь наводят ужас на немцев, как когда-то на французов или турок. Вот какая удивительная вещь. Перед лицом всеобщей опасности были забыты все обиды. И какие! Этого нельзя не оценить, нельзя не восхищаться этим.

— Что Вы можете сказать об исторических перспективах казачества в спасении и строительстве той России, в которой мы живем сегодня?

— Возрождение казачества — это очень сложное дело, к которому, на мой взгляд, многие нынешние идеологи подходят слишком легкомысленно и несолидно. Сила казачества и его величие уходят корнями в тот факт, что оно возникло органически. Был какой-то, так сказать, выплеск людей за пределы границ России. И там они начали строить свою жизнь. Строить, как говорил когда-то великий философ Кант, «целесообразно без цели». То есть у них не было какой-либо прямой цели‚ никто не предполагал, что казачество выльется в то, во что оно вылилось. Но была целесообразность. Неосознаваемая, но сильная. Именно потому, что то, что не осознается, но является органическим развитием самого бытия, — сильнее всего и надежнее.

Я нисколько не сомневаюсь, что казачество сможет возродиться только в том случае, если будет как бы подхвачена эстафета, будут установлены какие-то скрепы, связывающие сегодняшний его день с органическим, многовековым развитием. Просто так приказать или провозгласить создание казачества — это бессмыслица, детская игра в казаки-разбойники. Прежде всего необходимо, чтобы люди реально вспомнили о прошлом бытии, несмотря на такой перерыв, и, если хотите, уцепились за землю.

Как этого добиться?  Очень сложно. Тут встают всякие вопросы — и социальные, и юридические, и какие хотите. Но мне думается, что казачество воспрянет не тогда, когда оно оденется в экзотическую форму и начнет собираться на какие-то сходки, а когда начнет работать на земле. Неизмеримо важнее любое проявление естественного существования на земле, связанное с древними обычаями, протягивающее туда не оборванную до конца нить, чем то внешнее впечатление казачества, которое мы сейчас часто наблюдаем по телевизору, да и в реальности.

Для некоторых людей, участвующих в этом замечательном движении, причем людей вроде бы ответственных, похоже, важно чисто формально признать, что есть казаки, как-то их оформить, и дело завертится само собой. В действительности же грандиозной, незыблемой основой казачества было именно то, что оно находилось на земле.

Причем своеобразие казачества прежде всего в том, что это люди, вросшие корнями в землю и в то же время готовые в любой момент двинуться в поход. И одно не противоречит другому. Это очень сложный механизм постоянной взаимозаменяемости: кто-то отправляется в поход, кто-то продолжает сидеть на земле, и все это заранее продумано, размечено, существует строго налаженный порядок. В любом истинном произведении о казаках, а русская литература дала о них несколько вершинных произведений, и прежде всего это «Казаки» Л.Н. Толстого, – показано и то, что люди вросли корнями в землю, и то, что они в любой момент готовы двинуться куда угодно.

Так вот, если этого не будет (причем это необходимо положить в основу), все может остаться игрой. Это первое.

А второе, о чем я не могу не сказать (это никакое не осуждение, не критика, это просто стремление привлечь внимание к реальным фактам, — поскольку казачество возрождается, оно, если хотите, очень юно). Мне кажется, казаки проявляют излишнюю доверчивость к тому, чему доверять не следует, в частности к различным постановлениям правительства. Сейчас наша власть ведет себя совершенно беспринципно. Это говорит о ее несостоятельности, неустойчивости. Она основные силы тратит на то, чтобы доказать себе и другим, что она существует, и поэтому безумно стремится любую группу людей, любую часть общества чем-то подкупить, привлечь на свою сторону. Причем обещания и посулы, исходящие от власти, ничего не стоят, так как речь идет не о заботе о действительно реальном строительстве страны, а только о таком привлечении на свою сторону людей, безразлично каких, чтобы, задобрив их, получить какую-то поддержку и удержаться у власти.

Может быть, я не все точно знаю. Но средства массовой информации уверяют: последние указы президента и решения правительства вызвали такой восторг и энтузиазм у казаков, что они заявили о полной поддержке президента и правительства и чуть ли не с оружием в руках готовы защищать эту власть. Мне это представляется, прежде всего, проявлением наивности, доверчивости, которую, конечно, нельзя осуждать, потому что казачье движение еще очень юное. Однако это все же, простите, инфантилизм, и от него надо решительно избавляться.

Ведь все слышали, что, например, накануне референдума заявлялось о том, что недопустимо отпускать цены на бензин, а те, кто это сделает, будут наказаны. Проходит всего месяц, и эти цены отпускаются лично президентом. И таких примеров безответственного заигрывания властей с народом можно привести десятки и сотни. Ясно, что это ведет к дальнейшему разрушению государства.

Сейчас объявляют: из-за задержки повышения цен на бензин были потеряны сотни миллиардов рублей. Я не оцениваю само повышение — это другой, сложный вопрос. Одно могу сказать: ни в одной стране в условиях экономической разрухи цены не освобождаются. Это я могу сказать совершенно точно, представив соответствующие доказательства из первоисточников.

Государство может отказаться от регулирования цен (правда, не всех — цены на сельскохозяйственные продукты всегда регулируются) только в условиях здоровой, нормальной экономики. Один этот факт мог бы убедить предводителей, идеологов казачества в том, что нельзя с таким восторгом принимать заигрывания власти. Вера в то, что будто бы все в порядке и что именно эта власть обеспечит здоровье и мощное развитие казачества, это, конечно, очень наивное, утопическое представление, и от него надо избавляться.

— Как Вы относитесь к закону о реабилитации казачества как репрессированного народа и к указу президента, предусматривающему государственную поддержку казачества? Вы видите здесь только заигрывание власти или, может быть, есть какие-то положительные моменты?

 — Что касается закона о реабилитации, он, конечно, должен был быть принят, поскольку давным-давно уже было сказано об этом. До всякой перестройки уже появились работы, в которых говорилось о чудовищном терроре, в сущности – геноциде по отношению к казакам. Так что это вполне естественно. И плохо не то, что принят такой закон. Он должен быть воспринят как нечто само собой разумеющееся. Меня огорчает, что я вижу радостные лица представителей казачества: вот-де, нас, наконец, реабилитировали. Единственное, что можно было сказать, услышав такой указ: «Сколько лет ждали-то?» А я вилел неподдельную радость, которая меня удивляет.

Когда я думаю о казачестве, мне хочется рассказать один эпизод. Он чрезвычайно яркий. Как-то я встретился с писателем, который долгие годы просидел в лагерях. Он показал мне письмо своего солагерника, совершенно простого человека. И этот солагерник рассказывал своему товарищу по несчастью о том, что недавно прочитал книгу нашего замечательного писателя Михаила Шолохова «Тихий Дон». И, с одной стороны, восхищался этим произведением, просил писателя передать привет Шолохову, а с другой, –  писал о том, что в романе нет конца. А конец его, сообщает, я видел своими глазами. И дальше рассказывает, что еще до встречи с этим писателем он был в каком-то лагере в Западной Сибири. А до него в этом лагере содержались донские казаки. Рядом с лагерем была огромная поляна, такая большая, что когда с одного конца смотришь — другой в дымке. И вся она была уставлена крестами. А на крестах было написано: «Здесь лежат казаки станицы Вешенской», «Здесь лежат казаки станицы Каменской» и т. д. Вот если б Шолохов это описал, это и был бы настоящий конец романа. Вот как обстоит дело...

Еще один поразительный пример. В свое время известный исследователь творчества Шолохова из Ростова Константин Прийма вступил в переписку с вождем восстания 1919 года на Дону П.Н. Кудиновым, который ушел вместе с деникинцами. Письмо было опубликовано еще в 1962 в «Литературной газете», в очерке Приймы о Кудинове. Кудинов рассказывал, что жил в Болгарии в эмиграции, работал. Но пришли наши войска в 1944 году, вспомнили, что он был предводителем восстания, и отправили в лагерь. В 1956 году он был выпущен и ехал к себе на Дон, считая, что все его испытания позади, наконец-то обнимет он свой родной Дон. «И вот, представьте себе, – писал Кудинов, — когда я приехал на Дон; я изошел его вдоль и поперек. Я знал там тысячи людей, но не нашел не только ни одного человека, кого бы я знал (а прошло все-таки не так уж и много лет), я не нашел детей этих людей. Мне стало так страшно, так пустынно. Я вернулся в Болгарию». Так в Болгарии он жил и умер. Вот что такое судьба казачества.

И разве ни странно после всего этого, что люди разражаются какой-то благодарностью по поводу того, что элементарно?

Что касается указа о поддержке государством казачества. Не только до 1917 года, но и в тот период Великой Отечественной войны, когда вдруг вспомнили, что есть казаки, и дали им возможность самостоятельно воевать с врагом, конечно, была поддержка государством. Но какая в этом его заслуга? Кто же еще обязан позаботиться о той части населения, которая на протяжении долгого времени была вернейшим защитником страны? Так что, по-моему, это совершенно элементарный указ. Надо извлечь из него какие-то реальные результаты. Это другой вопрос.

Но я повторяю, меня смущает то, что я вижу людей, ликующих по поводу этих указов. Элементарных, подобно наделению людей паспортами. Когда люди возвращаются в той или иной мере к естественному состоянию, то по этому поводу надо не ликовать, не благодарить кого-то, а принять, как должное, и заняться реальным творческим устроением своего бытия.

1993 г.